Если завтра война

Если завтра война

Неизвестно, поднимал ли Миклухо-Маклай на первой встрече с Александром III вопрос об активизации русской политики в Океании. Но, как показывают архивные материалы, этот вопрос обсуждался во время нескольких последующих аудиенций, состоявшихся в октябре — ноябре 1882 года. Мало разбираясь в хитросплетениях мировой политики и русской военно-морской доктрине, царь увлекся идеей поднять русский флаг на одном из отдаленных островов Южной Пацифики и поручил проработать этот вопрос главному начальнику флота и морского ведомства генерал-адмиралу великому князю Алексею Александровичу и управляющему Морским министерством вице-адмиралу И.А. Шестакову.

Алексей Александрович (1850 — 1908), младший брат императора, в июне 1881 года сменил на посту морского министра великого князя Константина Николаевича, который впал в немилость. По наущению Победоносцева новый царь лишил его всех постов, кроме во многом церемониального председательствования в РГО, и по существу отправил дядю в изгнание — в его крымское имение Ореанда. Алексей Александрович получил соответствующее образование, готовясь к морской службе, и несколько лет проплавал на военных судах. Однако он не обладал ни широким кругозором, ни организаторскими способностями и, оставаясь два десятилетия генерал-адмиралом, вошел в историю как один из виновников плачевного состояния флота накануне Русско-японской войны 1904 — 1905 годов.

Гораздо более крупная фигура — Иван Алексеевич Шестаков (1820 — 1888). Человек умный, с развитым чувством собственного достоинства, он в начале своей морской карьеры ушел в отставку, поссорившись с непосредственным начальником, но потом вернулся на флот, поддавшись уговорам великого князя Константина Николаевича. Шестаков провел многие годы за рубежом — в США и странах Западной Европы, сначала наблюдая за строительством судов для русского флота, а затем в качестве военно-морского агента (атташе). Это позволило ему узнать состояние иностранных флотов, новейшие морские доктрины и развитие военно-морского дела в этих странах, их политические системы и государственное устройство. Поэтому он хорошо знал не только технические аспекты строительства и эксплуатации судов, основы управления флотом, но и особенности международных отношений своего времени. Назначенный в январе 1882 года управляющим Морским министерством, Иван Алексеевич использовал свой богатый опыт для восстановления Черноморского и укрепления Балтийского флотов, реконструкции морских портов, прежде всего Севастополя, составления новых уставов и наставлений и т. д. Его кипучая деятельность оборвалась в ноябре 1888 года, когда он скоропостижно скончался.

Обсуждение вопроса о возможности приобретения Россией опорного пункта в Океании, разумеется, было строго конфиденциальным. Скудные сведения по этому вопросу, сохранившиеся в архивных документах, дополняются записями в до сих пор не опубликованном дневнике Шестакова. Судя по этим записям, адмиралу с самого начала не понравился Миклухо-Маклай. Шестакова раздражали его самоуверенность, легковесные суждения о политике великих держав на Тихом океане и интересах России в этом регионе. После первой встречи, состоявшейся еще 30 сентября, когда путешественник увлекательно рассказал о том огромном влиянии, которым он пользуется на северо-восточном берегу Новой Гвинеи, Шестаков записал в дневнике, что его собеседник, похоже, хочет стать там «царьком»[779]. А 20 октября в дневнике появилась такая запись: «Миклухо-Маклай <…> склонил Государя занять или приобрести в Полинезии (Океании. — Д. Т.) какое-нибудь складочное место для наших судов. Для чего? По-моему, если уж непременно хотят, то пусть Маклай купит его и там поселится, чего он только и хочет. Придет завтра меня сверлить»[780].

Проницательный Шестаков заметил некоторую недосказанность в рассуждениях Миклухо-Маклая, его попытки вести какую-то сложную игру. Действительно, путешественник едва ли ознакомил царя, генерал-адмирала и Шестакова с «Проектом развития Берега Маклая», имевшим значительный «английский компонент», хотя надеялся со временем получить поддержку русского правительства, если удастся начать осуществление этого замысла. Скептическое отношение Шестакова к предложениям и личности Миклухо-Маклая проявилось, как увидим в дальнейшем, когда от Николая Николаевича стали поступать в Петербург настойчивые призывы создать русскую колонию в Океании.

Между тем надлежало выполнить повеление Александра III о приискании подходящего места для устройства «складочного места» для русских судов, и Шестаков со своими особо доверенными помощниками начал вместе с Маклаем рассматривать предложения, поступившие от «белого папуаса».

В 60 — 80-х годах XIX века произошло быстрое расширение границ Российской империи на Азиатском континенте. Действуя по возможности мирными средствами, подкупая и подчиняя местных правителей, но не отказываясь от применения военной силы, Россия овладела Средней Азией (Кокандским и Хивинским ханствами и Бухарским эмиратом). Русские аванпосты приблизились к Афганистану, за которым раскинулась Индия, покоренная английскими завоевателями. Одновременно, воспользовавшись слабостью циньского Китая, Россия присоединила к своим владениям Приморье и Приамурье, прочно утвердившись на дальневосточном берегу Тихого океана.

