Эпоха Ельцина
Эпоха Ельцина
Великая и трагическая. Но об этом позднее, а для начала – немного лично о нем.
Знаю в Перми немало людей, которые в то или иное время общались с Борисом Николаевичем. Среди них однокашники по березниковской школе, по Уральскому политехническому институту (А. Юзефович), соратники по КПСС (Б. Коноплев), по межрегиональной группе (С. Калягин), назначенцы первого президента России (Б. Кузнецов, Г. Игумнов). Кто-то знает его хорошо (с А. Юзефовичем они друзья со студенческих лет), кто-то – чуть-чуть. Для одних он кумир, для других, мягко говоря, отрицательный персонаж. Для каждого – свой. В том числе и для меня.
Первый запомнившийся эпизод с участием БН – заочный. Ранняя весна конца 1980-х. Я выступал официальным оппонентом по защите докторской диссертации в Свердловске. Совпало это событие с очередной борьбой ВАКа с банкетами, так что в целях конспирации успешную защиту отмечали дома у соискателя. Накрытый стол украшала большая ваза с редкими тогда апельсинами. Свежеиспеченный доктор наук перехватил мой взгляд:
– А за это спасибо сестренке. Заведует вон тем овощным магазинчиком.
И он показал из окна на расположенный рядом с домом магазин.
Сестренка оказалась рядом:
– С Нового года прячем. Пока был Ельцин, чтобы извлечь эти апельсины, приходилось ящиков сто передвинуть. А сейчас попроще – штук двадцать. Оказалось, что БН (по неведомой никому закономерности) мог в любое время приехать в магазин, на базу и полюбопытствовать, что там хранится в закромах. С очень серьезными последствиями. И, хотя эти эпизоды были редкими, весь торговый люд жил под занесенным над ним топором.
Поэтому меня не удивила последующая его борьба «с привилегиями». Зато потом очень огорчало быстро прогрессирующее барство первого Президента. Когда он был настоящим? Что для него было более естественным? Или точка зрения определялась «местом сидения»?
Летом 1996 года Б. Н. Ельцин прилетел в Пермь как кандидат в Президенты России (на второй срок). Было это на исходе дня, который он провел в Уфе, так что из аэропорта высокий гость сразу был доставлен в закамскую резиденцию (наследство новой власти, полученное от обкома КПСС). Мы были предупреждены, что ужин должен проходить без помпы, «в узком кругу». Пермяков в качестве «должностных лиц» представляли губернатор Г. Игумнов, я, как спикер ЗС, и представитель президента С. Калягин. Александр Юзефович был в амплуа давнего друга, однокашника. Со стороны гостей, кроме БН, за столом постоянно была только Наина Иосифовна. Ненадолго подсаживалась дочь Татьяна Дьяченко, некоторые из сопровождающих.
Ближе к 12 ночи, когда я вернулся домой, жена спросила: «Ну, как?».
Попробую воспроизвести ответ:
– Несколько часов напротив меня сидел очень усталый и, видимо, тяжело больной человек. И когда, вступая в разговор, я обращался к нему, то чувствовал себя чем-то вроде медленно ползущего таракана, на которого этот человек равнодушно смотрит, может, и обращая какое-то внимание, но уж точно не проявляя интереса.
Не знаю, согласятся ли с этой оценкой Г. Игумнов и С. Калягин, но предполагаю, что это касалось не только меня.
Лишь один раз за вечер в БН проснулся не только интерес, но и азарт. А. Юзефович, вспоминая свою строительную, прорабскую молодость, рассказал, как они сдавали дома государственной комиссии: наводили лоск на один подъезд и старались не допустить членов комиссии в остальные. Вот тут БН оживился: «Не подъезд, а этаж!»
И далее минут десять он со смаком рассказывал «ноу-хау» этого приема.
А утром следующего дня на эспланаде перед избирателями я увидел совсем другого Ельцина: боевого, задорного, остроумно-хитроватого.
В бытность министром мои контакты с президентом носили сугубо протокольный характер. Но – одно исключение оставило у меня неприятный осадок.
Я был приглашен на заседание Совета безопасности, которое вел президент. Речь шла о положении в Дагестане. Я только что вернулся оттуда и обнаружил, что в проекте решения одно положение не учитывает последних изменений ситуации. Заседание явно затягивалось, президент нервничал и откровенно старался его «закруглить». Все же я решил спасать документ и поднял руку. Хотя моя двухминутная поправка была учтена, запомнилось не это, а раздраженный взгляд президента, в котором читалось: «Ну что ты тянешь!»
В действиях малого и даже среднего масштаба БН допускал немало ошибок, а то и глупостей. В том числе – «под газом». Самый наглядный пример: «крепкий сон» в Шенноне, когда он не смог выйти на встречу с главой правительства Ирландии. Для политика с его опытом он иногда слишком легко проглатывал явную ерунду, которую скармливали ему подчиненные. Чего стоят, например, мифические снайперы под Первомайском.
Грешен, но его дирижирование оркестром в Германии я осудить не могу: настолько это темпераментно, естественно и пластично у него получилось!
А вот по-крупному он играл безошибочно. Часто жестко, иногда жестоко, легко сдавая «своих». Но с «государевой» позиции – правильно.
Чтобы не ходить далеко, вспомним мучительный, методом проб и ошибок, подбор своего преемника: Черномырдин – Немцов – Кириенко – Примаков – Степашин – Путин. Был даже эпизод, когда на приеме в США в качестве преемника прозвучало имя Аяцкова. Предполагаю, что не без влияния «допинга» и ради хохмы.
