ВЫПИСКИ ИЗ ЧЕРНОЙ КЛЕЕНЧАТОЙ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ 1937–1938 ГГ
ВЫПИСКИ ИЗ ЧЕРНОЙ КЛЕЕНЧАТОЙ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ 1937–1938 ГГ
— последней зимы в Ванве:
Милые дети,
Я никогда о вас отдельно не думаю: я всегда думаю, что вы люди или нелюди (как мы). Но говорят, что вы есть, что вы — особая порода, еще поддающаяся воздействию.
Потому:
— Никогда не лейте зря воды, п. ч. в эту же секунду из-за отсутствия этой капли погибает в пустыне человек.
— Но оттого что я не пролью этой воды, он этой воды не получит!
— Не получит, но на свете станет одним бессмысленным преступлением меньше.
— Потому же никогда не бросайте хлеба, а увидите на улице, под ногами, подымайте и кладите на ближний забор, ибо есть не только пустыни, где умирают без воды, но трущобы, где умирают без хлеба. Кроме того, м. б. этот хлеб заметит голодный, и ему менее совестно будет взять его так, чем с земли.
Никогда не бойтесь смешного, и если видите человека в глупом положении: 1) постарайтесь его из него извлечь, если же невозможно — прыгайте в него к нему как в воду, вдвоем глупое положение делится пополам: по половинке на каждого — или же, на худой конец — не видьте его.
Никогда не говорите, что так все делают: все всегда плохо делают — раз так охотно на них ссылаются (NB! ряд примеров, к<отор>ые сейчас опускаю). 2) у всех есть второе имя: никто, и совсем нет лица: бельмо. Если вам скажут: так никто не делает (не одевается, не думает, и т. д.) отвечайте: — А я — кто.
В более же важных случаях — поступках —
— Et s’il n’en reste qu’un — je serai celui-l?.[33]
Не говорите «немодно», но всегда говорите: неблагородно. И в рифму — и лучше (звучит и получается).
Не слишком сердитесь на своих родителей, — помните, что и они были вами, и вы будете ими.
Кроме того, для вас они — родители, для себя — я. Не исчерпывайте их — их родительством.
Не осуждайте своих родителей на смерть раньше (ваших) сорока лет. А тогда — рука не подымется!
* * *
Увидя на дороге камень — убирайте, представьте себе, что это вы бежите и расшибаете себе нос, и из сочувствия (себе в другом) — убирайте.
* * *
Не стесняйтесь уступить старшему место в трамвае.
Стесняйтесь — не уступить.
* * *
Не отличайте себя от других — в материальном. Другие — это тоже вы, тот же вы. (Все одинаково хотят есть, спать, сесть — и т. д.)
* * *
Не торжествуйте победы над врагом. Достаточно — сознания. После победы стойте с опущенными глазами, или с поднятыми — и протянутой рукой.
* * *
Не отзывайтесь при других иронически о своем любимом животном (чем бы ни было — любимом). Другие уйдут, свой — останется.
* * *
Книгу листайте с верхнего угла страницы. — Почему? — П. ч. читают не снизу вверх, а сверху вниз.
Кроме того — это у меня в руке.
* * *
Наклоняйте суповую тарелку к себе, а не к другому: суп едят к себе, а не от себя 2) чтобы, в случае беды, пролить суп не на скатерть и не на vis-?-vis,[34] a себе на колени.
* * *
Когда вам будут говорить: — Это романтизм — вы спросите: — Что такое романтизм? — и увидите, что никто не знает, что люди берут в рот (и даже дерутся им! и даже плюются им! запускают <пропуск одного слова> вам в лоб!) слово, смысла к<оторо>го они не знают.
Когда же окончательно убедитесь, что не знают, сами отвечайте бессмертным словом Жуковского:
Романтизм — это душа.
