Что делать с Айседорой Дункан?

Что делать с Айседорой Дункан?

В жизни Сергея Есенина наступило время, когда он стал терять веру в себя. При встрече с Бениславской нередко говорил, что ему нужно помочь выкарабкаться из этого состояния, необходимо срочно найти выход для окончательного разрыва отношений с Дункан.

— Если вы, Галя и Аня, бросите меня, то это будет полный конец, так как больше никто не сможет мне помочь, — с нескрываемой тоской говорил он девушкам.

За разговором Сергей и Галина просиживали иногда в комнате всю ночь. Говорили обо всем. Деликатно, чтобы не обидеть, Галина попросила однажды Сергея рассказать о Дункан. Есенин не смутился, не ушел от ответа, а стал рассказывать о ее сложной биографии, как она стала танцовщицей, как создала свою школу танца, отличающегося от классического балета, как у нее складывались семейные отношения с разными мужьями, затем о трагической гибели ее детей. Есенин не скрывал своих былых чувств к ней.

— Была страсть, и большая страсть, — рассказывал он с волнением. — Целый год это продолжалось, а потом все прошло и ничего не осталось, ничего нет. Когда страсть была, ничего не видел, а теперь… Боже мой, какой же я был слепой, где были мои глаза. Это, верно, всегда так слепнут.

Рассказывал о личных отношениях с Айседорой, о семейных скандалах, о том, как он хотел уйти от нее, как он однажды при ссоре разбил зеркало, а она вызвала полицию. Как положили его в Париже в психбольницу… Затем приостановился, задумался, вспоминая, и дополнил:

— А какая она нежная была со мной, как мать. Она говорила, что я похож на ее погибшего сына. В ней вообще очень много нежности…

После недолгого молчания Галина спросила:

— А сейчас сохранились ли чувства к Дункан? Может быть, все это самообман, а на самом деле все мучения из-за нее. На самом деле, сам того не понимая, любишь ее. Стоит ли в таком случае разрывать с ней отношения.

Сергей посмотрел на нее, стараясь еще раз понять смысл вопроса, а потом твердо и отчетливо произнес:

— Нет, это вовсе не так. Там для меня конец. Совсем конец. К Дункан уже ничего нет и не может быть, — повторил опять. — Да, страсть была, но все прошло. Пусто, понимаете, совсем пусто.

Бениславская вновь высказала свои сомнения, но Есенин настаивал:

— Галя, поймите же, что вам я верю и вам не стану лгать. Ничего там нет для меня. И спасаться оттуда надо, а не толкать меня обратно…

Дункан не хотела верить в окончательный разрыв с Есениным, во время гастролей продолжала присылать на его имя телеграммы с просьбой приехать к ней. «Все придумывал, — вспоминала Г. Бениславская, — как бы это кончить сразу. В одно утро проснулся, сел на кровати и написал телеграмму: «Я говорил еще в Париже что в России я уйду ты меня очень озлобила люблю тебя но жить с тобой не буду сейчас я женат и счастлив тебе желаю того же. Есенин».

Дал прочитать текст Галине, которая заметила, что лучше не упоминать о любви. Переделал:

«Я люблю другую женат и счастлив Есенин».

В воспоминаниях Бениславская так описала этот эпизод с телеграммами: «Так как телеграммы, адресовавшиеся на Богословский переулок (а Сергей Александрович жил уже на Брюсовском) не прекращались, то я решила послать телеграмму от своего имени, рассчитывая задеть чисто женские струны и этим прекратить поток телеграмм из Крыма:

«Ялта. Айседоре Дункан. Гостиница «Россия». Писем телеграмм Есенину больше не шлите он со мной к вам не приедет никогда не вернется надо считаться Галина Бениславская».

Хохотали мы с С. А. над этой телеграммой целое утро. Еще бы — такой вызывающий тон не в моем духе, и если бы Дункан хоть немного знала меня, то, конечно, поняла бы, что это отпугивание, и только. Но, к счастью, она меня никогда не видела и ничего о моем существовании не знала. Поэтому телеграмма, по рассказам, вызвала целую бурю и уничтожающий ответ:

«Получила телеграмму должно быть твоей прислуги Бениславской пишет чтобы писем и телеграмм на Богословский больше не посылать разве переменил адрес прошу объяснить телеграммой Очень люблю Изадора».

Сергей Александрович сначала смеялся и был доволен, что моя телеграмма произвела такой эффект и вывела окончательно из себя Дункан настолько, что она ругаться стала. Он верно рассчитал, что это последняя телеграмма от нее. Но потом вдруг испугался, что она по приезде в Москву ворвется к нам на Никитскую, устроит скандал и оскорбит меня.

— Вы ее не знаете, она на все пойдет, — повторял он.

И, несмотря на уверения, что в данном случае добрая половина зависит от моего такта и, кроме того, в квартире на Никитской, если она хотя бы проявит намерение меня тронуть, то ей достанется от всей нашей квартиры и т. п., он все же долго боялся этого».