Глава 5 Первый морской лорд (1919–1936 гг)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 5

Первый морской лорд (1919–1936 гг)

За возраст, за ум и зубастую,

С крепкими мышцами пасть.

В том, что Закон не предвидел,

Закон предводителя власть.

В первые месяцы после окончания войны Битти купался в славе, которая на него обрушилась. 3 апреля 1919 г. его и Джеллико специальным приказом произвели в звание адмиралов флота. По закону в Великобритании имелись только три такие вакансии, и все три были заполнены. Однако для Битти и Джеллико, учитывая их заслуги перед нацией во время войны, создали две дополнительные вакансии. Битти стал самым молодым адмиралом флота в истории Англии — ему исполнилось только 48 лет. Второй случай в истории военно-морских сил Великобритании, когда военный моряк в звании адмирала флота являлся одновременно и командующим действующим флотом (когда в 1744 г. командующий флотом лорд Норрис был произведен в адмиралы флота, ему исполнилось уже 84!). Флаг адмирала флота развевался на мачте «Куин Элизабет» ровно 4 дня. 7 апреля флаг адмирала Битти был спущен — Гранд Флит перестал существовать.

С окончанием войны отпала необходимость в бронированном кулаке такой чудовищной силы (380 боевых единиц, включая американские корабли). Гранд Флит выполнил свою роль. 11 линейных кораблей и 5 линейных крейсеров с соответствующим количеством легких кораблей вошли в состав вновь сформированного Атлантического флота. Еще 6 дредноутов составили ядро Отечественного флота. Оба флота в водах метрополии были подчинены адмиралу Чарльзу Мэддену. Еще 6 дредноутов отправились в Средиземное море, остальные — за пределы европейских вод.

На некоторое время Биттн остался как бы не у дел. Летом 1919 г. он отправился со своими домочадцами в круиз по Средиземному морю. По возвращении из путешествия его ожидал новый водопад почестей: почетный гражданин Лондона, орден «За заслуги», почетные ученые степени и звания старейших университетов и, наконец, пожалование в августе графского титула. Первоначально премьер-министр намеревался испросить у короля для Битти титул виконта, но Уэмисс выступил с категорическими возражениями. Первый морской лорд считал, что к решению таких вопросов надо подходить очень осторожно. Ни в коем случае нельзя создавать ситуаций, которые дали бы повод думать, будто вклад флота в дело победы над Германией был меньшим, чем вклад армии. Поскольку фельдмаршал Дуглас Хейг удостоился графского титула, едва ли было бы справедливым не оказать такой же почести командующему флотом. 7 августа того же года парламент вотировал награждение наиболее выдающихся флотоводцев крупными денежными суммами. Битти получил 100 000 ф. ст., Джеллико — 50 000 ф. ст., де Робек, Мэдден, Кейс и Тируит по 10 000 ф. ст.

Одновременно с перераспределением сил флота произошли перестановки ключевых фигур в Адмиралтействе. 16 января 1919 г. Эрика Геддеса на посту морского министра сменил Уолтер Лонг, что было расценено «Дэйли Мэйл» как «чисто политическое назначение». В 1905 г. Лонгу была предоставлена возможность возглавить военно-морское ведомство, но тогда он от нее отказался. В 1916–1919 гг. он занимал должность министра по делам колоний. Новый руководитель морской политики, впервые имевший дело с такой специфической сферой деятельности, на многих производил впечатление «типичного джентльмена из западного графства». Даже у самых рьяных почитателей Лонга не поворачивался язык назвать его умным человеком, но ему всегда хватало здравого смысла работать в согласии со своими профессиональными советниками и прислушиваться к их мнению. В свое время Ллойд Джордж дал ему весьма нелестную характеристику: «Уолтер Лонг был одним из тех политиков, которые завоевывают доверие своей партии осторожностью, умеренностью и здравым смыслом, потому что в своих высказываниях никогда не переступают за пределы банальных и штампованных мнений своей партии и никогда не поражают аудиторию оригинальностью мысли, смелой или блестящей фразой. В свое время подобные люди пользовались большим авторитетом и влиянием в центральных органах каждой партии. Будущие поколения либо совсем забывают о них, либо не перестают удивляться, как могли они занимать такое высокое положение среди своих современников. И, несмотря на то что каждое поколение восхищается такого типа политиками и доверяет им, никто не перестает удивляться тому, что их предки делали то же самое».

Пост морского министра был последним в карьере Лонга, и он вступил в должность уже будучи тяжело больным человеком. Новый морской министр с самого начала признавал, что он не собирается основательно вникать во флотские дела. Тем не менее на флоте приход Лонга в Адмиралтейство встретили вполне благожелательно. Битти писал Уэмиссу: «Я думаю, нам повезло, что мы получили Лонга — он прямолинеен и, несомненно, джентльмен». Радость военных моряков объяснялась просто. Незадолго перед тем ходили упорные слухи, что должность морского министра будет предложена Черчиллю. Уэмисс, считавший, что пребывание Черчилля в Адмиралтействе будет представлять «опасность общенационального масштаба», заявил, что он немедленно подаст в отставку. Когда слухи о приходе Черчилля не оправдались, все испытали нескрываемое облегчение.

