Карибский кризис

Карибский кризис

С Раулем Кастро я познакомился на международной конференции рабочей молодежи во второй половине пятидесятых годов в Вене. Наша первая встреча с ним была такой же, как и со многими другими делегатами: на личные разговоры времени не было, пожали друг другу руки и пошли дальше, каждый своим путем.

Никто не называл его по имени. В то время как я возглавлял официальную делегацию советского комсомола, он представлял глубоко нелегальную организацию. В его родной стране еще правил режим диктатора Батисты. Кубинские делегаты, опасаясь репрессий, старались быть менее заметными. Если не ошибаюсь, не было их и при коллективном фотографировании.

Главой всей делегации кубинских комсомольцев в Австрии был тогда друг Рауля — Флавио Браво, первый секретарь подпольного Центрального Комитета. Именно он принимал Рауля в члены организации, когда оба сидели в тюрьме.

С Флавио я был уже знаком несколько лет: он, как и я, в пятидесятом году был в Китае в составе делегации Международной федерации демократической молодежи.

Позже на Острове Свободы он стал начальником оперативного управления Генерального штаба армии, а свою политическую карьеру закончил председателем парламента. Находясь на этом посту, он заболел и умер.

Судьба Рауля, выходца из богатой семьи, могла сложиться иначе. Она, казалось, готовила ему безоблачную жизнь наследника, как сотням подобных сынков американских и кубинских миллионеров. Но Рауль предпочел другую жизнь, полную тревог и лишений. Он стал на сторону защитников народных интересов, выступив против своего класса.

О том, что у Рауля Кастро есть брат Фидель, я тогда вообще не знал. Да и Фидель Кастро в ту пору придерживался иных взглядов, чем те, что были у участников коммунистического движения молодежи. Общей платформы, на которой могли пересечься наши пути, еще не существовало.

Мой интерес к молодому энергичному правоведу с характерной окладистой бородой возбудили первые сообщения в начале 1959 года: диктатор Батиста бежал из страны, революция победила. Имя Фиделя Кастро прогремело на весь мир.

На все его действия и вообще на кубинскую революцию в нашей стране сначала смотрели с любопытством и удивлением, однако и с уважением, несмотря на то что преобразования на Острове Свободы еще не были нацелены на коммунистическое будущее и не звучало никаких деклараций о дружбе с Советским Союзом. Революция свергла марионеточное диктаторское правительство и стремилась к формированию демократического общества. Она возбуждала надежды на то, что еще один народ в результате послевоенной национально-освободительной борьбы, охватившей весь мир, сможет править собственными силами, а не по указке своих богатых северных соседей.

Коммунистическая партия Кубы была образована в 1925 году и свою политическую деятельность развивала даже после ее запрета в 1952 году. Батиста жестоко преследовал членов партии и тех, кто просто симпатизировал коммунистическим идеям. Еще до победы революции 1959 года кубинские товарищи стали появляться в Москве на наших партийных съездах.

К коммунизму и его сторонникам Фидель Кастро поначалу относился не очень дружески, да и сам генеральный секретарь партии Блас Рока не пользовался его симпатией. Самый прославленный из братьев, Фидель обвинял тогда коммунистов в стремлении захватить власть и даже в том, что они готовят заговор против него самого. Подобное отношение, разумеется, руководителям Советского Союза не очень нравилось, однако еще не было необходимых условий, чтобы изменить обстановку и нормализовать взаимные отношения.

Немалую роль в том, что впоследствии Фидель Кастро склонился к коммунизму, сыграли его брат Рауль и Флавио Браво. Однако свое окончательное слово он произнес лишь после основательного изучения вопроса и тщательной проверки фактов. Он глубоко изучил марксистскую философию, работы Ленина, ибо не принадлежал к числу тех, кто воспринимал марксизм на слух, прослушав краткий курс. То, что прочитал и о чем размышлял, он глубоко осваивал, а затем, также по-своему, воспринимал как собственные взгляды.