Несмотря на то что «мой» Ельцин весьма противоречив, что в нем немало негатива, уверен, что в истории России он останется со знаком плюс.
Что касается минусов, то вспомним классику: «Не стреляйте в пианиста, он играет, как умеет». А играл он от души.
Историческим и выдающимся явлением «эпохи Ельцина» является проведенная в 1992–1996 годах либерализация экономики. За эпитеты «исторический» и «выдающийся», как говорится, отвечаю головой. Главные действующие лица: Борис Ельцин, Егор Гайдар, Анатолий Чубайс. Последние на то время не имели за своими плечами никакой аппаратной школы.
Соответствующим событием общенационального масштаба стало начало «гайдаровской» реформы. Первый штурм рыночных высот был назначен на 1 января 1992 года. Это событие совпало во времени с появлением в моей трудовой книжке следующих записей:
26. 12. 1991. В связи с прекращением полномочий исполнительного комитета Пермского областного Совета народных депутатов до формирования администрации области назначен исполняющим обязанности заместителя главы администрации области.
24. 01. 1992. Назначен первым заместителем главы администрации области.
В администрации области я отвечал за финансово-экономический и природоресурсный блоки. Продолжая военную аналогию, начальником генштаба реформы стал Егор Гайдар, я оказался в роли начальника штаба Пермского фронта. Если об остальных периодах «внешней среды», описываемых в этой главе, и о руководстве страны и области я говорю «они», то об «эпохе Ельцина» я обязан говорить «мы». В том числе в случаях, когда похвастаться нечем.
Огромной стране через две трети века социализма предстояло вернуться в капитализм. Моисею потребовалось сорок лет, чтобы его народ позабыл то, что ему не следовало взять с собой в будущее. А тут семьдесят с лишним. За эти годы из исторической памяти советского народа рыночный менталитет был почти полностью вытеснен планово-распределительным. Опыт сохранившегося тонкого слоя практикующих рыночников изучали специалисты не Академии наук, а УБХС МВД (управления по борьбе с хищениями социалистической собственности).
Еще на подступах к либерализации, например при обсуждении программ типа «500 дней», я не раз задумывался: откуда мы возьмем кадры, способные успешно работать в рынке? Тем более что на избавление от социалистических «вредных привычек» советским людям не было отпущено и года…
Не оказалось времени на тщательную подготовку перехода к новому российскому капитализму и у организаторов этого процесса. В цейтноте не были учтены некоторые важнейшие специфические особенности смены курса, крутого разворота от социализма к капитализму.
Готовясь к переводу экономики на рыночные рельсы, мы учитывали, «профилактировали» появление таких новых для нас явлений, как нерегулируемое ценообразование; свободный рынок товаров и услуг, финансов и кредита; приватизация в сфере производства и обслуживания; временный всплеск инфляции; негативные последствия монополизма в отдельных секторах экономики и регионах; безработица (обеспечение занятости)…
Под эти проблемы создавались соответствующие институты, государственные структуры, предусматривались хоть минимальные, но ресурсы.
Если внимательно проанализировать этот перечень новых явлений и институтов, то легко обнаружить, что он один к одному совпадает с тем, что существует в цивилизованных странах, имеющих многовековой рыночный «стаж»: независимую судебную систему; не только «зубастые», но и конструктивные оппозицию и прессу; достаточно эффективные правоохранительные органы и в меру законопослушное население.
К тому же это население за многие века, по-хорошему или по-плохому, разделило все земные блага. Большая его часть смирилась с той долей благ, которая перепала ей. По крайней мере, не стремится под красными флагами устранять несправедливость путем революций и экспроприаций. Отдельные личности в инициативном порядке продолжают последним баловаться до сих пор, но это сфера интересов уже не экономистов, а криминалистов.
Все эти рыночные «растения», выращенные на унавоженной веками, тщательно и регулярно пропалываемой почве, мы без селекции и районирования стали высаживать на наши вытоптанные, кишащие паразитами экономические грядки.
Отечественная история свидетельствует, что недостатка в паразитах мы не испытывали никогда. Но межсезонье между социализмом и рынком оказалось для их размножения особенно комфортным.
Для того чтобы попасть в класс новых, не мелких (!) собственников, требовался первоначальный капитал.
Самым лакомым кусочком оказалась существующая государственная, кооперативная и общественная собственность: от заводов и пароходов до земельных угодий и домов отдыха творческих союзов. Ее можно было получить в процессе приватизации даром, купить или отнять. Первая процедура получалась самой выгодной, но она была доступна только для «своих» – работников приватизируемой организации. То, что осталось после «своих», поддавалось покупке и «отъему». Те же процедуры могли быть применены и к новым собственникам.
Деньги для покупки собственности требовались достаточно большие. Частное честное лицо такими суммами в те времена, как правило, не располагало. На моей памяти было редкое исключение – чемпион мира Г. Каспаров, который принимал участие в покупке Соликамского магниевого завода. Но такие, как он и ему подобные, погоду не делали.
Кое-что имелось у цеховиков и у кооператоров времен Горбачева. Определенные возможности предоставляли операции с ваучерами.
Большой потенциал имел обман простодушного, легко клюющего на «халяву» российского населения. Финансовые пирамиды ждали своего часа.
Доступ к кредитным источникам требовал властной поддержки, чаще – коррупции.
Весомым финансовым источником становился воровской «общак».
Понятно, что не для всех.
И, конечно, молодой российский бизнес, не мешкая, стал осваивать богатое интернациональное наследство заработка «легких» денег путем ухода от налогов и контрабанды.
Отнять собственность можно было, используя тот же властный ресурс, жульничество и при помощи самого примитивного бандитизма и рэкета.