Однако отношения между Лонгом и Уэмиссом как-то сразу не сложились. Ситуация усугублялась частыми столкновениями между первым морским лордом и командующим флотом. Вначале между ними возникли разногласия по поводу условий капитуляции германского флота. Битти открыто критиковал первого морского лорда за недостаточно жесткую позицию. Обращения «Дорогой Рози» и «Дорогой Дэвид» во взаимной переписке были прочно забыты. Затем Уэмисс рекомендовал на пост командующего эскадрой линейных крейсеров адмирала Роджера Кейса и поставил об этом в известность Битти уже пост-фактум. Это было прямым нарушением установленной процедуры, согласно которой по таким назначениям Адмиралтейство всегда предварительно консультировалось с командующим флотом. Битти немедленно потребовал объяснений и громко жаловался, что его игнорируют. Дело было вовсе не в Кейсе, против которого командующий флотом ничего не имел. Эти ожесточенные стычки стали проявлением скрытого соперничества между двумя адмиралами за кресло первого морского лорда.

Еще осенью 1918 г. Эрик Геддес в неофициальной беседе сообщил Битти, что Уэмисс якобы собирается подавать в отставку и что в этом случае он собирается предложить его должность Битти, как только с Германией будет подписан мир. Между тем, время шло, Геддес сам покинул военно-морское ведомство, мир с Германией был подписан, Гранд Флит расформирован, Битти оказался не у дела Уэмисс все оставался в Адмиралтействе. Сложившаяся ситуация начинала раздражать адмирала флота. Битти можно было понять, но он повел себя не самым лучшим образом. Бывший командующий флотом не погнушался сделать эту ситуацию достоянием прессы. Газеты немедленно подняли крик о «несправедливости», чинимой по отношению к человеку выигравшему войну на море. Тот факт, что самый заслуженный боевой адмирал оказался «безработным», был использован оппозицией для атаки на правительство.

В результате Лонг вынужден был начать официальные переговоры с Битти на предмет перехода последнего на пост первого морского лорда. Битти, которому к тому времени его военные заслуги окончательно вскружили голову, потребовал для себя непомерных привилегий. Он заявил Лонгу, что придет в Адмиралтейство только на определенных условиях: совмещение постов первого морского лорда и командующего флотом, право единоличного решения при назначении командующих флотами и соединениями без консультаций с советом Адмиралтейства. Условия Битти были с порога отвергнуты. Почувствовав, что высшее кресло в военно-морской иерархии Великобритании от него уплывает, Битти с неприличной поспешностью дал согласие, уже без всяких условий. Лонгу очень не хотелось расставаться с Уэмиссом. Он искренне считал его «лучшим первым морским лордом» и предвидел, что с Битти ему будет очень не просто.

Но в кадровые перестановки в высших эшелонах военно-морского ведомства вмешалась большая политика. Лонг смущенно и сбивчиво несколько раз заводил с первым морским лордом разговор о пожаловании ему титула виконта и крупного денежного вознаграждения. Но эти разговоры не могли скрыть всю неприличность создавшегося положения, тем более что они оказались пустыми. 1 ноября 1919 г. адмирал флота Розлин Уэстер-Уэмисс, первый морской лорд Великобритании вышел в отставку. Ему было всего 55, и по закону он мог бы оставаться на действительной службе еще 15 лет. Но для бывшего первого морского лорда в Англии не существовало более высокого поста, и ему нечего было предложить. Он был единственным военным руководителем Великобритании времен первой мировой войны такого масштаба, который не получил «ни почестей, ни вознаграждений и которому даже не сказали спасибо».

В Адмиралтействе Битти столкнулся с массой сложнейших проблем: война и интервенция в России, необходимость выработки доктрины послевоенной морской политики в условиях растущей морской мощи США и Японии, дискуссия о будущем линейного корабля, демобилизация флота и свертывание программ военного времени, вопрос о сокращении морских вооружений на конференциях 20-х гг., модернизация флота и обобщение опыта войны, сооружение военно-морской базы в Сингапуре и т. д. Забегая вперед, следует сразу подчеркнуть, что решение принципиальных вопросов морской политики — стратегии и дипломатии, судостроительных программ — практически полностью было оставлено на усмотрение первого морского лорда. Те привилегии, которые Битти требовал признать за ним, он осуществлял.

В результате в британском Адмиралтействе 20-х гг. сложилась ситуация, аналогичная существовавшей в «эру Фишера», когда на первый план выдвигалась сильная личность, подавлявшая всех своей волей и авторитетом. Битти осуществлял «единоличное правление» почти 8 лет — с ноября 1919 г. по июль 1927 г. — даже дольше Фишера. Итог деятельности Битти в Адмиралтействе 20-х гг. лучше всех подвел Морис Хэнки в своем письме к адмиралу когда отставка последнего была уже предрешена: «Нам всем будет вас очень не хватать. За 26 лет моей государственной службы я знал только одного первого морского лорда, который мог на равных говорить с самыми высокопоставленными политиками и отстаивать перед ними свою позицию. За исключением Фишера, но Фишер был чудаком, не всегда умевшим четко сформулировать задачу».

Свою главную задачу на посту первого морского лорда Битти видел в убеждении правительства в правильности своих стратегических принципов и необходимости соответствующего материального обеспечения для претворения их в жизнь. Это была сугубо политическая сфера, и его успех целиком зависел от способности поддерживать хорошие отношения с министрами и, прежде всего, со своим непосредственным шефом — морским министром. В Адмиралтействе Битти пришлось иметь дело с пятью морскими министрами. Если бы они не отстаивали его взгляды в парламенте, правительстве и межведомственных переговорах, в особенности с министерством финансов и его главой, все планы Битти по развитию военного флота потерпели бы полный провал.

