Глава 2. Германия - бурлящий котел

Глава 2. Германия - бурлящий котел

Я не собираюсь писать книгу о политике. Однако, не зная о той чудовищной атмосфере, которая преобладала в побежденной и разрушенной стране, и о темных и кровожадных силах, погубивших страну, невозможно понять появление Гитлера и представить тот бурный водоворот событий, взметнувший его на вершину власти, подобно тому, как грязная пена поднимается на поверхность бурно кипящего котла.

Прошлое было уничтожено, настоящее шатко, а будущее безнадежно. К такому выводу мы пришли, когда наконец осознали трагическое бессилие людей, которые оказались у власти в результате так называемой Революции 1918 года.

Кайзер бежал, и страны-победительницы поверили, что они заменили ненавистный режим Вильгельма II на образцовую демократию, может быть даже лучшую, чем их собственная. Но на самом деле изменению подвергся лишь фасад, а остальное осталось неизменным; а усилившийся голод и нужда превращали людей в диких зверей.

Я вспоминаю о моем друге Артуре Меллере ван ден Бруке, которого называли «Руссо германской революции» (он покончил жизнь самоубийством в тот день, когда окончательно осознал, что Гитлер предал его идеалы). Вместе с ним мы основали Июньский клуб. Его целью было восстановление Германии. «Мы проиграли войну, - говорил он мне, - но мы победил! в Революции».

Что за глупая иллюзия - надеяться на возрождение нации, которой долгие годы управляют бюрократы и жалкие, трусливые буржуа!

Только какой-нибудь злобный карикатурист, желая до предела унизить и растоптать Германию, мог вызвать к жизни таких прожженных бюрократов, как Шейдеман, Зеверинг и Эберт, и таких плоских и тупых буржуа, как Эрцбергер, Ференбах и Вирт.

Германия являла собой груду руин, и в таких условиях, как бы в насмешку над страной, было создано правительство безвольных посредственностей, не имевших ни идей, ни веры, ни политических знаний. Оно было больше похоже на комиссию конкурсных управляющих, чем на гражданское правительство.

Президентом Германской Республики, причем абсолютно незаконным образом - без выборов, стал Фридрих Эберт, человек «золотой середины». Это случилось потому, что создатели новой конституции не доверяли немецкому народу, да и созданной им конституции тоже.

Так что в Германской Республике не было ничего республиканского, кроме ее названия.

Чего стоит ожидать в будущем от Эберта, наиболее ясно показывали его слова: «Я ненавижу революцию так же сильно, как я ненавижу грех». Я был молод и не шел ни на какие компромиссы. «Прежде всего, - сказал я Меллеру ван ден Бруку, который был так же разочарован, как и я, - он ненавидит революцию, потому что ненавидит грех. Разве Дантон ненавидел грех?» Сегодня мне смешно вспоминать, как мы сравнивали трусливого Эберта с героем французской революции.

Итак, вернемся в разоренную Германию, где на фоне всеобщего беспорядка все так же рутинно и стереотипно работали различные министерства, с фасадов которых стирали (а порой и просто прикрывали чем-нибудь) надпись «Императорский». Напрасно страны-победительницы указывали на необходимость уничтожения германского милитаризма и уменьшения влияния генералитета - все чиновники и генералы оставались на своих местах, Веймарская республика взяла их на службу, и сместить их с занимаемых постов было невозможно.

За спиной эфемерных министров стояли тайные руководители страны из числа этих чиновников, и законы исполнялись ровно настолько, насколько это было выгодно бюрократии.

После окончания юридического факультета я был принят на работу в министерство сельского хозяйства и продовольствия.

Незадолго до этого на пост министра был назначен некий господин Гермес. Желая сохранить при себе в новом офисе своего постоянного секретаря, чтобы получить определенную свободу действий, он поставил об этом в известность человека, бывшего реальным главой его министерства. Тот, однако, заявил, что для оплаты секретаря господина Гермеса нет средств. Поскольку министр настаивал, то чиновник предложил ему добиться утверждения нового назначения через парламент, проведя там специальное голосование для утверждения новых расходов.

Естественно, господин Гермес так и остался без своего секретаря, и все его самые конфиденциальные письма, отпечатанные в трех экземплярах, подвергались цензуре этого закулисного советника.

Что же в это время творилось в стране? Германия бурлила. Иностранцы, не слишком углубляясь в суть происходящего, сообщали, что «из германского котла идет грязный пар», но они не выражали при этом особой тревоги. Они не понимали, что мучительные потрясения и чрезмерные страдания вызывали ужасную реакцию и подготовили почву для возрождения пруссачества и новой войны.

Именно этот кипящий котел и произвел на свет Гитлера, а порожденные им тайные силы помогли Гитлеру прийти к власти.