Последние два средства оказались универсальным и для решения кредитных проблем на самых привлекательных условиях.
Чуть выше я писал о том, что, несмотря на недостаток времени и средств, мы готовились к встрече со многими новыми для России рыночными явлениями. Явлениями объективными, цивилизованными. Об этом писали и говорили авторы соответствующих программ, приглашенные в Москву иностранные специалисты. Принимались соответствующие указы президента и постановления правительства. А вот чего не было во всех этих документах, программах и рекомендациях, так это комплекса мер по предупреждению всплеска коррупции, бандитизма, рэкета. Допускаю, что проекты борьбы с рыночной преступностью в это время где-то и существовали, но «начштаба Пермского фронта» гайдаровской реформы об этом не ведал.
Может быть, «отцы реформы» величину этой опасности просто не просчитали, может быть, хорошо представляли, но задачу сочли не подъемной… На основе личных ощущений во взаимоотношениях с Москвой я склоняюсь к первому варианту.
Проблема усугублялась тем, что в период разброда и шатания, бюджетного безденежья силовые структуры не только ослабели, лишились многих профессионалов, но и делегировали не худшую их часть в преступную среду.
Недостаток аппаратного опыта у идеологов и организаторов либерализации экономики я ощущал еще в одном. В воинских уставах различных армий, в различных формулировках присутствует одно и то же требование: командир должен ясно и четко довести боевую задачу до каждого подчиненного. Начальник штаба «регионального фронта» Сапиро большинство директив получал спецпочтой без всяких комментариев. Некоторые новости узнавал из вечерних выпусков телевидения. Никакого аналога командирских учений, штабных маневров до глубокой осени не проводилось. Лишь накануне отставки кабинета Гайдара заместителей по экономике (по реформе) из субъектов Федерации наконец-то собрали… для обмена опытом.
По линии отдельных «молодых» ведомств такая работа выполнялась: активно работали с регионалами А. Чубайс (приватизация), И. Южанов (землеустройство).
В апреле 1992 года администрация Пермской области собрала под Кунгуром для согласования планов дальнейших действий по проведению реформы наших «комдивов» – руководителей городов и районов области. Инфляция в разы уже была, а наполнение прилавков еще только намечалось. Ситуация складывалась кризисная. Так как народ от субординации еще не отвык, то всех интересовало: что дальше намерены предпринимать Центр, Москва. Грешен, но добрая половина того, что я наговорил от имени Центра, было моими собственными домыслами. Я не раз до этого «прокручивал» эти ответы через себя. Обсуждал их в узком кругу с заместителем губернатора по приватизации Виктором Горбуновым, первыми лицами областных финансового и налогового управлений и банка России В. Колпаковым, В. Мишиным, А. Савельевым, наиболее «продвинутыми» директорами предприятий В. Барановым и П. Кондрашевым. Но все равно это были предположения и домыслы, а я излагал их как директивы Центра. Как показало будущее – пронесло. Сошлось!
Хотя война пришлась на мои детские годы, но я запомнил призывы, лозунги тех лет, звучавшие со всех сторон: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой!», «Отступать некуда! Позади Москва!», «Все для фронта, все для победы!». Они настраивали не на ожидание, а на действие, на терпение ради грядущей победы. Не берусь количественно оценивать вклад такой пропаганды в победу, но уверен, что он был ощутимым.
Операция по либерализации экономики тоже была «смертным боем». Предшественники загнали экономику дальше некуда. Все было против реформы, она была не ко времени, но и ждать было нельзя. И людям все это надо было объяснять, привлекать в союзники. Вообще-то наш народ умеет терпеть, как никто другой. Особенно, если верит. Это был тот редкий случай, когда, говоря высокими словами, можно было не врать: да, жертвы будут, но враг будет разбит, победа будет за нами!
Как было не раз в российской истории, демократы не доверились собственному народу, даже не попытались получить его поддержку. Свято место пусто не бывает. Этим сначала воспользовались коммунисты. Принцип «чем хуже, тем лучше» дул в их паруса. Потом сладкий вкус трофеев понравился «центристам».
Потери в том «смертном бою» были списаны на «демократов», бившихся на «передовой», победа – приписана тем, кто оставался в тылу или, хуже того, призывал: «Долой войну империалистическую!». Этому конечному результату инициаторы и локомотивы демократических перемен, либералы обязаны не только року судьбы, но и собственным ошибкам.
Опасения по поводу нехватки кадров, способных работать в условиях рыночной экономики, подтвердились лишь в отношении хозяйственных руководителей первого уровня. Что для меня не стало открытием. Для первого руководителя в условиях плановой экономики важнейшими качествами были умение выстроить отношения с министерством, с партийными органами и создать собственную крепкую «хуторскую» систему. Добрые отношения с министерством обеспечивали оптимальный план, получение фондовых ресурсов, премирование коллектива. Собственные медсанчасть, сеть общественного питания, ведомственное жилье и его обслуживание, дома отдыха, санатории, спортивные сооружения, передовое подсобное хозяйство определяли социальный пакет работников предприятия. Они же во многом определяли оценку местных органов власти.
Весь этот десятилетиями потом и кровью создаваемый капитал в рыночной системе оказался невостребованным, а иногда даже балластом.
За редким исключением не сумели занять лидирующие позиции в рыночной экономике и крупные руководители советской торговли.