Характерным для Фиделя Кастро, кроме всего прочего, было именно его стремление иметь собственное мнение, и притом глубоко обоснованное и квалифицированное. Он отличался сильной волей — волей человека, очень трудолюбивого и добросовестного. Не разобравшись как следует с целым комплексом проблем, не проникнув во все их аспекты, он отказывался делать какие-либо выводы. Зато потом было так же трудно побудить его что-то пересмотреть, тем более — изменить свою позицию.

К тому же он был мастером слова. Он мог четыре часа подряд интересно говорить и страстно убеждать, и при этом в руках у него были лишь два листка бумаги с парой тезисов и несколькими цифрами. Статный, высокий, прирожденный оратор, он всегда был удивительно хорошо подготовлен к любой ситуации.

Своими личными качествами он приобрел доброжелателей и сторонников во многих странах. На победу кубинских повстанцев под руководством Фиделя Кастро откликнулся весь континент Южной Америки. Даже в самих Соединенных Штатах оценка этой выдающейся фигуры была далеко не одинаковой.

Однако выжить в биполярно разделенном мире у самых берегов США без посторонней помощи для нового кубинского правительства было нереально. Экономика Кубы очень тяжело переносила последствия сокращения торговли с Соединенными Штатами. К тому же отношения с ними продолжали обостряться.

Ища выход из создавшегося положения, руководство страны попыталось расширить свои связи с Испанией, которая исторически была Кубе ближе других стран. Однако испанцы были не в состоянии удовлетворить кубинских, запросов.

Правящие круги США, привыкшие смотреть на Кубу как на свою вотчину, были прямо-таки ослеплены ненавистью к правительству Фиделя Кастро и одной из важнейших задач своей внешней политики поставили убийство Фиделя, свержение его правительства и возвращение Кубы под свой протекторат. Пугало их и воздействие кубинской революции на всю остальную Латинскую Америку. Потому росло число покушений на самого Фиделя, и многим людям из его охраны это стоило жизни, но желающих охранять своего вождя не убавлялось.

Еще при президенте Эйзенхауэре в марте 1960 года был разработан план вторжения на Кубу. Для этого было дано указание подготовить бригаду из кубинских политэмигрантов и из них же сформировать новое правительство Кубы. Задача была возложена на ЦРУ. Узнав об этом, мы, со своей стороны, поставили задачу нашим резидентам получить информацию о планах и сроках вторжения.

Свои источники для получения надежных сведений имели и кубинские товарищи.

3 января 1961 года администрация президента Д.Эйзенхауэра разорвала дипломатические отношения с Кубой, а вскоре после этого новая администрация во главе с президентом Джоном Кеннеди нанесла острову еще один удар, введя против него полную экономическую блокаду. Ясно было, что на этом американцы не остановятся.

И действительно, вскоре нам стало известно, что на секретном совещании, проводимом в начале апреля под председательством президента, руководители ЦРУ заверили его, что на Кубе им удалось подготовить большую группу вооруженных противников режима Кастро — не менее двух с половиной тысяч, — готовых поддержать высадку войск. Более того, на их сторону, как они утверждали, встанет не менее четверти кубинского населения. Получив все эти обнадеживающие сведения, президент утвердил план и дату вторжения на Кубу. Полторы тысячи кубинских эмигрантов под руководством ЦРУ должны были высадиться в заливе Кочинос и попытаться свергнуть Кастро. Сам план высадки был, разумеется, глубоко секретным.

Мы проинформировали революционные круги Кубы обо всем: о намерении убить Кастро, о шагах, предпринимаемых для нападения на страну, и о требованиях целой группы ближайших сотрудников президента Кеннеди (особенно из ЦРУ и Пентагона) полностью ликвидировать послереволюционный режим в Гаване. Куба готовилась к отпору.

17 апреля эмигранты, обученные во Флориде и Гватемале, высадились в заливе Кочинос, но были разбиты в открытом бою: многие погибли, более тысячи попали в плен. Провал задуманного плана стал для новой администрации США катастрофой. Она еще не успела как следует оглядеться, а на международной арене уже пожинала плоды падения своего престижа.

Защита же революции от враждебного могучего соседа стала целью всего кубинского народа.