* * *
Когда вас будут укорять в отсутствии «реализма», отвечайте вопросом:
— Почему башмаки — реализм, а душа — нет? Что более реально: башмаки, которые проносились, или душа, к<отор>ая не пронашивается? И кто мне в последнюю минуту (смерти) поможет: — башмак?
— Но подите-ка покажите душу!
— Но (говорю их языком) подите-ка покажите почки или печень. А они всё-таки — есть, и никто своих почек глазами не видел.
Кроме того: что-то болит: не зуб, не голова, не живот, не — не — не —
— а — болит.
Это и есть — душа.
* * *
Мозг слишком умный: он знает, что не от чего грустить.
* * *
Чем люди пишут стихи и чем их понимают?
(Довод в пользу души.)
* * *
Журавль и синица.
Нет, ложь, ложь и глупость: что делать с синицей и вообще — с птицей в руках?
Есть вещи, к<отор>ые нехороши в руках, хороши — в воздухе.
Журавль например.
* * *
Не стесняйтесь в лавках говорить: — Это для меня дорого. Кого ты этим обкрадываешь?
Ведь не ты ничего не стоишь, она — слишком дорого ст?ит.
(или)
Ведь не тебя — нет: у тебя ничего нет.
(NB! По-моему, должен стесняться — лавочник.)
* * *
Милое дитя! Если ты — девочка, тебе с моей науки не поздоровится. (Как не поздоровилось — мне.)
Да если и мальчик — не поздоровится. Девочку, так поступающую, «никто» не будет любить. (Женщин любят — за слабости — и погрешности — и пороки.) Мальчик — займет последнее место в жизни (и в очереди!).
Но есть места — над жизнью, и есть любовь — ангелов.
* * *
(NB! Переписываю — как есть, тороплюсь, ибо последние сроки,[35] могло бы быть лучше. — Я. — 28-го мая 1939 г., рано утром — Париж, 32 В-d Pasteur.)
* * *
До скамейки (смотрю открытки). — Собор, Св. Тереза — Cierge.[36] Поиски к<инематогра>фа (Grande Illusion — complet[37]). Старый Рынок. Статуя, поднесенная английскими женщинами. Висячий мост. Кафэ. Опять скамейка и два ореха (дерева). Вид. Толпа. Бесконечная прогулка. Вокзал. Сон. Звоним: не застаем. Дом.
— Незабвенный день — и вид — и город[38] —
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКЧитайте также
ПРОЗАИЧЕСКИЙ НАБРОСОК (Из записной книжки)
ПРОЗАИЧЕСКИЙ НАБРОСОК (Из записной книжки) «Он сильней всего на свете любил слушать, как поют соловьи. Часто среди ночи он поднимал меня с койки и говорил: «Давай бери гитару — и пойдем будить соловьев. Пусть они попоют, ночью они здорово умеют
ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ (Аламаатинские стихи)
ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ (Аламаатинские стихи) 1. «За окном порывы злого ветра…» За окном порывы злого ветра, Мечутся деревья и цветы. В той же шляпе голубого фетра Мне опять приснилась ты. И опять мы спорили, рядили О любви, о жизни, о стихах. И опять казалось,
Глава 36 ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ
Глава 36 ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ Три года в эфире невероятно изменили представления телезрительниц о собственных правах и в каком-то смысле вырастили новую юную ориентированную на феминистские ценности молодежь. Образ феминистки в широких слоях перестал ассоциироваться с
<Из записной книжки. 1955 г.>
<Из записной книжки. 1955 г.> ИЗ ПИСЬМА И. Г. ЭРЕНБУРГУ 4 октября 1955 г.…Посылаю Вам (из маминой записной книжки) два письма к Вам, первое из которых Вы, наверное, впервые получите только сейчас, тридцать три года спустя. Знали ли Вы Чаброва, о котором рассказывает мама? Мы
<Из записной книжки. 1969 г.>
<Из записной книжки. 1969 г.> ИЗ ПИСЬМА В. Б.СОСИНСКОМУ 5 января 1970 г.…Да, милый Володя, в родстве. Елизавета Петровна Дурново — моя бабушка, а Яков Константинович Эфрон — мой дед. Из их детей еще живы две старшие дочери — Анна 87 лет и Елизавета — 84-х. Морозов и Кропоткин
(ИЗ ЧЕРНОЙ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ. Прага, Октябрь-ноябрь:)
(ИЗ ЧЕРНОЙ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ. Прага, Октябрь-ноябрь:) (Герою Поэмы Горы и Конца:)[5]... Нам дано прожить вместе целый кусок жизни. Проживем же его возможно лучше, возможно дружнее. Для этого мне нужно Ваше и свое доверие. Будем союзниками. Союзничество (вопреки всему и через всех!)
