Часть II. «Однажды мир прогнется под нас»
Часть II. «Однажды мир прогнется под нас»
«Машина» постсоветской эпохи, это почти совсем другая машина. Не популярная, скажем, модель ВАЗа, в какой катались сами участники «МВ» перед расставанием с Росконцертом, а скорее тюнингованный «бумер» и прочие достойные иномарки, в которые постепенно пересели «машинисты» с наступлением «новой эры». Их поколение последовательно и энергично «входило во власть» в России и, в конце концов, власть эту фактически безраздельно обрело, что автоматически повлияло на укрепление статуса и привилегированность «Машины». Верховодить гигантской державой и сопредельными экс-советскими республиками стали (и продолжают поныне), как раз те, кто с полным основанием может сказать Макару сотоварищи сакраментальную фразу: «Мы выросли на ваших песнях». И пусть первые звания, ордена и прорыв на Красную площадь случились у «машинистов» при седом дедушке Ельцине, нет сомнений, что демократичный Борис Николаевич, прежде чем поощрить рок-группу, которую он вряд ли когда-нибудь запоем слушал, обратил внимание на рекомендации кого-то из не столь возрастных своих подчиненных.
Сюжеты о завистливых номенклатурных членах Союза композиторов, ретивых сотрудниках ОБХСС, «ментовских» облавах на сейшенах, гневе Пугачевой в отношении «МВ», превратились не более чем в забавные мемуарные эпизоды. «Машина Времени» позднего периода своей длиннейшей истории вполне уже равновесна Алле Борисовне и сейчас трудно представить, что когда-то было по-другому. Случись с группой в девяностые-«нулевые» проблема из разряда тех, что преследовали «МВ» в предыдущие десятилетия, на защиту коллектива встал бы уже не один космонавт Гречко, но десятки знаменитых актеров, телебоссов, политиков и т. п. Все они плавно как-то расширили круг закадычных друзей и товарищей «машинистов». Только обороняться «Машине» давно уже не от чего. Разве что от вердиктов ряда непримиримых интеллигентов, продолжающих риторический разбор «двойственной» макаровской морали и художественной позиции.
Если раньше саркастичные критики припоминали фронтмену «МВ» его тему «Будет день» и интересовались: достиг ли он, «того, чего хотел», когда перебрался из полуподполья на профессиональную сцену? То теперь поводом для стеба эстетов и неформалов над многолетним флагманом отечественной рок-музыки стал совсем другой, куда более амбициозный и самоуверенный язык «Машины», выдающий такие крылатые фразы, как «однажды мир прогнется под нас», «звезды не ездят в метро», «меня ожидают, везде и повсюду, меня предлагают, как главное блюдо…». Авторского раздражения в этих строках, по-моему, значительно меньше, чем победной провокационности. Живучесть и устойчивость «Машины» в любых исторических условиях и форматах моды, что ее недруги не совсем верно принимают за мимикрию, позволяют группе сегодня разговаривать с веком, если хотите, с позиции силы. И потому «МВ» едет по хайвэю, а не разделяющие ее сути, гудят клаксонами на объездных путях…
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКДанный текст является ознакомительным фрагментом.
Читайте также
Однажды в Америке
Однажды в Америке Меня бесило, когда Задорнов называл американцев тупыми. Конечно, они не тупые. Они – правильные. Их правильность для них настолько же естественна, как для нас наша извечная неправильность. Это противоречие и создает порой непонимание в сфере жизненно
ОДНАЖДЫ
ОДНАЖДЫ — Человек ли ты?— Так, Господи.— Страх держи в душе.— Почему, Господи?— Человек ли ты?— Так, Господи.— Страх держи в душе, человек.— Не служишь ли врагу Моему?— Нет, Господи.— И впредь не служи.— Суесловием не грешишь ли?— Грешен, Господи.— Иди и не греши больше.—
Однажды вечером
Однажды вечером В узких вазах томленье умирающих лилий. Запад был медно-красный. Вечер был голубой. О Леконте де Лиле мы с тобой говорили, О холодном поэте мы грустили с тобой. Мы не раз открывали шелковистые томы И читали спокойно и шептали: не тот! Но тогда нам
Однажды
Однажды Однажды Гоголь вышел из кареты На свежий воздух. Думать было лень. Но он во мгле увидел силуэты Полузабытых тощих деревень. Он пожалел безрадостное племя, Оплакал детства светлые года, Не смог представить будущее время — И произнес: — Как скучно,
II. «Но однажды в час урочный…»
II. «Но однажды в час урочный…» Но однажды в час урочный, Вдруг нарушив мирный ток, В гимне дивном звук неточный Взвился глух и одинок… Ах, неладное случилось, Небывалое пришло, Чудом темным опустилось И глаза заволокло. И у трона на ступени, Странно вдруг отяжелев, Он
Однажды
Однажды Еду на машине, взятой в аренду, из Норвегии в Швецию через Тронгейм. Границы нет, что хорошо, потому что мне нужно было избежать таможенного контроля.В ту пору многие страны уже перешли на правостороннее движение. И вот я еду и, естественно, не замечаю маленького
Часть I Однажды в Бэзилдоне
Часть I Однажды в Бэзилдоне Иногда мне вдруг кажется, что вот-вот я проснусь и окажусь на своей старой работе, с синтезатором в чемодане, и отправлюсь играть в крошечном заведении в районе Кэннинг-таун. Все это действительно похоже на сон, и произошло все очень быстро. Энди
Однажды…
Однажды… Улица в Витебске. 1914. Бумага, тушь.Однажды, когда я в очередной раз уехал доставать для школы хлеб, краски и деньги, мои учителя подняли бунт, в который втянули и учеников.Да простит их Господь!И вот те, кого я пригрел, кому дал работу и кусок хлеба, постановили
Однажды…
Однажды… Итак, все то, что я могла написать о моей жизни, я написала, однако должна сознаться, что почти половина осталась ненаписанной.Целые годы совсем мною пропущены, многие люди и события, имевшие большое влияние на мою судьбу, останутся неизвестными.Я не могу назвать
Часть первая. Воспитанница Часть вторая. Мариинский театр Часть третья. Европа Часть четвертая. Война и революция Часть пятая. Дягилев Часть первая
Часть первая. Воспитанница Часть вторая. Мариинский театр Часть третья. Европа Часть четвертая. Война и революция Часть пятая. Дягилев Часть
Однажды осенью
Однажды осенью Глубокой осенью 1933 года я зашел по делу к начальнику транспортной авиации и в его приемной увидел Маврикия Трофимовича Слепнева. Он тихонько сидел в углу у окна и, не обращая ни на кого внимания, мудрил что-то над географической картой.– Что колдуешь? –
ОДНАЖДЫ…
ОДНАЖДЫ… <…>[2](гру)зовика с посылками для заключенных, были вывешены по блокам списки и… в них оказались мое и майора Г. Г. имена. Откуда? Кто вспомнил о нас? Кто нам, «политическим прокаженным», решился послать этот знак памяти и внимания? Мы оба терялись в догадках и,