Идеологический момент был неразрывно связан с национальными чувствами. Знаменательно, что накануне нападения, 16 апреля 1961 года, Фидель Кастро впервые публично заявил, что кубинская революция, начатая два с лишним года назад, носит социалистический характер, а несколько месяцев спустя, 2 декабря 1961 года, Кастро определил кубинскую революцию как марксистско-ленинскую. К более тесному сотрудничеству с нами в немалой степени Кубу подтолкнули сами Соединенные Штаты.

Факт, что в Западном полушарии возникло первое социалистическое государство, стал неопровержимым.

Однако и после всего этого Фидель не превратился в послушного исполнителя приказов Москвы, хотя в западной печати часто стали его так называть. Кастро проводил самостоятельную внешнюю политику, которая не всегда согласовывалась с симпатиями или антипатиями Советского Союза. Так, в то время, когда наши отношения с Пекином находились в состоянии «свободного падения», кубинско-китайские связи процветали; когда в контактах между Москвой и Албанией один взрыв следовал за другим, кубинский представитель поступал по-своему. Однако один фактор оставался постоянным и тревожным: над Кубой по-прежнему висела угроза нового американского нападения.

И действительно, Кеннеди не успокоился. По данным нашей разведки, американцами был разработан новый план удушения Кубы. Для подготовки нового вторжения на остров стали забрасываться и диверсионные группы, оружие и взрывчатка, различные технические средства, для чего использовались всевозможные способы доставки, даже рыбаки.

Широко проводились и другие диверсионные меры внутри страны: уничтожались урожаи сахарного тростника, распространялись эпидемические болезни, создавались вооруженные банды, которые терроризировали население, вербовалась агентура. Нам стали известны маршруты переброски диверсантов и оружия из Флориды, места их высадки и тайники оружия. Все эти сведения мы тут же передали кубинским товарищам. Более того, мы постарались проинформировать влиятельные круги США, что контрразведка Кастро контролирует эти маршруты, благодаря чему оружие попадает не к бандитам и наемникам, а в руки кубинцев.

Кроме того, мы организовали также «утечку информации» о том, что некоторые из заброшенных контрреволюционеров давно перевербованы и ведут с американцами двойную игру для получения от ЦРУ денег и оружия. Эта дезинформация несколько охладила пыл ЦРУ, что значительно, как нам стало позже известно, сократило переброску оружия и агентов на Кубу.

И все-таки мы понимали, что новое вторжение не за горами.

Гарантом кубинской безопасности мог быть только Советский Союз.

Наша страна предоставила Кубе всестороннюю помощь: покупала у нее сахар, а ей поставляла важнейшее оборудование, лекарства и столь нужную нефть. В соответствии с заключенными договоренностями на Кубу были посланы и наши войска. Этот шаг был предупреждением для Белого дома, которое звучало так: отныне, если против Кубы будет применено насилие, Кремль не останется нейтральным. И напоминалось об этом США при каждом подходящем случае.

Но существовала опасность, что недостаточно взвешенные шаги с нашей стороны могли втянуть Советский Союз в тяжелый конфликт.

Соединенные Штаты при существовавшем тогда соотношении вооруженных сил и благодаря географическому положению оказывались в военном отношении наименее уязвимы.

Сила в их руках была огромная, но чувство ответственности не соответствовало тому, которое испытывает остальной мир, сознавая свою собственную уязвимость.

Поэтому мы старались сделать так, чтобы и американцы сами, на собственной шкуре испытывали то давление, которое они оказывают на других. Этому был подчинен и тон некоторых наших сверх меры угрожающих заявлений. Переговоры с позиции силы в 1962 году достигли своей вершины, потому и обе стороны использовали любую возможность усилить свое влияние.

Хрущев и его окружение практически сразу же поняли, что с углубляющейся ориентацией Кубы на Советский Союз у Варшавского договора появился, кроме обязанности защищать остров, и новый шанс в противостоянии с Америкой.