Германия проиграла войну, но это было еще не все. Народ голодал, а по всей Европе падало сельскохозяйственное производство. Страны Центральной Европы были буквально задушены блокадой Антанты. 120 миллионов немецких марок были вложены в военные займы и, естественно, пропали после окончания войны. Германский средний класс был уничтожен, мелкие рантье разорены. Я думаю, что в 1922 году количество людей, обладавших состоянием в 20 000 золотых марок, не превышало трех процентов населения Германии. Страховые компании прекратили выплачивать страховки. Люди, всю жизнь копившие деньги, чтобы обеспечить себе нормальную жизнь в старости, потеряли свои накопления и умирали в полной нищете. Инвалиды войны не получали никаких пенсий. Такое положение дел было прямым последствием войны, которая полностью разрушила экономическую жизнь страны, а не результатом тягостного Версальского мира, как можно было бы думать.

Важной проблемой, требующей незамедлительного решения, стала проблема демобилизации армии. Бывшие солдаты, оставшиеся без работы, все чаще оказывались зачинщиками беспорядков. Таким образом они старались сохранить от полного уничтожения свой привычный мир и более всего пытались избежать голода, безработицы и безнадежного будущего.

Солдаты вернулись с фронта, полтора миллиона немцев были изгнаны из Польши, триста тысяч офицеров и семьсот или восемьсот тысяч сержантов влачили жалкое, безнадежное и бесцельное существование в Берлине и других больших городах Германии. Вернулись и герои балтийской войны, защищавшие Финляндию от русских. Ими руководили генерал Рюдигер фон дер Гольц, капитан Вальтер Стеннес и обер-лейтенант Герхард Россбах. Если до сих пор еще существуют наивные люди, верящие в добрую волю Адольфа Гитлера и в его заботу об идеалах немецкого народа, то пусть они вспомнят о жертвах, понесенных немецкой армией в этой войне, и сравнят отношение фюрера к нынешнему русско-финскому конфликту. Более того, Гитлер не только не воевал в Финляндии, он даже не принял участия в тех стихийных столкновениях, которые возникали после войны, и в которых немцам пришлось оборонять свои жизни и свою честь. Он не участвовал в боевых действиях армии генерала фон Эппа, свергнувшей красную диктатуру Курта Эйснера в 1919 году, не было его и в отрядах фон дер Гольца. Когда в Верхней Силезии вспыхнула кровопролитная война, в которой немецкие «фреакоры» защищали границы Германии от поляков, Гитлер, обращаясь к отряду добровольцев из Австрии, решивших помочь немцам, изо всех сил старался отговорить их от участия в этой борьбе. Однако, несмотря на все свое красноречие, Гитлер так не смог переубедить или отговорить их. В результате он остался дома, вынашивая дьявольские планы захвата власти путем чудовищного лицемерия и предательства, которые тем не менее оказались успешными.

Те же, кто еще сохранил остатки здравого смысла в этом водовороте, по мере сил сопротивлялись окостеневшему бюрократически-демократическому режиму и, преодолевая официальное лицемерие, пытались найти свой путь.

На первом съезде Советов рабочих и солдатских депутатов, в котором принимали участие социал-демократы, Независимая социал-демократическая партия Германии (НСДПГ, из левого крыла которой впоследствии родилась Коммунистическая партия Германии) и солдатская фракция, с поистине фантастической речью выступил Рудольф Гильфердинг (так называемый левый социал-демократ, дослужившийся до министра). Прямым последствием этой речи стало то, что решение всех важнейших вопросов было отложено навсегда.

На этом съезде рядовые делегаты потребовали - так же как и позже, во время «капповского путча» - национализации шахт и тяжелой промышленности.

«Это требование, - заявил им в ответ Гильфердинг, - делает вам честь как революционерам, но политические вопросы не могут решаться с помощью чувств».

В течение четырех часов кряду сей высокообразованный оратор объяснял изумленной аудитории абсолютную очевидность того факта, что при нынешнем уровне развития науки построение социализма в Германии не представляется возможным. Свою речь он заключил предложением создать специальную комиссию для изучения данной проблемы. Рабочие, солдаты и бывшие офицеры доверчиво согласились. Комиссия заседала месяцы и годы, но я никогда не видел даже самого мизерного признака проведения какой-либо конкретной работы. Эта комиссия так и погибла в безвестности, а проблема осталась нерешенной.

Затем на историческую сцену вышли евреи-спекулянты, усиливая антисемитские настроения, которые и так всегда были сильны в немецком народе.

