В преддверии премии

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

В преддверии премии

С марта 1940-го начал работать Комитет по Сталинским премиям в области литературы и искусств. Утвержден председатель с двумя заместителями и 36 «рядовыми» представителями всех ветвей искусств и почти всех союзных республик. Потом в Комитете была создана секция литературы — восемь писателей, в том числе Шолохов, и два литературоведа.

Комитет дал директиву — формировать список претендентов на премию. Союз писателей не промедлил и в конце августа собрал свой президиум. Постановили представить на соискание премии Михаила Шолохова за роман «Тихий Дон»: «Ограничиваясь одной кандидатурой из ряда других, имеющих выдающиеся успехи за текущий год в прозе, поэзии, драматургии и критике, — Президиум ССП подчеркивает этим значение, придаваемое им присуждению премии им. Сталина».

Вскоре прошло заседание Ученого совета академического Института мировой литературы. Он тоже выдвинул «Тихий Дон».

И вдруг Фадеев спустя два месяца предложил президиуму Союза писателей пополнить список соискателей фамилиями еще четырех писателей (возможно, ЦК подсказал не выделять особо автора «Тихого Дона», подвергавшегося критике).

В числе новых кандидатур Сергей Сергеев-Ценский со своим романом «Севастопольская страда». Он живописует оборону Севастополя во время Крымской войны 1853–1856 годов.

…Все знали: премия имени Сталина является и премией Сталина. За вождем оставалось последнее слово, кого награждать. Он умел превращать свои политические взгляды в доходчивые директивы для писателей. К тому же слыл усердным читателем, чем отличался от всех остальных, кого призвал в свой «ареопаг». В воспоминаниях Н. С. Хрущева есть признание: «Некогда было читать художественную литературу. Помню, как-то Молотов спросил меня: „Товарищ Хрущев, вам удается читать?“ Я ответил: „Товарищ Молотов, очень мало“. „У меня тоже так получается. Все засасывают неотложные дела…“»

Интересно выглядит личность вождя, если взглянуть одновременно на его отношение к политике и к изящной словесности.

Знал о километрах юбилейных од в свою честь и проглотил колючую «статейку» Шолохова. Испытал позор первых месяцев войны с Финляндией, но ни разу не прицыкнул на тех борзописцев, чьи сочинения клубились ура-шапкозакидательством. В экономике не все ладно, но находит время дать приказ готовить постановление ЦК партии «О литературной критике и библиографии». В нем есть строки: «В большинстве газет и журналов почти исчезли литературно-критические материалы». А после этого запретительное предписание: «Ликвидировать искусственно созданную при СП секцию критики» или «Прекратить издание обособленного от писателей и литераторов журнала „Литературный критик“».

Отставание критики. От Шолохова она не отставала. О нем писали наперегонки. Даже Фадеев вниманием не обошел, упомянув в «Правде» о неожиданных занятиях Шолохова: «Появляется ряд блестящих сценарных работ. Назовем хотя бы написанные за последний год сценарии…» В их числе назвал сценарий «Поднятой целины» М. Шолохова и С. Ермолинского.

Что статьи, вышла отдельная книга В. Гоффеншефера «Михаил Шолохов» с биографией и разбором творчества. Самый последний абзац этого исследования обозначил главное: «В романах Шолохова ощущаешь черты и величие того нового, что будет называться советской классической литературой».

Дополнение. Одна из ярких особенностей таланта Шолохова — образность. Американский шолоховед Г. Ермолаев в своей книге «Михаил Шолохов и его творчество» (СПб., 2000) выявил в «Тихом Доне» 2146 сравнений (образных сопоставлений) только в категориях «человек», «животное», «природа», «предмет», «Бог», «черт» и т. д. К примеру: «Я без оружия, как баба с задратым подолом, — голый». Ученый сопоставил эту творческую статистику с «Войной и миром» Л. Толстого — здесь число сравнений 761, с «Доктором Живаго» Б. Пастернака — 729. Понятно, что эти подсчеты не являются оценками, а лишь сугубо творческими показателями.

Шолохов — великолепный творец метафор. Ермолаев выбрал из романа, например, глаголы, которые употреблены метафорически со словом «тишина». Какое же завидное многообразие: звенеть, расплескаться, застывать, цепенеть, дрожать, лечь, стыть, гудеть, баюкаться, нависать, пастись, покоиться, киснуть, распасться, лопнуть, репаться, трескаться, копиться, полоскаться, зреть, оседать, простереться, захрястнуть, пристыть, во весь рост встать, мертветь, ткаться, прясться.

В «Войне и мире» лишь одна таковая глагольная метафора — «воцарилась тишина».

Еще особенность шолоховского мастерства, по мнению ученого: «Около 60 различных оттенков цвета можно насчитать в его ранних рассказах и свыше 100 в „Тихом Доне“». Ермолаев даже обнаружил в этой палитре цвет «линялой заячьей шкурки».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.