Кресты: 448, 452, 102, 821, 780, 758, 732, 448а, 791
Кресты: 448, 452, 102, 821, 780, 758, 732, 448а, 791
В жизни современного человека возникает множество провоцирующих стресс ситуаций. Неудобства причиняемые давкой в общественном транспорте, идиотская реклама перебивающая показ интересного фильма, очередное «незначительное» повышение квартирной платы — могут вызвать лёгкое беспокойство и испортить настроение. К куда более серьёзному нарушению эмоциональной стабильности приводит увольнение с работы или смерть близкого человека. Но первую строку в перечне стресс-факторов лавиной обрушивающихся на человека и полностью перетряхивающих весь его внутренний мир, занимает арест. Ещё вчера бывший свободным, привыкший по собственному усмотрению распоряжаться собой и своим временем человек, сегодня попадает в тюрьму и оказывается заключённым в маленькое изолированное пространство, не предусматривающее для него никакой свободы жизненного манёвра. Потеряв независимость, он из субъекта исторического процесса превращается в обычный объект, зарегистрированный учреждением министерства юстиции в качестве обвиняемого по такой-то статье и принуждается к выполнению канцелярских инструкций детально регламентирующих его подневольное существование. Родные люди и привычные занятия оказываются вне зоны доступа арестанта, и он испытывает сильнейшее эмоциональное потрясение, ведущее к депрессии и отчаянию. Лишённый возможности привычным образом проявлять свою активность человек становится собственной тенью, его время останавливается и лишь навязчивые воспоминания о прошлом мелькают в потоке серых арестантских дней. Внутренние страдания усугубляются страданиями физическими: суровые условия тюремной жизни не дают ни расслабиться, ни забыться, и снежная лавина тяжелейшего стресса накрывает того, кто недавно считал себя уникальной и неповторимой личностью, с головой; сейчас это запуганное существо не понимающее, что с ним происходит и проявляющее в поведении явные признаки неадекватности.
Но всё проходит и рано или поздно человек адаптируется к новым условиям существования, успокаивается и начинает видеть положительные моменты там, где ранее и не подумал их искать. На первый взгляд казавшаяся невыносимой жизнь в заключении обнаруживает многие стороны, позволяющие хотя бы на время почувствовать себя полноценным человеком. Сквозь застилающие глаза мрак проступают новые перспективы и ориентиры. Адаптация неизбежна, однако в моём индивидуальном случае совсем не было времени на передышку и привыкание проходило с трудом.
В ходе последнего сеанса общения с Бойко и Стебенёвым был выдвинут ультиматум: либо признательные показания и сотрудничество со следствием, включая разглашение всех эпизодов деятельности «Шульц-88», либо мне будет устроена тотальная прожарка. Желая ускорить развязку и окончательно расставить все точки над «i», я ответил категорическим отказом. Тогда Стебенёв сказал, чтобы, вернувшись в камеру, я собирал вещи и готовился к переезду. Переводить из камеры в камеру меня собирались до тех пор, пока я не изменю свою позицию.
«Катать» зэков по хатам — излюбленное наказание тюремных оперов. «Корпусной» — сотрудник в чью обязанность входит открывать и закрывать камеры — внезапно стучит кулаком в кормушку, выкрикивает твою фамилию, и двадцать минут спустя дверь открывается, и ты уходишь в неизвестность. Переезды могут продолжаться месяцами: только успев, познакомится с новыми людьми и кое-как переночевав, на следующее утро ты уже вновь тащишь свой баул по галерее, ища глазами приколоченный к двери номер твоей следующей отведённой под проживание камеры. Сильный стресс тебе гарантирован, ведь даже такой серьёзный человек, как «ночной губернатор Санкт-Петербурга», лидер «тамбовской ОПГ» Владимир Кумарин в своих воспоминаниях упоминал, как давят на психику арестанта эти «поиски тюремного счастья» по воле оперов.