Уолтер Лонг, преодолев первое неприятное впечатление от претензий адмирала, впоследствии всячески поддерживал его инициативы, насколько это позволяло министру его слабое здоровье.

Самой сильной политической фигурой в этой пятерке был Леопольд Эмери, занимавший пост морского министра с 31 декабря 1922 г. по 28 января 1924 г… Эмери иногда приходилось ставить Битти «на место», когда адмирал угрожал «неконституционными действиями», но в целом они плодотворно сотрудничали и между ними царило взаимопонимание. Эмери, в отличие от своих предшественников на этой должности Уолтера Лонга и Артура Ли, всегда стремился лично вникать во все флотские проблемы, был на короткой ноге со многими адмиралами и командирами кораблей, и слыл активным поборником неограниченного наращивания морских вооружений. И впоследствии Эмери, уже не будучи морским министром по многим вопросам смыкался с представителями военно-морских кругов и отстаивал их интересы в парламенте и кабинете министров. «Черчилль, как министр финансов, повел сокрушительное наступление против морской программы, и по этому вопросу мне, как бывшему морскому министру, пришлось объединиться с моим преемником Вилли Бриджменом и с Битти и дать ясно понять Бодуину, что нельзя пренебрегать точкой зрения морского министерства, не вызвав правительственного кризиса.

Морское министерство сумело отстоять свое мнение, что минимальным требованием Англии при обсуждении в Женеве в 1927 г. вопроса о разоружении на море должно быть 70 крейсеров, необходимых для выполнения английским военно-морским флотом своих задач во всем мире. В 1930 г. лейбористское правительство малодушно пошло на уступку по этому пункту, согласившись урезать число крейсеров до 50 и приравнять его к числу крейсеров, имевшихся у США. Твердая позиция кабинета по этому вопросу привела к отставке лорда Роберта Сесиля, что было большим облегчением для тех, кто, подобно мне, считал, что его наивная вера в Лигу Наций может привести к утрате Англией сознания своей ответственности за сохранение мира во всем мире и особенно ее обороноспособности».

В январе 1924 г. впервые в истории Англии к власти пришел лейбористский кабинет, и Эмери в Адмиралтействе сменил Фредерик Челмсфорд, к которому Битти поначалу отнесся весьма подозрительно. «Сегодня, как я уже упоминал, Эмери отбыл и нелегкая принесла лорда Челмсфорда, который потерпел полный провал в качестве вице-короля Индии, а теперь, как законченный ренегат, предал консерваторов и переметнулся к лейбористам и социалистам. Я бы предпочел иметь дело с настоящим лейбористом, а не таким гибридом.» Однако очень скоро Битти переменил свое мнение о «министре-социалисте»: «Я имел продолжительную беседу с лордом Челмсфордом, и он мне понравился. Он производит впечатление трезвомыслящего и откровенного человека. Я думаю, вскоре он будет смотреть на вещи нашими глазами…». Прогноз Битти полностью подтвердился. Адмирал отлично сработался с Челмсфордом, и последний неизменно оказывал ему всемерную поддержку в нелегких дискуссиях с лейбористским министром финансов Филиппом Сноуденом.

Наилучшие отношения у Битти сложились с У. Бриджменом, возглавлявшим военно-морское ведомство с ноября 1924 по июнь 1929 г. «Вилли» Бриджмен, в силу своего характера, в наибольшей степени из всех пяти привык полагаться на своего главного профессионального советника. По свидетельству бывшего морского офицера, а затем лейбористского политика Дж. М. Кенуорти, «он являлся типичным сквайром, продуктом английской земельной аристократии. Поставленный в любые обстоятельства, его мозг автоматически будет работать в заданном направлении. Поставьте его во главе военного министерства, и он будет биться за то, чтобы иметь больше танков, больше тяжелой артиллерии, больше пехотных батальонов. Пожалуй, он стал бы настаивать и на сохранении кавалерии…».

Все пять морских министров безоговорочно признавали авторитет Битти как военного профессионала и за рамками формальных заседаний кабинета министров реальную морскую политику полностью отдавали на усмотрение первого морского лорда. Единственным из этой пятерки, с кем у Битти совершенно не сложились отношения, был Артур Ли, которому довелось возглавлять «военно-морскую часть» британской делегации на Вашингтонской конференции 1921–1922 гг…

Наилучшим образом их отношения могут охарактеризовать отрывки из записей в дневнике леди Ли: «2 марта 1921 г. А. (Артур Ли. — Д. Л.) сказал мне, что гражданские в Адмиралтействе и некоторые морские лорды очень довольны тем решением, которое предложил А., но другие морские лорды, включая Битти и Брока, склонны демонстрировать холодность и неприязненность. Он думает, что у Битти явно не в порядке с головой и что он принадлежит к числу военных руководителей типа „оголтелых кавалеристов“, которые не блещут глубиной или обширностью познаний, а вот Брок это действительно голова.

В течение последующих нескольких недель неприятности А. в Адмиралтействе были связаны с противоречиями между ним и Битти. который совершенно определенно слишком много выбалтывает прессе о своем желании инициировать большую судостроительную программу. Адмирал Бентник (секретарь по делам флота у А.), который очень осторожен, полагает, что Битти никогда не был лоялен по отношению к кому бы то ни было. В отношении А. его манеры почти всегда отвратительны, грубы и почти что нарушают субординацию, но А. проявляет сверхчеловеческое терпение и отказывается предоставить ему открытый повод для ухода в отставку.