Из «красных директоров» экзамен на рыночную адаптацию выдержали максимум тридцать процентов. Из пермских «отличников» назову В. Баранова («Соликамскбумпром»), П. Кондрашева («Сильвинит») и В. Сухарева (Пермьнефтеоргсинтез). Уникальным «отличником» оказался В. Тетюхин. Вообще-то он не пермский. После окончания московского вуза работал в Верхней Салде (Свердловская область), потом в московском НИИ. В самые трудные дни заводским народом он был призван «на правление». Провел дружественное и очень выгодное поглощение: объединил Верхнесалдинское металлургическое производственное объединение и Березниковский титано-магниевый комбинат. Стремительно вышел на мировой рынок: когда летом 1993 года я был в Сиэтле на «Боинге», там уже с уважением говорили об «Ависме». В том числе о непрерывном техническом развитии компании. Еще один уникальный параметр: в списке российских долларовых миллиардеров он старший по возрасту. И, наконец, В. Тетюхин продуктивно работал в тандеме с Вячеславом Брештом. Кстати, в начале удачные тандемы «политик – финансист», «технократ – финансист» не были редкостью. Изза «конфликта интересов» сохранились единицы. К ним бы я отнес Ю. Антонова и А. Долотова («Инкар»), дружно работавших до ухода Ю. Антонова на отдых.
Если первый эшелон подкачал, то «со стороны» и из «низов» хлынул поток рыночных талантов.
Спасибо кооперативному движению, которому дал жизнь М. Горбачев. Непосредственно на развитие экономики оно повлияло незначительно, но хватких людей выявило и провело масштабный первый тур естественного отбора.
Среди них было немало давних клиентов УБХС. Наиболее распространенными специализациями этих практиков законспирированного капитализма было подпольное производство товаров народного потребления (цеховики), перепродажа валюты и зарубежного «ширпотреба» (фарцовщики), перепродажа всего остального (спекулянты)… Подпитывала ряды отечественных рыночников и советская культура. Организация «левых» гастролей и оформление соответствующих гонораров требовало филигранной работы – ошибки были чреваты длительными сроками.
По моим субъективным оценкам, больше всего ценных кадров для рыночной экономики подготовил ленинский комсомол. В 1991 году я, как заместитель председателя Пермского облисполкома, подбирал человека, которому собирался доверить создание Пермской товарной биржи. Конкурс выиграл аспирант, комиссар студенческих отрядов на лесосплаве Андрей Кузяев, который попал в число «номинантов» только благодаря рекомендации «комсомольца» В. Хлызова. Сегодня А. Кузяев – вице-президент «большого» ЛУКОЙЛа, собственник Пермской финансово-промышленной группы, выросшей под его руководством из той самой биржи, фигурант самых уважаемых долларовых рейтингов журналов «Форбс» и «Финанс».
Не без «комсомольских» преференций происходило рыночное становление компаний группы «ЭКС», которые возглавлял бывший работник обкома комсомола Юрий Трутнев, ныне министр природных ресурсов России. Вместе с ним начинал свою «рыночную» карьеру нынешний губернатор Олег Чиркунов. Он, как и хорошо известные в пермском бизнес-сообществе А. Темкин, М. Мусихин, И. Твердохлебов, «родом» из комсомола.
А вот «старшие товарищи» из аппарата КПСС в свободном рыночном плавании адмиральских звезд не завоевали. Приятные исключения – бессменный руководитель Западно-Уральского Сбербанка В. Верхоланцев и лидер «Хеми» В. Гусев…
Если посмотреть на список первых российских долларовых мультимиллионеров, то подавляющее большинство из них принадлежит к одной из перечисленных выше категорий.
Закрепились в элите регионального бизнеса предприниматели, которых в начале 1990-х в пермских СМИ обычно упоминали с прилагательным «авторитетный»: Р. Ибрагимов, В. Нелюбин, В. Плотников…
Других отраслевых закономерностей в формирования кадрового корпуса пермского бизнеса я не обнаружил. Д. Рыболовлев, В. Сухих, В. Колчанов пришли в бизнес из медицины. Ю. Гантман, Г. Кремер («Парма»), О. Перельман и его соратники по «Новомету», И. Прагер (ТСТ) – из прикладной науки, С. Леви – из строителей. Этот список можно долго продолжать.
В начальном капиталистическом варианте оказался опровергнутым пушкинский тезис: «Любви все возрасты покорны». Покорны. Но без взаимности. Молодая российская рыночная экономика вела себя согласно законам природы, отдаваясь, в основном, молодым.
Какова связь между кадровой структурой рыночной экономики и «внешней средой»?
С первого января 1992 года экономическая «внешняя среда» резко изменилась. Она стала более изменчивой и контрастной. В новых «погодных условиях» успешно рулить, ловить ветер в паруса и не перевернуться при этом вверх килем могли другие по менталитету и выучке кадры. С этим необходимо было считаться.
Как бы не изощрялись политологи, социологи, акулы пера, составленные ими рейтинги влиятельности VIP-персон всегда уступали по точности и объективности скромным спискам, которые хранятся у доверенных секретарей-референтов ВЫСОКИХ приемных в затертых блокнотах или в закодированных файлах. В них – фамилии тех, кого с шефом следует соединять незамедлительно.
Изменения во «внешней среде» в 1992–1993 годах изменили подобный список в моей приемной более чем на треть.