<Из записной книжки. 1955 г.>
<Из записной книжки. 1955 г.> ИЗ ПИСЬМА И. Г. ЭРЕНБУРГУ 4 октября 1955 г.…Посылаю Вам (из маминой записной книжки) два письма к Вам, первое из которых Вы, наверное, впервые получите только сейчас, тридцать три года спустя. Знали ли Вы Чаброва, о котором рассказывает мама? Мы
<Из записной книжки. 1969 г.>
<Из записной книжки. 1969 г.> ИЗ ПИСЬМА В. Б.СОСИНСКОМУ 5 января 1970 г.…Да, милый Володя, в родстве. Елизавета Петровна Дурново — моя бабушка, а Яков Константинович Эфрон — мой дед. Из их детей еще живы две старшие дочери — Анна 87 лет и Елизавета — 84-х. Морозов и Кропоткин
ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ — ПОЧТИ ПУСТОЙ —
ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ — ПОЧТИ ПУСТОЙ — реплики во время каких-то прений— Маяковский не только не прислуживался к Революции, а сидел за нее в тюрьме гимназистом 16-ти лет.— Поэма Октябрь[69] ничуть не хуже первых вещей.— Умер вовсе не потому что Революция умерла — а потому
ВЫПИСКИ ИЗ КВАДРАТНОЙ ЧЕРНОЙ КОЖАНОЙ ЧЕРНОВОЙ ТЕТРАДИ,
ВЫПИСКИ ИЗ КВАДРАТНОЙ ЧЕРНОЙ КОЖАНОЙ ЧЕРНОВОЙ ТЕТРАДИ, начатой в конце июня 1931 г. в Мёдоне— Я начинена лирикой, как ручная граната: до разорватия.* * *(Черновик первых стихов к Пушкину.)* * *Я, нечаянно: — Кончайте! Кончайте, господа! Тут молоко уходит — и время уходит —
ИЗ СЕРОЙ КРОХОТНОЙ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ,
ИЗ СЕРОЙ КРОХОТНОЙ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ, в к<отор>ой последняя запись: «Какой ффон!»* * *— Мама! Приятнее, когда шмель кусает, п. ч. осы и пчелы — такие маленькие круглые дамы.(Женщин, дам, девочек; кукол — ненавидит.)* * *— Мама! Папа — меньше, чем слон?* * *— А можно спрятаться от
ОТРЫВКИ ИЗ СТАРОЙ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ
ОТРЫВКИ ИЗ СТАРОЙ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ ДРУГ БОЕВОЙ…Начался «великий отход». Отступление перед победившим злом. Югославия, до самых ее границ с соседними государствами, стала добычей Тито.Отступление без боев, по приказу. Вспоминаются последние, предшествующие отходу
Л. В. Ширяев[639] Из записной книжки старожила
Л. В. Ширяев[639] Из записной книжки старожила Известный граф Алексей Андреевич Аракчеев не знал ни одного иностранного языка, о чем часто сожалел. Он, как известно, был очень груб в обращении. Однажды, при представлении выпушенных из 2-го кадетского корпуса офицеров, он,