24 апреля 1921 г. Мы с А. „побывали в свете“, отужинали с семейством Битти в имении Эшера, которое они сняли на сезон. Леди Битти сидела по одну сторону от А., а леди Лэсселс (племянница лорда Бальфура) — по другую. Леди Битти, как обычно, жаловалась А. С безапелляционностью и в совершенно шокирующем стиле: „Военные заслуги Дэвида остались непризнанными страной“. Это выглядит несколько странно после того, как ему пожаловали графский титул, звание адмирала флота, орден Бани 1-й степени, орден „За заслуги“ и сумму в 100 000 фунтов от парламента. Чего же он еще хочет — по-видимому, орден Подвязки, и если это так, то король совершенно справедливо отказался рассматривать этот вопрос».

По окончании войны британская военно-морская администрация столкнулась с массой проблем. На первый взгляд, положение Великобритании как великой морской державы казалось прочным и незыблемым. Разгром Германии и захват германского военного флота устранил самого грозного противника в борьбе за господство на морях. Британский флот насчитывал в тот момент около 1 300 боевых кораблей, суммарным тоннажем 3 250 000 т, что примерно было равно суммарному тоннажу военных флотов всех остальных стран вместе взятых. По основным классам боевых кораблей военный флот Великобритании насчитывал 42 дредноута и линейных крейсера, 28 линейных кораблей додредноутного типа, 4 авианосца, 120 крейсеров, 527 эсминцев и 147 подводных лодок. Личный состав британских военно-морских сил к моменту подписания перемирия насчитывал 438 000 матросов и офицеров. По военным программам морского строительства на британских верфях в различной стадии готовности находились еще 1 005 кораблей различных классов.

Но истощенной четырехлетней войной английской экономике было уже не по силам содержание такого чудовищного флота. Впрочем, в мирное время в таком количестве боевых кораблей не было необходимости. В составе флота числилось много устаревших кораблей, утративших свое военное значение. Согласно плану Адмиралтейства, подготовленному в июне 1919 г., в составе флота мирного времени сохранялось следующее количество кораблей основных классов: 33 дредноута, 8 линейных крейсеров, 60 легких крейсеров и 352 эсминца. Такой расклад был предложен адмиралом Сиднеем Фримантлом. Он по-прежнему верил в аксиому, что решающим орудием в борьбе за господство на море будут линейные корабли и что именно количеством линкоров будет измеряться морская мощь государств в послевоенном мире. В ответ на замечания критиков о возросшей роли подводных лодок, Фримантл указывал, что во время войны ни один английский или германский линкор не был потоплен торпедами.

Однако и такой флот был не по силам английской экономике. Общественное мнение также ожидало более радикальных сокращений военного флота и морского бюджета. Битти вынужден был подписать отправку на слом 38 линейных кораблей. В это число вошли не только все броненосцы додредноутного типа, но и несколько вполне современных дредноутов, еще не отслуживших свой срок. Вслед за ними отправились 2 броненосных крейсера, 87 легких крейсеров, большое количество миноносцев, подводных лодок и вспомогательных судов. К концу 1919 г. было демобилизовано 13 600 офицеров и 202 000 матросов и старшин. Численность личного состава мирного времени была определена в 150 000 человек.

Работы по выполнению морских программ военного времени практически прекратились. Что касается тяжелых кораблей, то до конца войны была заложена только одна серия из 4 линейных крейсеров:

«Худ», «Хоу», «Родней» и «Энсон». Из них достраивался только «Худ». Спущенный на воду в 1918 г., он стал крупнейшим линейным кораблем британского флота 20–30 гг. и олицетворением британской морской мощи межвоенного времени. Стандартное водоизмещение «Худа» составило 41 200 т (полное, соответственно — 45 200 т), длина корпуса — 262 м. Силовая установка мощностью 144 000 л. с. позволяла ему развивать скорость до 31 уз. Главная артиллерия состояла из восьми 381-мм в четырех двухорудийных башнях.

Другой головной болью морского лорда стала гражданская война и интервенция в России. С первых же дней существования советской власти в России Адмиралтейство заняло однозначно антибольшевистскую позицию. Октябрьская революция лишила Англию самого сильного союзника на востоке, а принципы, провозглашенные большевиками, угрожали целостности и стабильности Британской империи, ее глобальным стратегическим и экономическим интересам. Битти с первых же дней вступления в должность руководителя морской политики был настроен действовать решительно.

Особенно его беспокоила ситуация, складывавшаяся на Каспийском море: «В настоящее время положение Деникина на каспийском побережье очень серьезно. Он потерял Царицын и Кисловодск, и флот большевиков на Волге, как мне доложили 27 декабря, не продвинулся на юг только по причине нехватки топлива. Флот Деникина, сосредоточенный в Петровске, как сообщают, абсолютно не в состоянии дать отпор большевикам… Английский контроль над Каспийским морем будет совершенно необходимым условием для осуществления любой военной операции, которая может потребоваться для защиты Персии, Месопотамии или Индии, или для защиты закавказских республик, если большевики продолжат свое продвижение в южном направлении. В этих обстоятельствах Адмиралтейство считает крайне важным немедленное восстановление контроля над Каспийским морем. На наш взгляд, самым быстрым и наиболее эффективным способом достижения этого будет завладение всеми кораблями Деникина, какие он нам согласится передать, и укомплектование их английскими экипажами со Средиземноморского флота…».