Новая «внешняя среда» внесла серьезные коррективы в содержание моей работы. Прежде всего, это было создание и обеспечение дееспособности рыночных институтов. Приватизация и управление государственным имуществом, банковская система, налоговая инспекция, таможня, антимонопольные органы, комиссия по регулированию энерготарифов, землеустройство, фондовый рынок, внешнеэкономические структуры… Хотя большинство из них имели федеральный статус и формально подчинялись Центру, работали мы вместе и дружно. Все первые руководители этих структур по Пермской области каждый понедельник принимали участие в оперативках, которые проводил я. Вместе преодолевали старые и новые проблемы. Разница была в одном: при постановке задач руководителям подразделений администрации области я использовал глагол «поручаю», федералам – «прошу». В 2003 году Виктор Иванович Мишин, заместитель министра по налогам и сборам, а в 1992 году – начальник вновь организованной налоговой службы по Пермской области говорил мне, что в моем демонстративном «прошу» он чувствовал столько уважения и доверия, что оно было гораздо весомее любого «приказываю».
Первый (назначенный) губернатор Борис Юрьевич Кузнецов возложил на меня огромную ответственность, но и наделил не меньшими правами при дележе многих больших и вкусных «пирогов».
Разработка областного бюджета (включая дотации, субвенции, перераспределение средств между городами и районами), его исполнение, формирование и использование заложенных в бюджет резервов (тогда эта строчка существовала).
Формирование всех внебюджетных фондов, в том числе дорожного. Распределение всех видов льготных кредитов (существовали и такие), выделяемых в распоряжение администрации области.
Распределение между коммерческими структурами контрактов на реализацию экспортной продукции для приобретения за счет этого сахара, зерна, других продуктов питания. Очень выгодных для них контрактов, суммарный годовой объем которых оценивался от 20 до 50 млн. долларов.
Выделение коммерческим структурам квот на подобные же операции внутри страны. Суперприбыльные операции.
Составление списка объектов капитального строительства на очередной год.
Выделение квот на использование природных ресурсов (от нефтяных до лесных).
И плюсом к тому – множество «экзотических мелочей», которые, слава Богу, стали уже достоянием истории: выделение «в долг» средств на зарплату «федералам» (например бершетским ракетчикам или пермским чекистам); распределение между предприятиями и объектами социальной сферы дополнительно выделенных области денежных знаков (в стране существовал острейший дефицит наличности); поиск помещений под создаваемую тогда таможню…
И много еще чего.
Хотя формально мое решение по всем этим вопросам было предпоследним (последним было слово губернатора), фактически на 95, а то и 99 процентов оно было последним. Не могу припомнить, когда бы Б. Кузнецов «зарубил» предлагаемое мною решение. «Недостающие» один или пять процентов относятся к случаям, когда визитер обращался непосредственно к губернатору и получал «добро». Но это было исключением, а не правилом.
Даже сейчас я удивляюсь, как удавалось делить «мирным путем» все это «вкусное», но очень ограниченное по объему, между сотнями претендентов, жаждущих урвать кусок побольше. Просьб было более чем достаточно. Но «на общих основаниях».
Естественно, недовольства хватало, в том числе, среди тех, кого я в других проектах, активно и не скрывая этого, поддерживал. Помню, например, как обиделся Андрей Кузяев за то, что однажды Пермской товарной бирже перепало квот меньше, чем ее конкурентам. Да и депутат облсовета и коммерсант Сергей Левитан, считая себя обделенным, не раз высказывал свое «фи» по ряду вынесенных «распределительных» решений.
Однажды с просьбой выделить очень выгодную квоту под покупку сахара обратился мой давний приятель Г. Р., к бизнесу имеющий отношение весьма далекое. Предполагаю, что он представлял интересы «третьего лица». Я объяснил ему, что на контракт претендуют еще восемь структур, и предложил подготовить конкурентное предложение (по цене, срокам поставки, логистике). Дальше состоялся следующий диалог:
– Но я к тебе пришел не по конкурсу, а по дружбе.
– А что про эту дружбу скажут остальные восемь претендентов?
– Это твоя проблема.
– Мне проблем и без этого хватает. В итоге одним другом стало меньше.
Тем не менее, за два с небольшим года пребывания на посту первого вице-губернатора мне ни разу не предлагали взятку или «договориться» и не угрожали.
Соответственно, никогда я не пользовался услугами телохранителей.
Между тем, обстановку в регионе в это время «стерильной» нельзя было назвать даже при наличии богатой фантазии. Стрельбы по поводу экономических интересов хватало. Не без посторонней помощи ушли в мир иной несколько бизнесменов новой волны, которых я неплохо знал по «прежней жизни» (заместитель заведующего отделом обкома КПСС А. Кужма, преподаватель моей кафедры В. Мордовин, работник обкома ВЛКСМ В. Хлызов).
До самой смерти Виктора Серафимовича Горбунова в 2007 году, когда появлялось «окошко» в командировочном графике посещения Перми, я всегда заходил к нему. Говорили о сегодняшнем, вспоминали былое. Одна из таких встреч совпала с сообщением об убийстве депутата Госдумы Владимира Головлева, который в начале 1990-х был челябинским коллегой Виктора Серафимовича по приватизации.
Обсуждая эту невеселую тему, выяснили, что даже в самый разгар приватизации пути Горбунова с криминальной средой тоже не пересекались.
Тогда я впервые вслух задал этот вопрос: почему?
Об отсутствии у пермского криминалитета почтения к уголовному кодексу и органам правопорядка красноречиво свидетельствовала «убойная» статистика.
Экономические интересы больших и малых «авторитетов» имели место в полном объеме. Не наблюдалось недостатка и в заказчиках запугивания или ликвидации лиц, препятствующих достижению желанных интересов.
Версия ответа на мой вопрос, которая родилась в ходе наших совместных размышлений, выглядела следующим образом.
Есть старая, проверенная истина: когда не знаешь, как поступить, действуй по закону. По многим сюжетам, которыми мы занимались, законов, нормативных актов, определяющих порядок выбора лучшего из многих претендентов, в ту пору просто не существовало. Элементарная логика подсказывала, что в этих условиях необходимо создавать свои правила игры. Желательно справедливые, единые для всех, прозрачные.