Переезды не были бы так тяжелы и утомительны, если бы в разных камерах не существовали различные формы взаимоотношений арестантов. В начале первого десятилетия XX века в Крестах находились многие участники банд ставших печально известными в 90-е годы. Принято считать, что эпоха бандитского беспредела давно канула в лету, однако отмороженные герои кровавых событий прошлого, из тех, кто остался в живых, и до сих пор существуют, находясь в тюрьмах и лагерях уголовноисправительной системы. В отличие от уголовников старой, ещё советской закалки придерживающихся в неволе строгих, но справедливых арестантских понятий, отморозки, как говорится, не знают ничего святого и продолжают беспредельничать теперь уже в тюремных стенах. Их намерения обычно имеют корыстный мотив (кроме тех случаев, когда в силу ставшей генетически врожденной жестокости им доставляет удовольствие насилие и издевательства над более слабыми сокамерниками): они вымогают у своих жертв большие суммы денег, для получения которых несчастные занимают у друзей и родных и даже продают свои квартиры; применяя жестокое насилие и угрозы, отморозки подавляют у людей волю к сопротивлению, после чего делают с ними всё что хотят. И естественно, вымогательства происходят при активном участии коррумпированных ментов, которые распределяют нужных людей в нужные камеры, закрывают глаза на творящийся беспредел и получают в итоге свою долю.
Конечно, мне не хотелось попасть к беспредельщикам, но больше всего пугала нависшая как дамоклов меч мрачная перспектива оказаться в «петушатнике» — среди представителей тюремной касты отверженных называемых «обиженными», «угловыми» или попросту пидорами. Пытаясь лишить меня психологического равновесия, Стебенёв каждый раз угрожал переводом в такую камеру и, будучи совсем неопытным арестантом, я был склонен воспринять его угрозу всерьёз. По сложившимся негласным правилам сажать нормальных зэков в петушиные хаты было нельзя, и всё-таки существовала реальная вероятность провокации. Здесь надо понимать, что по тюремным понятиям, зэк, однажды переступивший порог петушатника больше не имеет хода назад. Единственна возможность сохранить статус нормального заключается в том, что он должен «поставить на лыжи» находящихся там петухов, т. е. заставить их, выйдя на утренней проверке отказаться возвращаться назад. Чтобы реализовать эту возможность необходимо обладать большой физической силой, потому что петухи навряд ли захотят покинуть свой дом добровольно, и их нужно будет бить пока они не «сломятся». Куда легче просто не заходить в «стрёмные» хаты (правда, я слышал истории, как мусора насильно закидывали туда людей), однако номера всех петушатников в Крестах, где почти тысяча камер, были мне неизвестны. Поэтому прежде чем зайти в хату я был вынужден стучаться в соседние и спрашивать, всё ли в порядке.
Катание по Крестам затянулось на три месяца, четверть года, девяносто дней. Под конец этого чудовищного марафона я похудел и осунулся, а моя личность начала расщепляться, память ослабла, сообразительность заметно понизилась. Переезжая из камеры в камеру, я уже не обращал живого внимания на людей, какое переполняло меня сразу после ареста: десятки лиц узнанные в долгом путешествии незаметно сложились в одно коллективное безобразное лицо, казалось вторгающееся в сознание откуда-то из романов Уильяма Фолкнера.
Везде меня встречали по-разному. Кто-то выражал равнодушие, а кто-то сочувствовал, одни восторгались масштабами моего дела, тогда как другие отзывались грубо и неприязненно. Я словно плыл по течению жизненной реки уже не чувствуя боли когда могучая волна вдруг бросала меня и била головой о камни. В одной из камер меня сильно избили без всяких видимых причин, а в следующей рассказали, что Стебенёв обещает отсутствие наказания даже в том случае, если меня убьют. В самый разгар репрессий я пережил глубоко личную трагедию — меня отставила любимая девушка. О ней я часто думал, находясь в заключении и даже теперь, спустя шесть лет мне мучительно тяжело бередить эту старую рану. Напишу только, что та любовь была моей настоящей; её я называл весной своей жизни, и после неё в душе наступила затяжная осень…
Всему приходит конец, и в марте 2004 года уголовное дело было передано в суд. Добиваться признаний больше не имело смысла, и меня оставили в покое. Открылась новая страница моего тюремного бытия, новая страница моей жизни.