Торговцы, наживаясь на голоде и постоянной девальвации марки, покупали товары за границей и продавали их в Германии по заоблачным ценам. Для своих целей они использовали Рейхсбанк. Они ловко и незаметно проникали в высшие эшелоны власти, заводили полезные знакомства в министерствах, оказывая с помощью этих знакомств влияние на тех представителей власти, которые по долгу службы должны были защищать неимущих от произвола эксплуататоров. Скандалы, связанные с галицийскими евреями-банкирами Кутицкером, Барматтом и Скляреком, пошатнули до основания финансовую систему страны и вызвали волну возмущения общественности. Братья Барматт, высланные из Германии, продолжили свои бессовестные аферы в Голландии, где за год до того уже прогремел скандал, связанный с их криминальной деятельностью, а три брата Склярек продолжали свои мерзкие делишки в Чехословакии.

Разрушительную работу, начатую спекулянтами, довершали короли немецкой индустрии. Воротили, тяжелой промышленности Гуго Стиннес, который начинал с поставок угля, скупил всех своих конкурентов и разорил все предприятия средней величины. Инфляция росла, как снежный ком. Каждый месяц, каждую неделю, каждый день и каждый час стоимость марки падала.

Жалование нам выплачивали ежедневно, и все-таки было довольно трудно приспособиться к инфляции. Если вы хотели приобрести какую-либо вещь утром, то должны были купить ее немедленно, потому что к полудню ее цена могла увеличиться в два, а то и в три-четыре раза. Вскоре за один доллар стали давать 4,2 триллиона марок. Обычная почтовая марка стоила 12 миллионов марок. Всюду внезапно появились бесчисленные толпы иностранцев с пачками долларов, франков и фунтов, скупающие предметы первой необходимости и произведения искусства, приобрести которые сами немцы уже не могли себе позволить. В такой аморальной обстановке в Германии быстро развивалась ксенофобия.

Население было возмущено, по улицам прокатилась волна громогласных демонстраций. На всех лицах было написано отчаяние, такое отчаяние, которое ведет к взрыву жестокого и беспощадного насилия. Слабое правительство заявляло о необходимости предотвратить угрозу революции. Однако, поскольку его взгляды на причины революции не изменились со времен Вильгельма II, угрозу оно видело только в левых силах, не подозревая о возможности ультраправого мятежа.

Первое предупреждение о такой возможности прозвучало в 1921 году, когда два морских офицера, лейтенант Генрих Шульц и младший лейтенант Генрих Тилессен, убили Маттиаса Эрцбергера. Убийцы были членами организации «Консул» капитана Германа Эрхардта. Развал в германском флоте достиг еще большего масштаба, чем развал в армии. Демобилизация армии проводилась постепенно, поэтому многим бывшим офицерам удалось устроиться на работу в банки, страховые компании или на заводы. А вот все офицеры бывшего императорского военно-морского флота были уволены одновременно и поэтому в большинстве своем остались без работы. Их будущее было абсолютно безнадежно. Военно-морской флот Германии был уничтожен, а торговый флот стал в десять раз меньше, чем до войны.

Капитан Эрхардт, бежавший в Швецию после провала путча Каппа, возглавил там тайную террористическую организацию «Консул». Эрцбергер был убит по его приказу. Но, несмотря даже на то, что правые уже нанесли первый серьезный удар, Веймарское правительство продолжало закрывать глаза на их деятельность.

С этого момента правые и левые попеременно совершали убийства и акты насилия.

4 июня 1922 года людьми Эрхардта было совершено покушение на лидера социал-демократов и бывшего канцлера Филиппа Шейдемана. Бывший офицер Ганс Густерт облил его синильной кислотой.

Была организована отвратительная травля Эберта, «человека золотой середины», который, несмотря на все свои усилия, так и не смог понравиться всем.

24 июня 1922 года от рук ультраправых погиб Вальтер Ратенау, крупный промышленник-еврей и министр иностранных дел Германии, который нес ответственность за подписание в Рапалло договора с Россией.

Первое народное восстание произошло в 1919 году и было организовано коммунистами. В тот же год фон Эпп изгнал коммунистов из Мюнхена. В 1920 году правой милитаристской партией был организован путч Каппа, который закончился кровавой бойней в Руре.

В 1921 году беспорядки охватили такие города, как Галле, Мерзебург и Магдебург, находившиеся в центре Германии.

В том же году коммунисты взяли верх в Гамбурге, и большой друг Страны Советов Макс Гельц попытался совершить государственный переворот. Он был вынужден бежать в Россию, где, как и многие другие слуги Красного Молоха, был впоследствии казнен Сталиным.