Положение на Кубе стабилизировалось, и становилось ясно, что постоянное присутствие там трех дивизий Советской Армии — примерно в ста пятидесяти километрах от американских берегов — является значительным фактором, который скажется на всей концепции обороны социалистического содружества. Можно было с уверенностью считать, что при первом же ударе, направленном против какой-либо страны — члена Варшавского договора, территория США не останется в стороне. Хотя и до этого боеголовки советских межконтинентальных баллистических ракет сориентированы были на американские цели, теперь американцам пришлось быть на прицеле ядерных ракет среднего радиуса действия, установленных к тому же на близких к США стартовых площадках, — а это совсем иное дело. Кроме военных выгод, такое положение вещей должно было усилить влияние на политическое сознание американцев, заставить их почувствовать, какими страшными последствиями грозила бы возможная война, и предотвратить вторжение США на Кубу.

Имея за спиной большую ударную силу, мы могли рассчитывать на более гладкое проведение некоторых советских предложений и на международной арене.

До самой осени 1962 года советские воинские части, расположенные на Кубе, были вооружены только обычными ракетами среднего радиуса действия. Мысль послать под нос американцам также и ядерные боеголовки понравилась Хрущеву еще и потому, что советское руководство само ощущало ядерное давление в непосредственной близости от своей территории: американские ракеты средней дальности «Юпитер» с 1959 года были размещены в Турции вдоль нашей общей границы.

Решение о том, что советские ракеты с атомными боеголовками будут отправлены на Кубу, принимала очень небольшая группа людей. Вся операция была строго секретной. Я не был в нее посвящен и узнал об этом позже, причем не официальным путем, а через каналы военной контрразведки.

Кроме Никиты Сергеевича Хрущева, окончательное решение принимали министр обороны Родион Яковлевич Малиновский и министр иностранных дел Андрей Андреевич Громыко. Обо всем знали также Леонид Ильич Брежнев и Дмитрий Федорович Устинов. В ведении обоих были вопросы военного производства: у первого — в Президиуме Центрального Комитета КПСС, у другого — в Совете Министров СССР, где последний был заместителем министра по соответствующей части.

Даже в том, был ли информирован о принятом решении такой высокопоставленный деятель, как Михаил Суслов, я не достаточно твердо уверен.

Предполагалось, что американцы узнают обо всем лишь после того, как ядерные ракеты встанут на свой боевой пост рядом со своими носителями в стартовых укрытиях. В таком случае у наших визави не оставалось бы иных возможностей, чем снова сесть за стол переговоров.

Операция по размещению наших ракет получила название «Анадырь».

Казалось, никаких препятствий для успешного проведения операции не будет. Началась она в июле 1962 года.

Однако в наших расчетах оказались ошибки…

Американцы, занятые в то время проблемами в Европе и Вьетнаме, не сразу спохватились. И все же к концу лета у Джона Кеннеди на столе лежали материалы, свидетельствующие о расширении военной мощи советских войск на Кубе. Но даже тогда еще никто из американских политиков, видимо, не мог предположить, что русские осмелятся разместить ядерные боеголовки в непосредственной близости от США.

Однако полученные сведения заставили американцев усилить разведывательные полеты над Островом Свободы, тем более фотоснимки неопровержимо показали: на Кубе — наступательные советские ракеты.

Как удалось разоблачить действия советских военных?

Замаскировать подготовительные работы такого масштаба всего в нескольких милях от американских берегов было далеко не просто. Куба — не Сибирь, покрытая кронами вековых деревьев. Прежде всего американцев могли встревожить снимки, полученные самолетами У-2, которые они могли сравнить со снимками их разведчиков, летавших над территорией Советского Союза: шахты, построенные на Кубе, были того же типа, что и укрытия для атомных ракет, сооруженные у нас.

Вероятно также, помогла и агентура, которая была у ЦРУ среди кубинцев. Последнюю деталь в мозаику тревожных предположений американцы получили, очевидно, к середине октября 1962 года, когда обнаружили множество советских кораблей, направлявшихся к кубинским берегам. Наш план был раскрыт в самой его заключительной части.

Реакция американцев была стремительной. Кеннеди срочно создал Исполнительный комитет Совета национальной безопасности для выработки мер по устранению ракетной угрозы, которая неожиданно оказалась рядом. В Исполком вошли вице-президент Л.Джонсон, госсекретарь Д.Раск, министр обороны Р.Макнамара, министр юстиции Р.Кеннеди, директор ЦРУ Д.Маккоун и др. На первом его заседании 16 октября в Белом доме под председательством Кеннеди военные настаивали на немедленном применении массированной бомбардировки Кубы, вторжении на остров и свержении Кастро. Против немедленных действий выступил вначале Р.Макнамара: министр обороны выразил опасение, что не все ракеты могут быть уничтожены, а уцелевшие смогут дать залп по США. Поддержал его и Роберт Кеннеди.