На Особых совещаниях, регулярно созывавшихся по приказу Александра III для рассмотрения проблем этого региона и подготовки к войне на море, речь шла — как и в 1870 году, когда был отвергнут колонизационный проект барона Каульбарса, — не о территориальной экспансии на просторах Пацифики, а главным образом об обеспечении надежной защиты других дальневосточных окраин. Аналитики в канцелярии Морского министерства и в Главном морском штабе разрабатывали разные сценарии будущей войны на море, причем наиболее вероятным противником неизменно называлась Англия. Отряд русских судов на Тихом океане, базировавшийся на Владивосток, не смог бы противостоять британской эскадре. Поэтому главное внимание уделялось развитию концепции крейсерской войны. Крейсеры, действующие на трансокеанских морских путях, могли бы причинить огромный урон торговому флоту противника, нападать на его базы на тихоокеанских островах и даже совершать опустошительные рейды на слабо-защищенные с моря порты Австралии и Новой Зеландии.

Но активная деятельность русских крейсеров была бы невозможной без их исправного снабжения каменным углем, запасов которого на борту при тогдашнем уровне кораблестроения могло хватить лишь на две недели плавания. Поэтому концепция крейсерской войны предусматривала снабжение топливом этих кораблей в портах дружественных держав, путем захвата вражеских припасов и с российских судов-«угольщиков», для встреч с которыми следовало заранее присмотреть укромные бухточки в разных районах Океании.

Как видно из дневника Шестакова, путешественник рекомендовал осмотреть Порт-Алексей на Берегу Маклая, гавани на островах Пелью (Палау) и Хермит в архипелаге Адмиралтейства. Шестаков полагал, что русская угольная база на официально аннексированном острове, создание которой не удастся сохранить в тайне, в случае войны с морской державой будет захвачена превосходящими силами неприятеля, не успев выполнить свое предназначение. Но по желанию генерал-адмирала и самого царя было решено снарядить для осмотра упомянутых гаваней экспедицию на корвете «Скобелев» (бывшем «Витязе», переименованном в честь безвременно скончавшегося генерала Скобелева).

25 октября Шестаков записал в своем дневнике: «Сговорившись с Маклаем, велел написать корвету "Скобелев" идти в Сидней и быть там в исходе марта, взять Маклая, идти с ним на Адмиралтейские острова, в бухту Астролябия и на острова Пелью»[781]. В инструкциях командиру «Скобелева» капитан-лейтенанту В.В. Благодареву предписывалось «внимательно осмотреть и описать берега, наметив пункты, где <…> было бы удобно устроить склады угля, произвести промер этих мест, обратить особенное внимание <…> могут ли суда получить на месте провизию, какую именно и в каком количестве». Благодареву поручалось также собирать сведения о «климатических условиях местности», «состоянии погоды и господствующих ветрах в разное время года» и вообще составить самое подробное и точное описание этих гаваней. Инструкция предписывала, проявляя должное уважение к Миклухо-Маклаю и пользуясь его знакомством с посещаемыми местностями, «с осторожностью относиться к увлечениям отчаянного путешественника»[782].

Тем временем начинания Миклухо-Маклая начали выходить из-под контроля властей. Путешественник получал множество писем и телеграмм от лиц, относящихся к самым разным слоям русского общества. Привлекает внимание письмо крестьянина И.А. Киселева из села Мегрино Новгородской губернии. Этот «плебей-труженик» не только описал бедственное положение своей семьи, но и говорил о страданиях «великих тысячей», о «нравственном давлении, которое испытывает бедняк». «Для таких бедных, но честных и мыслящих тружеников, желающих устроить жизнь на новых началах, без золотого кумира, самое лучшее средство — это переселение хотя бы на необитаемые, но производительные острова Океании»[783]. Николай Николаевич нашел время ответить Киселеву, подчеркнув, что бедняку, обремененному многодетной семьей, знающему лишь русский язык, переселение на острова Океании — дело неподъемное. Но прочитав это письмо, путешественник, возможно впервые, задумался о том, что вблизи от военно-морской станции можно разместить общину русских переселенцев.

Николай Николаевич стремился поскорее вернуться в Сидней, чтобы повидать Маргерит, прежде чем принять участие в экспедиции на «Скобелеве». Но ему пришлось отправиться в Австралию через Западную Европу, где у него были важные дела, прежде всего намечены встречи с возможными английскими спонсорами «Проекта развития Берега Маклая». Казалось, его участие в плавании на «Скобелеве» и сроки проведения этой экспедиции были полностью согласованы и утверждены. Но по зрелом размышлении Миклухо-Маклай решил оставить себе свободу маневра до тех пор, пока не прояснится «английский компонент» его замыслов. 19 ноября он написал Шестакову, что не вполне уверен в том, что сумеет в марте 1883 года отправиться из Сиднея в экспедицию на острова. Причина -плохое состояние здоровья, которое ухудшилось за время пребывания в России. Путешественник просил не посылать за ним корабль в Сидней, пока не выяснится, в каком состоянии он прибудет в Австралию, и обещал извещать адмирала о своем здоровье на пути из Западной Европы в Сидней.

Впрочем, ссылки на нездоровье были не так уж безосновательны, хотя Николай Николаевич прекрасно знал о своих недугах и тогда, когда предложил прислать за ним корабль в Сидней. «Не было сомнения, — писал репортер одной из петербургских газет, — что и худые щеки, и тусклый взор, и впалая грудь, и еле слышный голос, и частое хватание за бок достались путешественнику как вечные, неудалимые знаки, которые положили на него испытанные им лишения и болезни»[784]. Сам Миклухо-Маклай в письме Вирхову жаловался на «отвратительный мышечный ревматизм» и «невралгии всех видов», из-за чего он «несколько раз откладывал отъезд» из Петербурга[785]. Наконец 28 ноября (10 декабря) путешественник выехал поездом в Западную Европу, чтобы оттуда возвратиться в Австралию.