НОВАЯ ТЕМА
НОВАЯ ТЕМА
В апреле 1939 года, после торжественного празднования двадцатипятилетнего юбилея Госета, к Михоэлсу обратился корреспондент» Литературной газеты» с традиционным вопросом: «Каковы Ваши творческие планы, над какой ролью Вы сейчас работаете?«Отец ответил: «Моя тема — мир и человек, устремляющий свой взгляд в этот мир; действительность и мировоззрение человека, почерпнутое из опыта действительности — это, пожалуй, одна из центральных актерских и режиссерских моих тем. Об этом должен рассказать и спектакль, который готовлю я сейчас и который должен в ближайшее время увидеть свет рампы, это» Соломон Маймон» драматурга Даниэля.
А впереди работа над» Блуждающими звездами» Шолом — Алейхема. Две звездочки жизни зажглись на тусклом горизонте неказистой местечковой действительности. Злой рок черной тенью лег между этими местечковыми Ромео и Джульеттой…
А еще дальше — «Ричард Третий». Есть роли, над которыми актер часто задумывается. Это роли — мечты, владеющие им много лет. Я страстно желаю сыграть Ричарда Третьего, одного из самых циничных и противоречивых героев мировой драматургии, человека волевого, действенного, ни перед чем не останавливающегося, не привыкшего отступать.
Я хочу попытаться психологически разгадать природу, характер, душевный строй врага — врага всего человеческого, всего прекрасного, врага морально — устойчивого, сильного, нашего сегодняшнего врага».
Мы с Ниной вспоминаем много разговоров о» Ричарде», но все они относятся к послевоенным годам. Интервью» Литературной газете» было дано еще до войны, и там впервые прозвучала тема» сегодняшнего врага» с открытым признанием его силы, что шло абсолютно вразрез с государственной установкой: «враг — глупый и слабый». А с августа 1939 года, как известно, и вовсе не враг, а союзник.
Начиная с 1939 года не было ни одного выступления, пусть это касалось самых творческих вопросов, где бы он не напоминал о той страшной опасности, которая грозит человечеству, если не отнестись к ней с должной серьезностью.
Поэтому, когда в сентябре был заключен» Пакт о ненападении» и в газетах появились пасторальные улыбки Риббентропа и Молотова, для отца это было тяжелейшим ударом.
«Настроение тяжелое, о каком лечении можно думать? — писал он мне из Кисловодска, куда его заставили поехать врачи после тяжелейшей гастрольной поездки. — Не понимаю, как можно довериться такому зверю?»
Письмо, к сожалению, не сохранилось — оно было изъято при обыске, но эти фразы я запомнила наизусть.
Хотя тогда еще невозможно было предвидеть масштабы катастрофы, однако Михоэлс воспринял поход Гитлера на Европу с остротой и болезненностью провидца.
Мне нередко приходится сталкиваться с неправильной, с моей точки зрения, оценкой роли Михоэлса в жизни евреев в советском обществе. Михоэлса сравнивают с маранами. Оценка принципиально ошибочная: мараны сохраняли в тайне верность своей религии, своему народу.
Михоэлс же открыто шел от еврейства к евреям, используя свой все возрастающий авторитет для помощи своему народу, для защиты его интересов.
В ответ на это к нему шла любовь и восторженное признание не только евреев, но и всей русской интеллигенции.
Между тем, эта чрезмерная популярность еврея и актера начинала вызывать беспокойство и подозрительность у власти и, в первую очередь, у Сталина.
Личность, подобная Михоэлсу, была неизбежно обречена на гибель в условиях сталинского режима, ибо существовала некая, едва уловимая зыбкая грань, за пределами которой неминуемая пропасть поглощала каждого, кто осмелился подняться над посредственностью.Так, например, объявив генетику вне закона, посадили и истребили блестящего ученого — генетика академика Вавилова.Маршал Тухачевский — слишком талантливый полководец, слишком незаурядный и обаятельный человек, который не укладывался в рамки допущенного — был расстрелян как» враг народа».
Но если Тухачевский, Вавилов, Плетнев, Туполев, да всех и не перечесть, были уничтожены или упрятаны за решетку, так как по тем или иным причинам вызывали злобу кровавого злодея, то главную опасность, как это ни парадоксально, представляли деятели искусств — поэты, художники, режиссеры, драматурги, прозаики — «работники идеологического фронта», как это тогда называлось.«Здесь убивают за стихи — знак неслыханного к ним уважения, потому что здесь еще способны жить стихами»,- пишет Надежда Мандельштам.