К 18 октября большинство Исполкома пришло к выводу о необходимости введения морской блокады, но обсуждались и другие варианты.

Ничего об этом не знали деятели СССР. Первым был скомпрометирован наш министр иностранных дел Андрей Андреевич Громыко, прибывший в США для участия в Генеральной Ассамблее ООН. 18 октября он заявил на встрече с президентом США Кеннеди в Вашингтоне, что не может быть и речи о какой-либо переброске нашего атомного оружия на Кубу, что СССР поставляет на Кубу исключительно оборонительное вооружение, которое не представляет никакой угрозы для Соединенных Штатов.

Но уже в тот момент США перестали сомневаться как раз в обратном.

20 октября Исполком предложил президенту следующие альтернативные решения:

— вторжение на Кубу;

— уничтожение ракетных установок бомбардировкой с воздуха;

— установление блокады Кубы; ведение переговоров с Хрущевым по дипломатическим каналам;

— передача проблемы на обсуждение ООН.

Исполком рекомендовал президенту начать с установления блокады острова.

21 октября мы получили от наших резидентов сведения о том, что в Вашингтоне проходит секретное заседание кабинета президента с руководством Пентагона, после чего, по сведениям американских журналистов, надо ждать каких-то важных заявлений. Совещание затянулось до глубокой ночи, о чем свидетельствовали ярко освещенные окна офисов.

Получив эти сведения, газета «Правда» на следующий же день под рубрикой «Опасные и безответственные действия» сообщила со ссылкой на газету «Нью-Йорк геральд трибюн», что «никогда прежде так много высокопоставленных должностных лиц не собирались по воскресеньям на такое длительное время», что это совещание совпало с концентрацией у берегов Кубы военно-морских и военно-воздушных сил США — более 40 военных кораблей и около 20 тысяч солдат и офицеров морской пехоты.

Большую помощь в дальнейшем ходе событий оказал первый советник советского посольства и одновременно резидент КГБ на американской территории Александр Фомин (настоящая фамилия. Феклисов). Он имел к тому времени в Вашингтоне широкие связи среди журналистов, телевизионщиков, видных политических деятелей.

22 октября его неожиданно пригласил на завтрак известный внешнеполитический обозреватель телеканала Эй-би-си Джон Скали, с которым у него установились регулярные дружеские отношения.

Скали вел программу «Вопросы и ответы», которая пользовалась в Штатах большой популярностью. В ней выступали министры, известные политические деятели и конгрессмены. Он был лично знаком с кланом Кеннеди, включая президента, с госсекретарем Д.Раском и другими видными политическими лицами.

В этот раз Д.Скали выглядел необычайно взволнованным и без обычного обмена любезностями начал разговор с обвинений в адрес Хрущева: он упрекал советское руководство в агрессивности, в стремлении навязать Кеннеди свою позицию по Западному Берлину, а теперь еще и в том, что оно угрожает США ракетным обстрелом с Кубы. Феклисов в ответ привел убедительные доводы, что застрельщик в нагнетании обстановки не Советский Союз, а Соединенные Штаты: именно они окружили СССР сетью военных баз с ракетным вооружением, именно они засылают военные разведывательные самолеты У-2, которые летают над территорией нашей страны, именно они сколачивают военные блоки, острием направленные на Советский Союз. Д.Скали реагировал очень нервно, чувствовалось, что он куда-то торопился, и наконец сообщил, что надо успеть к телевизору: вечером президент Америки выступит с обращением к американскому народу с обвинениями в адрес Хрущева и Кубы.

22 октября в 7 часов вечера по вашингтонскому времени вся Америка, затаив дыхание, слушала Кеннеди: президент выступил по телевидению с обращением к своим согражданам.