Что мы и пытались сделать.
Не ожидая федеральных указов, законов и постановлений о конкурсах (тендерах) на выполнение подобных процедур (они начнут появляться года через три), я стал создавать эту систему, начиная со второго квартала 1992 года.
Были созданы: межведомственная комиссия по льготным кредитам (сопредседателем стал начальник главного управления Центробанка Алексей Савельев); внутриведомственные – по внутренним и внешним квотам (их вели Анатолий Деревнин и Владимир Ленских). Не скажу, что в их работе полностью удалось исключить фактор протекционизма, но все равно это был шаг вперед. Выделяли кредиты под конкретные проекты (хотя жесткой их экспертизы не проводилось). Среди получателей тех кредитов была вновь организованная фирма «Кираса» – под производство бронежилетов; фирма «Экс-лимитед» – под совместное производство швейных изделий, мебельная фирма «Драцена», фирма «Визион», строительный трест КПД.
С публикацией в российских и зарубежных СМИ объявили и провели конкурс на право обработки доли вишерских алмазов, находившихся в нашем распоряжении. Вели этот проект В. Рогальников и В. Ленских.
Думаю, что наиболее удачным моим решением было преимущественное выделение квот и поручение проведения бартерных операций самим предприятиям-производителям. Если они потом и реализовывали свою продукцию через посредников, то это был их выбор. Областная администрация оставалась при этом чистой.
Потом это пригодилось не раз. Прежде всего, области: в 1992 году в министерстве экономики я добивался выделения для области экспортных квот. Нашу заявку удовлетворили по высшему нормативу благодаря тому, что мы представили в качестве экспортеров всего около 50 юридических лиц (в подавляющем числе – непосредственных производителей). Большинство регионов давало это право двум-трем сотням, преимущественно посредникам. Пригодилось это и лично мне: когда в 1993–1994 годах пермская областная газета «Звезда» обвиняла меня во всех смертных грехах, документы свидетельствовали в мою пользу.
Однако вернемся к прозвучавшему выше вопросу: почему на нас «не наезжали»?
Кто-то из правоведов сказал, что, если очень повезет, то могут совпасть решения, принятые и «по закону» и «по понятиям».
Может быть, наши доморощенные правила оказались близки к «понятиям»?
Явление, в отличие от события, не появляется во «внешней среде» сразу, как снег на голову. Сначала оно зарождается где-то далеко от людского взгляда, потихоньку растет, обволакивает, и вдруг замечаешь, что оно везде, что его много. Если явление положительное, то реально ощущаешь, что в твоей жизни появились новые, приятные возможности, что она становится более яркой и разноцветной. И, наоборот, негативное явление, прямо или косвенно, вносит дискомфорт в твою жизнь, делает ее более сумрачной. Думающий человек сразу начинает просчитывать варианты:
постоянно носить с собой зонтик?
перейти на «зимнюю резину» и теплое белье?
подтянуть потуже пояс?
или элементарно «свалить» в более теплые и солнечные края?..
Явление, которое в «эпоху Ельцина» не только расцвело, но и дало первые щедрые плоды, называется «расслоение».
В подзаголовке этой книги значится: воспоминания и размышления.
«Расслоение» – та самая категория, о которой, прежде чем вспоминать, не грех порассуждать. Начнем чуть издалека.
Не только в науке, но и в повседневной жизни часто употребляется выражение «социальное здоровье общества», или, для краткости, «здоровье общества».
Общество является здоровым, когда люди, живущие в нем, активны, заряжены на достижение успеха собственным и совместным трудом, получают удовлетворение не только от успеха, но и процесса труда. Членам здорового общества интересно все: искусство, спорт, есть ли жизнь на Марсе, курсы акций… Даже политика.
У меня есть собственный очень простой определитель здорового общества: в нем люди выпивают преимущественно от РАДОСТИ и для УДОВОЛЬСТВИЯ. Для этого, кстати, всем не обязательно быть долларовыми миллионерами. В больном обществе пьют с горя. И, как гласило название одного из первых сериалов, покорившего в те годы миллионы россиян, «богатые тоже плачут».
В нездоровом обществе много людей безразличных. Не только к окружающим и к окружающему – к себе. По моему «определителю», это общество мусорных свалок. В прекрасном сосновом бору, у порога собственного дома, нередко и внутри дома.
У членов этого общества много мусора и в головах. Так как они безразличны ко всему, то не утруждают себя размышлениями, анализом, сортировкой полезного и мусора в собственных умах. Они жаждут халявы, им обязаны своим благополучием финансовые пирамиды, экстрасенсы и политики. Кто-кто, а «нездоровые» всегда голосуют «правильно».
Общество тяжело больно, когда люди, живущие в нем, недоброжелательны друг по отношению к другу, агрессивны, не имеют понятия о чувстве «белой зависти». Они живут среди врагов. Во всех их бедах виноваты только враги. Внешние и внутренние.
А сами они «белые и пушистые». И большие патриоты.
Здоровье общества зависит от градуса напряженности внутри его. В электрической системе напряжение повышается пропорционально увеличению тока и сопротивления. В обществе – почти то же самое. Чем больше людям доставляют неприятностей, чем больше сопротивление их нормальным желаниям, большим и малым радостям, их свободе, тем выше напряжение в обществе.