Положение Врангеля Битти считал гораздо более прочным, но и ему он был готов помогать всеми доступными способами. В меморандуме, представленном Лонгу 5 августа 1920 г., первый морской лорд предлагал доставить морем любое количество солдат Врангеля в любую точку черноморского или азовского побережья и поддержать артиллерийским огнем высадку десанта. Битти также был готов силами флота подавить любые береговые батареи большевиков, а также оказать помощь белогвардейцам, если те вздумают вернуть Одессу. Балтика также не была оставлена в забвении: «Английские силы, как бы малы они ни были, должны оставаться в балтийских водах даже в течение зимы, поскольку они наверняка потребуются для защиты и оказания содействия прибалтийским государствам. Отказ в их просьбах неизбежно приведет к падению престижа Великобритании в глазах этих государств.» Для операций в Балтийском море Битти считал достаточным 2 легких крейсера и 5 эсминцев.

Эти легкие силы под командованием контр-адмирала Уолтера Кауана, базировавшиеся на Копенгаген, вели активные действия против балтийского побережья России и красного Балтийского флота. Кауан был сподвижником Битти и в первые годы войны служил под его непосредственным началом в качестве командира линейного крейсера «Принсес Ройял». В наши задачи не входит анализ балтийских операций эскадры Кауана. Скажем только, что война против большевиков оказалась не таким простым делом, как это могло показаться Битти с самого начала. Дело было не только в потере современного эсминца и подводной лодки. Зимняя кампания 1919–1920 гг. на Балтике оказалась неимоверно тяжелой. Восемь месяцев беспрерывных вахт и тяжелейших походов оказались непосильным грузом для экипажей Кауана, чьи моральные и физические силы и без того были на пределе истощения после четырех лет войны с Германией. «Условия оказались гораздо хуже, чем сама война.» Такие обстоятельства создавали благоприятную почву для большевистской пропаганды.

Первый морской лорд проявил крайнюю озабоченность падением морального духа экипажей на кораблях Кауана, подорванного задержкой демобилизации и пропагандой большевиков. Ситуация сложилась настолько серьезная, что в конце лета 1920 г. Битти счел уместным поставить в известность даже Ллойд Джорджа: «Дорогой премьер-министр. Сожалею, что пришлось испортить вам выходной неприятным чтением, но в последнее время дела приняли настолько серьезный оборот из-за активности советских делегатов, что я посчитал своей обязанностью написать вам и поставить вас в известность. Я полагаю, вы уже знаете из меморандума Адмиралтейства, что недавно два русских делегата Ротштейн и Милинсков (?!) [Это были Ф. А. Ротштейн и В. П. Милютин, направлявшиеся в Лондон проездом через Копенгаген — Д.Л.] пробрались на наш эсминец, готовящийся отбыть в Ревель, и выступали перед командой с пропагандой большевистских идей. Наши офицеры разведки доложили нам, что во всех военно-морских базах созданы „комитеты действий“, которые прилагают огромные усилия по распространению большевизма не только среди матросов, но и среди офицеров…». Вскоре Битти своим приказом возвратил большую часть кораблей в воды метрополии и отозвал самого Кауана, хотя британское военное присутствие в Балтийском море продолжалось до 1921 г. Эвакуация английских сил из Архангельска, Мурманска, Баку и Владивостока к тому времени также завершилась.

Однако в первые два года на посту руководителя морской политики Империи Битти гораздо больше заботили проблемы дальнейшего развития флота и, прежде всего, судьба линейного корабля. Академик А. Н. Крылов, посетивший в то время Великобританию, вспоминал: «Тогда вся Англия была занята вопросом, строить ли только малые быстроходные суда или еще дорогие броненосцы». Морские операции первой мировой войны и, прежде всего, возросшее значение морской авиации и подводных лодок дали повод некоторым специалистам поставить под сомнение боевую ценность линейных кораблей и целесообразность их дальнейшего строительства.

В США пропагандистом таких взглядов стал генерал Уильям Митчелл. После окончания войны он провел серию опытов с кораблями бывшего германского флота. Дредноут «Остфрисланд» был потоплен самолетами американской морской авиации за 4 минуты двумя 1 000-кг бомбами. Одна из них, упав недалеко от кормы корабля и взорвавшись под водой, произвела такой эффект, как если бы линкор подорвался на мощной морской мине.

Впоследствии опыты Митчелла были признаны ненаучными, поскольку они проводились в идеальных условиях: корабли-мишени буксировались на малой скорости, либо стояли неподвижно. После Вашингтонской конференции Митчелл проводил аналогичные опыты с новейшим американским линкором «Вашингтон», который подлежал уничтожению по «договору пяти держав». Бомбардировка этого корабля 800-кг бомбами не дала никакого результата. Линкор также выдержал 8 попаданий современными торпедами. Его потопили только после обстрела эскадрой линейных кораблей, добившихся 14 попаданий 356-мм снарядами. Таким образом, опыты Митчелла были опровергнуты им самим, и линкор еще долгое время продолжал оставаться главной силой военных флотов ведущих морских держав.

Однако поначалу эксперименты американского генерала произвели большое впечатление в США и за их пределами. В декабре 1920 г. в Великобритании была создана специальная государственная комиссия под председательством Эндрю Бонар Лоу, лидера консерваторов и будущего премьер-министра, для рассмотрения вопроса о целесообразности дальнейшего строительства линкоров. В комиссию также вошли У. Черчилль, У. Лонг, Э. Геддес, Р. Хорн и Битти, причем не в качестве профессионального советника при Лонге, а как полноправный участник. Впервые ему пришлось вести длительные дискуссии с политиками самого высокого ранга, одному против всех, поскольку Лонг по причине слабости здоровья пропустил большинство заседаний. Битти проявил себя незаурядным полемистом и в конечном итоге добился своего, навязав комиссии точку зрения Адмиралтейства.