Кеннеди обвинил Москву в проведении агрессивной политики, сообщил, что на Кубе устанавливаются ракеты с атомными боеголовками, способные нанести ядерные удары по всем городам Америки — не только США. Президент объявил об установлении блокады Кубы и подчеркнул, что отдал Пентагону распоряжение проводить дальнейшие военные приготовления.

То, о чем он сказал, взбудоражило весь мир: американцы начали подготовку к нанесению массированного удара по установленным советским ракетам…

Чтобы остановить подход советских кораблей к Кубе, военные морские корабли США окружили остров плотным кольцом; разведывательные самолеты непрерывно утюжили небо над Карибским морем.

Решительный ответ Кеннеди был абсолютно понятен: учитывая внутреннюю и международную обстановку, свои обязанности по отношению к своей стране, иначе, как твердо стоять на своем, он не мог. Но, к счастью, действий никаких не предпринимал.

И в душе мы все были благодарны тому, что на последних выборах президентом был избран именно он, а не его республиканский соперник Ричард Никсон. Последний в начале шестидесятых годов был более враждебно настроен к Советскому Союзу, и с ним искать компромисс было бы намного труднее…

По команде Белого дома все американские средства массовой информации начали безудержную оглушительную кампанию против СССР и Кубы, нагнетая психоз в стране. Несколько раз в день сообщались сенсационные слухи, где правда густо перемежалась домыслами. Американцы, опасаясь ядерной войны, стали срочно уезжать в глубь страны, запасались продуктами; резко возрос спрос на портативные бомбоубежища. Полиция и пожарные были мобилизованы. Люди расхватывали газеты, жадно слушали радио; церкви заполнили молящиеся. Страну захлестнула военная истерия.

Высшие круги в Москве и не предполагали, что возможны столь молниеносное разоблачение, а затем и такая жесткая ответная реакция.

Руководство нашей страны было потрясено стремительно нараставшим напряжением. Сначала мы отвергли утверждение, что транспортируемые ракеты были по большей части наступательными, затем послали свои подводные лодки в помощь кораблям с опасным грузом.

Мысль, что мы стоим на пороге войны, повергла всех в трепет. Подобные переживания, несомненно, мучили и всех осведомленных лиц на другой стороне Атлантики.

Когда Хрущев узнал, что произошло, он запаниковал. Если раньше он в своих выступлениях грозился «похоронить капитализм», то на первом же экстренном заседании Президиума ЦК он с совершенно серьезным лицом трагически произнес: «Все. Дело Ленина проиграно!»

С каждым новым сообщением из-за океана смятение в головах наших руководителей все нарастало, тем более что экстремисты из окружения Кеннеди требовали решительных действий и захвата всего острова вместе с Кастро.

Времени на эмоции становилось все меньше. Нам ничего не оставалось, как, стиснув зубы, пуститься на поиски взаимоприемлемого выхода. Нервозность с обеих сторон возрастала, громоздились новые и новые прожекты, предупреждения и даже ультиматумы. Горячие головы всегда вредят делу, раздраженные люди чаще совершают ошибки.

24 октября в «Правде» было опубликовано заявление Советского правительства, в котором американцев обвиняли в преступных замыслах развязать войну и начать агрессию против Кубы. Там же поместили постановление Совета Министров СССР о задержании увольнения из Советской Армии старших возрастов в ракетных войсках стратегического назначения, в войсках противовоздушной обороны и на подводных флагманах; о прекращении отпусков всему личному составу, о повышенной боеготовности и бдительности во всех родах войск.

В штабе Объединенных Вооруженных сил стран Варшавского договора «в связи с провокационными действиями американской военщины» главнокомандующий этих войск маршал А.А.Гречко 23 октября 1962 года созвал офицеров и дал указание о проведении ряда мер по повышению боеготовности войск и флотов Варшавского договора.

Газеты запестрели заголовками: «Мы с вами, кубинские братья!», «Народы отвергают агрессивную политику США!», «Куба готова к отпору агрессору!».

Казалось, достаточно неосторожного шага, зажженной спички, чтобы пороховой арсенал мира взорвался войной…

Наконец начался обмен документами. Каждый день Хрущев и Кеннеди посылали друг другу послания. Телеграфные линии были накалены до предела. А так как шифровка и дешифровка требовали много времени, главы двух стран — впервые в истории наших отношений! — стали вести переписку открытым текстом.