При хорошей изоляции это не очень заметно и, на первый взгляд, не чревато неприятностями. Отличная изоляция – страх. За свое материальное положение, за судьбу близких тебе людей, за собственную свободу, здоровье и жизнь. Но даже в самых, казалось бы, надежных изоляционных конструкциях – ГУЛАГе, железном занавесе, партийной дисциплине – рано или поздно случаются пробои. И тогда система горит синим пламенем, порой вызывающим социальный взрыв, по давней российской традиции, «бессмысленный и беспощадный».
Отсюда вывод: поддержание, в рамках возможного, разумного соотношения радостей и неприятностей и разработка систем защиты от «пробоев» в обществе должны быть «направлением главного удара» для власти любого уровня. Сильным и коварным противником на этом фронте является расслоение общества.
Человеческое общество по самым разным признакам было и остается многослойным пирогом. В том числе по достатку. Всегда в нем присутствовали бедные, богатые и те, что между ними, – средние. В 1980 году стало ясно, что двадцать лет назад Никита Сергеевич Хрущев явно погорячился, пообещав советским людям жизнь при коммунизме. Это дает основание с уверенностью говорить, что эти разные по вкусу слои не только были и существуют, но и будут впредь.
Причины богатства одних и бедности других могут быть самыми разными.
Личные достоинства или недостатки: талант, трудолюбие, могучее здоровье, «настырность» одних и отсутствие всего этого у других.
Содержание того, что человек получил на своем этапе «эстафеты поколений». У одних солидные счета в респектабельных банках, увесистые пакеты акций «голубых фишек», недвижимость, образование и хорошие знакомства. У других – родительские долги.
И, наконец, та самая «внешняя среда». При всех своих финансовых, инновационных и организационных талантах, в условиях социалистической экономики максимум, на что могло претендовать большинство нынешних российских долларовых миллиардеров, – это должность заместителя генерального директора по общим вопросам компаний, собственниками которых они сегодня являются. Это при условии, что «карта легла». При менее удачном раскладе их потолок – бригадир разнорабочих на «химии»[57]. Именно в этом качестве в 1990-х годах на стройках Березниковско-Соликамской «большой химии» под конвоем трудился некогда предприимчивый проректор Рижского университета, а ныне долларовый миллионер Григорий Лучанский.
Советский строй не баловал своих рабочих, крестьян и трудовую интеллигенцию высоким уровнем жизни. Большой роскошью не могли похвастаться даже советские «богатые». Принадлежность к довольно массовому среднему классу в социалистическом его исполнении определяли весьма скромное питание (без деликатесов), «хрущевка-двушка», шесть соток мичуринского участка, «жигуленок» («Москвич») со средним возрастом 10 лет, регулярные выезды семьей «дикарями»[58] на черноморское побережье… Уровень жизни «бедного» слоя не далеко ушел от состояния, называемого «нищета».
Такое общество богатым никак не назовешь. А проблемы расслоения не было!
Выходит, что дело не только в богатстве или бедности, а еще в чем-то другом.
Какие же изменения произошли в российском обществе в результате первого этапа гайдаровской реформы?
Прежде всего, изменилась его структура. «Советский пирог» состоял из тонких «коржиков» богатых и бедных и между ними – толстенная прослойка «среднего класса». Между прочим, мировой опыт показывает, что именно такое соотношение является близким к оптимуму.
В начале 1990-х буквально за год-два в России появились очень богатые люди. Таких богатых не было с 1917 года. Даже при нэпе. Среди них было еще немало «красных директоров», но в большинстве своем это были совершенно новые люди. Из этого человеческого материала теперь состоял «верхний корж» вновь испеченного трехслойного пирога. Его толщина по-прежнему была не велика.
А вот средний слой резко похудел. Из него против своей воли выбыли миллионы образованных профессионалов, трудяг, которые лет двадцать своей жизни не без успеха посвятили науке (искусству, образованию, «оборонке») и вдруг остались невостребованными. Неумолимым прессом «внешней среды» они были выдавлены в нижний слой – «бедных». Потеряв и материально, и, что еще более ощутимо, морально…
Когда советские пенсионеры стали российскими, эта немалая социальная группа ощутимо была пододвинута в направлении бедности.
Закрепились в этом «слое» и миллионы тех, кто и при советской власти перебивался с хлеба на воду.
По итогам 2006 года 19 пермяков отчитались перед налоговой инспекцией о годовом доходе, превышающем 1 мрд рублей. Это более чем 90 млн. рублей в месяц. Семья очень «крепкого» середняка получает тысяч девяносто. Разница в 1000 раз. Доходы 10 % самых богатых москвичей больше доходов 10 % самых бедных в 60 раз. Для сравнения: в развитых европейских странах – в 6–9, в США – в 15 раз.
Но Бог с ними, с миллионерами и миллиардерами. Пусть живут себе на здоровье. Нас, как и во всем мире, интересует средний класс. Если семья, принадлежащая к нему, не равняется на образ жизни, описываемый в глянцевых журналах, и имеет «сдерживающие центры», то и этого хватает на многое. Без изысков, но нормально питаться, иметь иномарку класса «В», купить по ипотеке квартиру, оплачивать ребенку учебу и мобильник, регулярно летать на «трехзвездочный» отдых во всегда теплые края… В принципе, это весьма приличный уровень жизни, и можно было бы только порадоваться за наших граждан. Если бы не несколько «но».
Когда долго не выезжаешь далее ста километров от МКАД[59], то визуально уровень жизни россиян представляется весьма приличным. Огромное число новых дорогих иномарок, красивые коттеджи по всему периметру вокруг столицы на глубину как минимум 50 километров, битком набитые российскими туристами самолеты чартерных рейсов от Турции до Канар, от Египта до Таиланда. Это же все ребята из нашего среднего класса! И их так много!