Битти, конечно, был далек от таких консервативно-экстремистских взглядов, которые отстаивал Фримантл. Но первый морской лорд был убежден, что линейному кораблю еще предстоит проявить себя в войнах будущего и что потенциал этого класса боевых кораблей далеко не исчерпан, о чем свидетельствовал его меморандум от 14 декабря 1920 г. При этом Битти отдавал себе отчет, что новые реалии существенно изменили структуру военно-морских сил. Если в начале XX века эскадренные броненосцы в составе военных флотов ведущих морских держав исчислялись десятками, то в 20-х гг. такого количества линкоров не могли себе позволить даже самые богатые и процветающие страны. Это и неудивительно. Если стоимость строительства «Дредноута» обошлась британской казне в 1,8 млн. ф. ст., то более чем в 2 раза превосходивший его своими размерами «Худ» «потянул» на 12 000 000 млн. ф. ст. 10 ноября 1920 г. Битти имел продолжительную беседу с Гербертом Ричмондом и попросил его представить письменно свои соображения о будущей роли линейного корабля.

Ричмонд очень оперативно подготовил меморандум и снабдил первого морского лорда дополнительными аргументами: «Тактические приемы по использованию флота в 1916 г. уже не годятся для года 1920-го, и тем более для 1930-го. Флот в дальнейшем должен состоять всего из нескольких линейных кораблей и большого количества крейсеров. Предполагать, что мы собираемся иметь в составе флота 30 или более линкоров, стоимостью 8 млн. фунтов каждый, значит исходить из представления, будто у нации бездонные кошельки, а ведь это далеко не так. Нам следует рассчитывать на компактное соединение линейных кораблей как ядро с окружением из малых судов. Тактика примет совершенно другие формы. Компактные соединения тяжелых кораблей сделают торпедную атаку совершенно другим делом… Я напомнил Битти о Наполеоне, который сказал о необходимости менять тактику каждые десять лет. Это действительно так.»

И все же Битти стоило большого труда преодолеть предубеждения политиков и общественное мнение против линейных кораблей. Позднее адмирал признался Леопольду Эмери, что во многом был повинен в исходе Ютландского сражения. Если бы 1 июня 1916 г. германский флот был бы потоплен, военно-морское ведомство не подверглось бы таким нападкам в начале 20-х гг. С инакомыслием внутри военно-морского ведомства первый морской лорд боролся бескомпромиссно. Когда отставной адмирал Перси Скотт опубликовал в «Тайме» открытое письмо, в котором доказывал обреченность линейного корабля, Битти даже хотел лишить его пенсии: «В общем-то говоря, все они (члены комиссии Бонар Лоу. — Д. Л.) склонны поддерживать точку зрения Адмиралтейства, и я думаю, все будет в порядке. Перси Скотт вызвал у них большое возмущение. Его письмо в „Тайме“ просто чудовищно, и я не поручусь, что оно не повлечет дисциплинарных воздействий со стороны Адмиралтейства; я займусь этим делом и выясню, существует ли прецедент для исключения его из списка отставников с лишением пенсии».

Но самые сложные проблемы перед британским военно-морским ведомством 20-х гг. стояли именно в области стратегии и дипломатии. Едва успев отстоять свои позиции ведущей морской державы в войне с Германией, Англия столкнулась с вызовом со стороны США и Японии. На протяжении предшествующих столетий Великобритании для сохранения позиций ведущей морской державы было достаточно концентрировать свои флоты в европейских водах и блокировать морскую торговлю и военные корабли противника в его же портах. Так были последовательно побеждены Испания, Голландия, Франция и, наконец, Германия. В 20-х гг. XX в. впервые в своей истории Англии пришлось иметь дело с соперниками, флоты которых были сосредоточены за пределами европейских вод и отделены от Британских островов тысячами миль океанских просторов. Геополитическое и стратегическое положение новых потенциальных противников ставило перед англичанами задачи совсем другого масштаба и характера.

Выше уже говорилось о тех усилиях, которые были предприняты американцами по наращиванию своей морской мощи. Прогресс японских военно-морских сил был не менее впечатляющим. Накануне первой мировой войны, создавая дредноутный флот, японцы в очередной раз обратились за содействием к своему главному союзнику — Великобритании. Проект японского линейного крейсера разрабатывался фирмой «Виккерс» с учетом всех новейших технических решений, применявшихся тогда в британском флоте. «Конго» к моменту вступления в строй в 1913 г. оказался более мощной боевой единицей, чем «Лайон», на основе которого он создавался. Он имел полное водоизмещение 32 000 т, став на некоторое время крупнейшим военным кораблем в мире. Турбина, мощностью 64 000 л. с., позволяла ему развивать скорость хода до 27,5 узлов. Компоновка орудий главного калибра была такой же, как у его английского прототипа. Но там, где у «Лайона» стояли 343-мм пушки, у «Конго» были 356-мм, дальность стрельбы которых ограничивалась лишь видимостью горизонта. Однотипные «Харуна», «Хией», и «Кирисима» строились уже на японских верфях и вошли в состав флота в 1915 г.