Для передачи своих ответов американской стороне мы тогда использовали и некоторые неформальные, чисто человеческие контакты. Неофициальные пути ускоряли проверку взаимных реакций, не затягивая их корректировку предписанными дипломатическими процедурами.

Одним из немногих таких связных был Георгий Никитич Большаков, журналист, работавший в американской столице в советском посольстве. Кроме своей официальной работы, он добывал информацию для нашей военной разведки.

Большаков знал зятя Никиты Сергеевича — Алексея Аджубея и благодаря рекомендации последнего стал неофициальным представителем Хрущева в США. Доступ к высокопоставленной американской семье он получил через брата президента, министра юстиции Роберта Кеннеди. Через руки Большакова проходили уже полностью согласованные позиции. Затем их обсуждали официально и предавали гласности.

Руководящие органы страны работали в режиме чрезвычайного положения. Члены Президиума съехались в Кремль и не покидали его три дня, там же и ночевали. Подобным же образом по сигналу тревоги работали Генеральный штаб Советской Армии, Министерство иностранных дел и мы в КГБ. Срочно была создана оперативная координационная группа, куда стекались все доступные факты. Здесь они анализировались, готовились материалы для членов Президиума ЦК и проекты посланий и ответов администрации Соединенных Штатов.

Напряженно работал в те дни и аппарат советского посольства в Вашингтоне. На случай войны укреплялись двери, врезались замки, усиливалась охрана, проверялись сигнализация и средства срочного уничтожения секретных документов.

Наши сотрудники резидентуры каждую ночь объезжали все интересующие нас официальные здания высших органов власти США — там тоже целыми ночами горел свет: в окнах Белого дома, Пентагона и в канцелярии госсекретаря в Вашингтоне, в ФБР и ЦРУ.

Сведения от разведчиков тут же шли в Москву…

Тревожно было и на Кубе. По всему побережью кубинцы рыли окопы, устанавливали орудия; на передовые рубежи выводились армия и части народной милиции, в которой было много подразделений, сформированных из женщин, вооруженных в основном автоматами и пулеметами. Там, где были советские моряки, они занимали передовые рубежи, оттеснив кубинцев на вторую линию обороны. Те, не сдерживая своих чувств, плакали и обращались к советским братьям, как они называли всех советских людей, со словами: «Умрем вместе!» Клич «Родина или смерть!» раздавался повсюду. Советские солдаты были одеты, как и кубинцы, в клетчатые рубашки, рабочие штаны и кирзовые сапоги.

А в это время в гаванском порту на выделенный корабль уже грузились работники посольства…

Учитывая, что ситуация в Америке становится час от часу все более взрывоопасной, наш резидент Александр Феклисов в пятницу 26 октября решил вновь встретиться с Джоном Скали, пригласив его на обед в один из ресторанов.

На этот раз Скали вел себя намного увереннее. Вновь обвиняя Хрущева в агрессивности, в неуступчивости, в отказе вывести ракеты без всяких условий, он, как бы между прочим, сказал, что США все более склоняются к решительным действиям и, как только президент даст на это согласие, с Кубой будет покончено в течение 48 часов. Феклисов мгновенно оценил обстановку и тут же ответил, что, во-первых, Советское правительство считает Д.Кеннеди дальновидным политиком, который сумеет трезво оценить обстоятельства и остановит своих не в меру воинственных адмиралов и генералов. Во-вторых, Куба, защищая свою свободу и независимость, будет бороться не на жизнь, а на смерть, и прольется много крови, гораздо больше, чем думают американские военные. И наконец, Советский Союз в ответ может нанести удар по уязвимому для США месту в другом районе земного шара.

Скали не ожидал такого ответа.

— Что в таком случае придумает Кремль? Ты думаешь, это будет Западный Берлин? — поинтересовался Скали.

— Все может быть, — не раздумывая, заявил Фомин.

Растревоженный Скали попросил объяснения:

— Означает ли это, что Москва прикажет своим войскам занять Западный Берлин?