Но как только берешься за статистику, оптический эффект превращается в оптический обман.
Если ориентироваться на более представительную выборку, то в 2006 году за порогом бедности жило 15,09 %, относительно бедными (душевой доход меньше 13,5 тыс. рублей) было 33,82 % жителей столицы. Если принять за средний класс семьи с душевым доходом 27–37 тыс. рублей, то эта прослойка оказалась в пределах 20 %. Еще двадцать попали в «богатые». Шестьдесят процентов пришлось на бедный слой[60]. И это в богатой Москве. Что же говорить о регионах, которым не довелось стать столичными, или обделенные углеводородами!
Повторюсь: разница в достатке была всегда. Но в советские времена она была не столь контрастной. В начале 1970-х годов месячный доход семьи, принадлежащей к «среднему классу», составлял рублей 250–350. Именно в это время я готовился к очередной лекции на обкомовском семинаре, и мне в отделе пропаганды дали обильную статистику по зарплате в Пермской области. Среди женщин самую высокую зарплату имела ректор медицинского института профессор Татьяна Ивановская, среди мужчин – генеральный конструктор авиадвигателей профессор Павел Соловьев. Их среднемесячная зарплата составляла порядка 1200–1600 рублей. Примерно в четыре с половиной раза больше средней по области.
В рыночных условиях бедный слой российского общества ужасающе «потолстел». В первом квартале 2008 года 30,3 % общего объема денежных доходов российского населения приходилось на долю 10 % самых богатых и лишь 1,9 % доходов – на долю 10 % самых бедных граждан.
Изменение структуры общества в сторону бедности – первый симптом его болезни под названием «расслоение». Но не последний.
Если говорить не о симптомах, а о причинах этой болезни, то в данном случае причина неблагоприятного изменения структуры общества – экономическая. Если бы она была единственной, не исключаю, что болезнь «расслоение» могла бы существовать исключительно в легкой форме. Но тут появилась новая напасть – психологическая.
Существуют явления, которые подавляющим большинством людей воспринимаются однозначно. Например, природного происхождения. Комфортная погода – всем хорошо. Наводнение, засуха, землетрясения – всем плохо (узко отраслевые интересы спасателей и поставщиков ритуальных услуг принимать во внимание не будем).
Расслоение как явление – штука противоречивая. В нем подобную гармонию интересов обнаружить трудно. Если даже на страну свалилось такое общее счастье, как высокие доходы от продажи нефти, то это не означает, что этого счастья всем перепало одинаково или хотя бы было разделено пропорционально. Один отхватил кусок пожирнее, другой – лишь постный кусочек, третьего фортуна обошла стороной, и он остался при своих интересах. Самое обидное произошло с четвертым – скажем, выращивающим зелень в теплицах. Повышение цен на отопление и транспортировку сделали его банкротом.
В цивилизованных странах не один век формировалась определенная культура поведения богатого человека. Ее основополагающий лозунг: «Не раздражай». Образ жизни: «Качественно, но не броско». И то, и другое не для наших.
Читая современную массовую литературу и публицистику и общаясь с молодыми современниками, я сделал для себя филологическое открытие. В XX веке ветхозаветное выражение «потемкинская деревня» было вытеснено из лексикона коротким словом «показуха». Сегодня на смену этому памятнику советской эпохи из «фени» приходят «понты».
«Понты» – фирменный знак «новых русских» начала 1990-х. Стремительно взлетев «из грязи в князи», большинство из них наивно уверовало в необратимость этого взлета. А оно оказалось для них всего-навсего катапультированием. Не всегда с мягкой посадкой. Но пока это еще было впереди, и они «на полную катушку» демонстрировали свою крутизну сотне миллионов менее удачливых соотечественников. В том числе и тем, на которых вчера они заискивающе смотрели снизу вверх.
Адекватным ответом последних является черная зависть, усугубляющая последствия расслоения. Одни, обиженные судьбой, глядя на этот пир во время чумы, просто чертыхались. Другие неожиданно легко восстанавливали в памяти изучаемые под палкой в давней юности положения марксизма-ленинизма. Прежде всего – о несправедливом распределении природной ренты и прибавочного продукта, об эксплуатации человека человеком и (прошу расслабиться) о необходимости и неизбежности классовой борьбы.
Хочу обратить внимание на то, что до сих пор мы вели речь о жертвах расслоения, которыми оказались нормальные, деятельные люди – им просто крупно не повезло. С возрастом, с предыдущей трудовой биографией, с отраслью их бизнеса…
Гораздо в более острой и бестолковой форме революционные мысли возникают у тех, чье присутствие в бедной прослойке объясняется собственной неконкурентоспособностью, нерадивостью, «вредными привычками». Правда, они-то твердо уверены, что все эти негативные характеристики не про них.
Последствия расслоения российского общества оказались катастрофическими для либералов, отцов гайдаровской реформы. А так как я активно играл в этой команде, то и для всех нас, кто играл в ней не по контракту, а по убеждению. Мы потеряли свой лучший электорат – гуманитарную и техническую интеллигенцию, которая билась за опального Ельцина, стояла у Белого дома в августе 1991 года, не сопротивлялась реформам, а требовала их. Именно эти люди обнищали в первую очередь и в большей мере, чем все остальные. Их, как и всех остальных, лишили многолетних и действительно трудовых сбережений в Сбербанке еще задолго до 1992 года. Но тогда они еще считали фантики, которые числились на их счетах реальными деньгами. Потом их добивали инфляцией, задолженностями по жалкой заработной плате…
Не менее трагичным оказался исход в «бедный» слой общества практически всех силовиков.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.