Теперь эту четверку необходимо было дополнить соответствующими линейными кораблями. Проект «Конго» оказался неисчерпаемым источником вдохновения для японцев, которые на его основе хорошими темпами разработали весьма приличный линейный корабль. Он имел на вооружении все те же 14-дюймовые пушки, но за счет снижения скорости их число увеличилось с 8 до 12 (в шести двухорудийных башнях), а толщину броневого пояса удалось довести до 305 мм. Полное водоизмещение «Фусо» и «Ямасиро» приблизилось уже к 35 000 т. Императорский флот получил пару очень сильных линкоров. Не успели корпуса «Фусо» и «Ямасиро» сойти на воду, как на стапелях фирм «Кавасаки» и «Мицубиси» состоялась закладка килей следующей пары линкоров. «Исэ» и «Хиуга» несли так же, как и их предшественники, двенадцать 356-мм орудий в спаренных установках, правда, теперь расположенных несколько по-иному — парами, что облегчило управление огнем и позволило более компактно разместить погреба боезапаса. Вместо традиционных 152-мм пушек вспомогательной артиллерии их вооружили более современными 140-мм. «Исэ» и «Хиуга» имели также более обширную площадь главного броневого пояса и были на 1 000 т тяжелее своих предшественников.

Эти корабли еще несли на себе заметный отпечаток британского влияния. Зато следующую пару линкоров можно назвать полностью японскими кораблями. Проект создавался талантливым японским конструктором капитаном 1 ранга Хирагой с «чистого листа». Расположение главной артиллерии было таким же, как на европейских линкорах типа «Байерн» или типа «Куин Элизабет»: восемь орудий в четырех двухорудийных линейно возвышенных башнях в диаметральной плоскости корабля. «Нагато» и «Мутсу» стали первыми в мире линкорами, вооруженными 406-мм орудиями.

Сохранив типичное для «европейцев» размещение главной артиллерии, новые сверхдредноуты получили традиционный японский силуэт: красиво изогнутый нос и необычную фок-мачту. «Нагато» и «Мутсу» оказались уникальными кораблями, в которых редкостно сочетались основательное бронирование и высокая скорость хода. В 1920 г. на ходовых испытаниях «Нагато» легко показал 26,7 узла — ход, приличный и для линейного крейсера. Даже «быстроходный дивизион» линкоров типа «Куин Элизабет» уступал японцам в скорости не менее 2 узлов. Самое удивительное, что этот показатель удалось сохранить в тайне. Вплоть до конца второй мировой войны во всех справочниках утверждалось, что максимальная скорость «Нагато» не превышает 23 узлов.

Имея десятку таких линкоров, а также отличные крейсера, эсминцы и подводные лодки, японский императорский флот был готов потягаться за господство в западной части Тихого океана с любым потенциальным противником. И хотя Англия и Япония продолжали оставаться союзниками, такое усиление японской морской мощи начало вселять тревогу в сердца английских адмиралов. 9 декабря 1920 г. Битти писал Лонгу: «Я пересылаю вам документ, свидетельствующий, что японские заказы „Виккерсу“ уже перекрывают половину его мощностей по производству броневых плит на следующий год, что серьезно скажется на скорости сооружения наших кораблей. Пока мы выясняем отношения друг с другом, джепы действуют.»

Формирование новых направлений морской стратегии и дипломатии, а также расширение участия доминионов в развитии военного флота империи, британское Адмиралтейство связывало с миссией адмирала Джеллико. В феврале 1919 г. он отбыл в длительный вояж на линейном крейсере «Нью Зеланд», в ходе которого посетил Индию, Австралию, Новую Зеландию и Канаду. Концепция Джеллико сводилась к тому, что главным элементом морской стратегии Британской империи должна стать безопасность океанских коммуникаций. Это жизненно важно для самого существования Империи. «Для обеспечения безопасности имперских морских коммуникаций, писал Джеллико, требуется „сохранение британского морского превосходства“, необходимо удержание первенства Великобритании на морях».

В ходе своей поездки Джеллико пришел к выводу, что отныне наиболее вероятным противником Великобритании станут не США, а Япония. Только Япония способна нанести серьезный ущерб интересам Великобритании в Восточной Азии и на Тихом океане. Рано или поздно интересы двух держав в этих регионах неизбежно столкнутся и наиболее затронутыми конфликтами будут Индия и Австралия. Джеллико отмечал, что уже во время первой мировой войны отношения между Великобританией и Японией «характеризовались взаимным недоверием», и поэтому, подчеркивал он, «было бы очень неразумно полагаться только на англо-японский союз».

Джеллико наметил широкую программу усиления морских сил Великобритании на Дальнем Востоке и в Юго-Восточной Азии. По его мнению, новая британская морская стратегия должна была выразиться: 1) в создании сильного флота на Дальнем Востоке, сопоставимого с флотами других держав в этом регионе; 2) в укреплении Сингапура и Гонконга против возможной атаки линейных кораблей; 3) в создании мощных военно-морских баз на австралийском побережье и их укреплении.

Дальневосточный флот, по расчетам Джеллико, должен был состоять из 8 линкоров, 8 линейных крейсеров, 10 легких крейсеров, 43 современных лидеров и эсминцев, 12 эскадренных тральщиков и 1 минного заградителя. «Вклад» Австралии должен был составить 2 линейных крейсера, 8 легких крейсеров, 12 эсминцев, 1 авианосец и 8 подводных лодок. На долю Новой Зеландии в расчетах Джеллико приходилось 3 легких крейсера и 6 подводных лодок. Канаде предлагалось создать соединение легких крейсеров для охраны тихоокеанского побережья, а Индия должна была выплатить средства на строительство 5 легких крейсеров и 6 подводных лодок. Расходы на содержание общеимперского флота предполагалось распределить следующим образом: Великобритания — 75 %, Австралия — 20 %, Новая Зеландия — 5 %.