— Не исключено, — коротко и уверенно прозвучал ответ Фомина.

Скали понял всю серьезность полученной информации, а главное: мир действительно на пороге новой мировой войны. Конец обеда прошел в молчании.

Оба собеседника хорошо знали о контактах друг друга с высокопоставленными лицами. Загвоздка была лишь в том, что у Феклисова не было никаких оснований для подобных заявлений. Мы никогда не могли всерьез думать о чем-то подобном, ибо такие действия вместо желаемого мирного урегулирования привели бы, что было совершенно ясно, к полномасштабной войне.

Сразу после обеда Феклисов информировал посла Дубинина о своем разговоре и о тех словах, которые он произнес без всякого основания и без ведома начальства. Во время этой встречи с резидентом советскому послу доложили, что «Фомина» разыскивает Скали. Через десять минут в кафе Д.Скали передал новые условия американской стороны решения Карибского кризиса: Кеннеди давал обещание не вторгаться на Кубу. Шифровка с отчетом Феклисова была передана начальнику первого управления КГБ А.М.Сахаровскому…

Несанкционированное заявление нашего резидента произвело впечатление на американцев, и при последующих встречах обеих сторон разговоры пошли намного конструктивнее: и о взаимных уступках, и о возможных выходах из создавшегося положения.

Окончательное соглашение означало, что войну, от которой и мы и американцы были буквально на расстоянии вытянутой руки, реалистически мыслящим людям удалось предотвратить.

Дипломаты постарались, чтобы при оглашении договоренностей ни одна из великих держав не потеряла своего лица. И хотя западная печать приветствовала достигнутые соглашения как успех Кеннеди, однозначный победитель так и не был определен.

28 октября Советское правительство согласилось вывезти свои ракеты с Кубы.

Из политических результатов решающими были три:

— Советский Союз вывез свои ядерные боеголовки с Кубы и обязался ничего подобного в будущем не предпринимать;

— Соединенные Штаты убрали, в свою очередь, очень беспокоившие нас ракеты в Турции, расположенные в непосредственной близости от границ СССР;

— президент Кеннеди обещал, что его страна уже никогда не нападет на Кубу.

Пункт о ликвидации американских ракет в Турции, по просьбе Кеннеди, носил строго конфиденциальный характер и не был включен в официальный документ.

Ни мы, ни они не хотели войны!..

Когда после трехдневного отсутствия я переступил порог дома, жена горестно всплеснула руками: я стал совсем седым…

Однако существовал человек, который не мог быть доволен результатами договоренностей и сразу же охладел к Советскому Союзу. Им оказался высший кубинский руководитель Фидель Кастро.

С идеей размещения советских ядерных ракет на Кубе Фидель Кастро согласился, несмотря на то что она была предложена ему не в процессе консультаций, а тогда, когда окончательное решение об этом принял Советский Союз.

Когда же принималось решение об отправке ракет обратно, мнения кубинского руководителя вообще не спрашивали. В результате Фидель страшно рассердился на советское руководство.

Достигнутое без Кастро разрешение кризиса поставило его в ложное положение и в конечном итоге нанесло урон его авторитету на всем южноамериканском континенте.

Хрущев объяснял свое поведение в этом случае тем, что если бы советские и американские партнеры подключили еще и третьего участника, то поиски решения осложнились бы еще больше, а главное — затянулись. Дело решали буквально минуты. Тогда же, в той напряженной обстановке, о дипломатических переговорах с Фиделем Кастро действительно мало кто думал.

Чтобы устранить это недоразумение, члены Президиума ЦК КПСС послали в Гавану Анастаса Ивановича Микояна, поставив перед ним задачу восстановить добрые отношения с Кубой. Однако хотя ему и удалось уговорить Фиделя Кастро разрешить вывезти ракеты с Кубы, примирение далось непросто; потребовались месяцы и даже годы, чтобы оно состоялось…

Международная реакция на Карибский кризис была неоднозначной. Многие из ведущих руководителей партии уже тогда осознали, насколько опасным может быть стремление первого секретаря партии присваивать себе единоличное право принимать решения, ни с кем не советуясь, практически без всякого контроля…