Таким образом, одна из целей Джеллико сводилась к тому, чтобы переложить на доминионы определенную часть расходов по развитию военно-морских сил Империи, при сохранении командования в руках британского Адмиралтейства. Однако миссия Джеллико не увенчалась успехом и, по его собственным словам, получилась чисто агитационной. Власти доминионов уклонились от обсуждения вопроса об увеличении их вклада в расходы на строительство военно-морского флота. Характерно, что Джеллико не был принят премьер-министром ни в одном из тех доминионов, которые он посетил, а его намечавшийся первоначально визит в Южно-Африканский Союз вообще был отменен по настоянию властей доминиона. И хотя Адмиралтейство настойчиво добивалось обсуждения правительствами доминионов выводов и предложений Джеллико, ничего реального из этого не вышло.

Лондону пришлось принять к сведению откровенное нежелание властей доминионов идти на увеличение своего вклада в дело обороны Империи и сделать из этого соответствующие выводы. «Это самым существенным образом, хотя и не сразу, сказалось на подходе британского руководства к проблеме ограничения морских вооружений и, прежде всего, к вопросу о судьбе англо-японского союза.» Как считает английский историк Ян Ниш, стоимость проекта Джеллико настолько выходила за пределы финансовых и экономических возможностей Великобритании, что даже в случае согласия доминионов внести свои посильные вклады, из этого все равно ничего не вышло бы.

В связи с вышеизложенным становится понятным, почему, несмотря на недовольство значительной части английских деловых кругов расширением экспансии Японии в Китае и Юго-Восточной Азии, в правительственных кабинетах Великобритании считали желательным сохранить в той или иной форме англо-японский союз. Особенно активно за возобновление союза выступали английские дипломаты, обеспокоенные слабостью военно-морских позиций Англии на Тихом океане. Форин Оффис представил кабинету пространный меморандум, в котором, в частности, говорилось: «Ослабление позиций Империи в Тихоокеанском регионе делает в высшей степени желательным сохранение дружественного отношения со стороны Японии. Если союз не будет возобновлен, мы окажемся в этом регионе один на один с подозрительной, а возможно, и враждебной Японией, что причинит нам огромное беспокойство в Индии, Китае и на Дальнем Востоке в целом». Английские представители в Японии Ф. Тилли и Р. Олстон были убеждены, что в случае отказа от возобновления союза «существует опасность, что Япония, оставшаяся в одиночестве, быстро попадет в объятия России или Германии». Тилли полагал, что англо-японский союз единственная альтернатива укрепить позиции Великобритании на Дальнем Востоке, поскольку «практическое достижение англоамериканского согласия чрезвычайно трудно».

Обострение американо-японского соперничества заставляло правительственные круги Японии также выступать в пользу продления союза с Англией. Британский посол в Токио Олстон писал министру иностранных дел Дж. II. Керзону 7 января 1920 г., что «исход войны, события на мирной конференции и позиция относительно них, высказанная в речах в сенате Соединенных Штатов, — все это содействовало убеждению японского народа в важности англо-японского союза». За продление союза выступали и военно-морские круги Японии, причем часть их представителей высказывалась за придание ему открыто выраженной антиамериканской направленности.

Таким образом, для возобновления англо-японского союза существовали очень серьезные основания, среди которых не последнюю роль сыграло соображение, что до тех пор, пока Япония будет союзником, она не будет противником. Однако возобновление англо-японского союза влекло за собой ухудшение отношений с Америкой.

В этом не было ничего удивительного. В 1920 г. военно-морской департамент США пришел к выводу, что американские интересы в Азии невозможно сохранить, не прибегая к конфликту с Японией. В этих условиях англо-японский союз превращался для США в настоящую анафему. Существование англо-японского союза было одним из источников роста антианглийских настроений в США после первой мировой войны. В конгрессе, в американских газетах и журналах, в публицистической литературе неоднократно указывалось, что Япония сумела укрепиться в Китае и на Тихом океане в огромной степени благодаря союзу с Англией. Англо-японский союз нейтрализовывал Великобританию как противовес японской экспансии; он обязывал Англию поддерживать Японию против любой третьей державы, даже если бы этой державой была Америка. Согласно мнению американских военно-морских экспертов, все эти факты говорили за то, чтобы США как можно скорее приступили к сооружению такого военного флота, который можно было бы противопоставить объединенным силам английского и японского флотов. Многие американские специалисты считали, что при необходимости США могли бы выиграть гонку вооружений даже в условиях объединенных усилий Англии и Японии, направленных против Америки.

Однако нам представляется, что задача оказалась бы проблематичной и труднодостижимой даже для такой экономически мощной державы, какими были Соединенные Штаты. В 1920/21 финансовом году в Японии приступили к выполнению новой морской программы (знаменитая программа 8:8). Английский военно-морской атташе в Токио контр-адмирал Р. Лей докладывал, что завершение новой японской морской программы к 1927–1928 гг. даст японскому флоту 8 новых линкоров, 8 линейных крейсеров, 22 легких крейсера, 77 эсминцев и 80 подводных лодок. Каждый из этих кораблей имел бы срок службы не более 8 лет. Японские тяжелые корабли, предусмотренные новой программой, — линкоры типа «Тоса» (водоизмещение — 39 000 т., десять — 406-мм орудий) и линейные крейсера типа «Акаги» (водоизмещение 43 000 т., восемь 406-мм орудий), — были сопоставимы с лучшими линкорами, проектируемыми в США.