Столкновение интересов различных сил и предсмертные конвульсии Германии не волновали ни лидеров германского государства, ни руководителей Европы. Такая обстановка привела к усилению политической роли крайне левых и крайне правых. Первоначально в обеих партиях преобладали более умеренные элементы. Однако, пока Западная Европа мирно и беспечно почивала на лаврах, Россия пребывала в постоянной боевой готовности и внимательно следила за всеми взлетами и падениями германской политики. Руководителю Коминтерна Григорию Зиновьеву (который впоследствии также был казнен Сталиным), специально прибывшему из России в Германию, удалось сыграть решающую роль на съезде Социал-демократической партии Германии, который проходил в городе Галле. В то время я был еще студентом и, зарабатывая себе на жизнь, посетил съезд в качестве корреспондента голландской газеты и швейцарского журнала Я очень редко встречал столь же талантливого и красноречивого оратора, как Зиновьев. Он произнес семичасовую речь, после которой Социал-демократическая партия Германии раскололась, и половина ее сторонников обратилась в коммунистическую веру. Большинство членов Независимой социал-демократической партии Германии (НСДПГ) впоследствии образовало коммунистическую партию Германии (КПГ), которая вскоре стала ядром движения левых экстремистов.

Правое движение состояло из «Стального шлема» («Stalhelm»), которым руководили Франц Зельдте и Теодор Дюйстерберг, и Национал-социалистической рабочей партии Германии (НСДАП) во главе с Гитлером, Правый радикализм сделал большой шаг вперед несколько позже, когда выросло мое влияние и влияние моего брата Грегора.

Никогда справедливость пословицы о том, что противоположности сходятся, не была так очевидна, как в послевоенной Германии. Из лучших представителей левых и правых мог бы получиться прекрасный союз. В попытках прийти к взаимному согласию не было недостатка, но все они оказались иллюзорными и безрезультатными. Последняя подобная попытка, предпринятая по инициативе Гитлера, провалилась, как и все остальные. Я хорошо помню неудачное сближение между Гитлером и Третьим Интернационалом. Оно произошло вскоре после казни Шлагетера в Руре. Депутат-националист Эрнст Граф цу Ревентлов, который вскоре стал ярым поклонником Гитлера, выпускал тогда правую газету «Рейхсвахт», а Карл Радек, представитель Третьего Интернационала, издавал газету «Роте Фане». При активном посредничестве НСДАП эти двое быстро нашли общий язык и договорились о сотрудничестве. В результате изумленные читатели «Рейхсвахт» обнаружили на страницах газеты написанную Радеком хвалебную статью о Шлагетере, где он назывался «пилигримом на пути в никуда».

О Шлагетере писали много. Германские нацисты сделали из него национального героя. Для объективных людей, которые знали этого молодого человека, охваченного непреодолимой страстью к свободе и лихорадочным желанием действовать, его история представляется более неоднозначной. Что стало бы с юным мечтателем и мятежником, яростным индивидуалистом при гитлеровском режиме?

Неужели он не восстал бы вновь против тирании? Неужели этот «пилигрим, на пути в никуда» не встал бы на защиту любимой страны против самого отвратительного насилия над ней? И разве уцелел бы он после жуткой чистки 30 июня?

В описании жизни немцев, в культуре, литературе, театре и кино ярко отражалось это опасное и тревожное время, когда нужда разрушала мораль, и люди старались забыться в алкоголизме, жажде громких сенсаций и эксцентрических удовольствий.

Как грибы, росли ночные клубы. Полностью обнаженные танцоры демонстрировали себя аплодирующей аудитории, опьяненной шнапсом и похотью. Это была эпоха садизма и мазохизма, всевозможных извращений и чудачеств, бурного расцвета гомосексуализма и астрологии.

Незабываемое впечатление оставили судебные процессы над отвратительным маньяком Кюртеном и дюссельдорфским вампиром Хаарманном.

Одним из самых любопытных феноменов послевоенного периода, несомненно, был знаменитый ясновидец Хануссен, который оказывал услуги другому ясновидцу - Адольфу Гитлеру. Принято считать, что Гитлер расправился с Хануссеном, как расправлялся с остальными своими друзьями, едва только они переставали его устраивать. В действительности это совсем не так. Хануссен был евреем и хорошо понимал, что рано или поздно расистские взгляды Гитлера сыграют свою роль в отношениях между ними. Чтобы избежать этого, он постарался заручиться поддержкой графа Гельдорфа, примкнувшего к нацистам ренегата, который постоянно нуждался в деньгах, и ссудил ему значительную сумму. Расписки о получении денег Хануссен постоянно носил в своем бумажнике. Но у Гельдорфа вовсе не было намерения расплачиваться со своим назойливым кредитором. Вскоре после прихода Гитлера к власти он стал начальником полиции Берлина и приказал убить Хануссена. Астролог предвидел все, кроме такого поворота событий. Долговые же расписки Гельдорфа так никогда и не были найдены.

Хаотическое время породило болезненно-реалистическую школу в драматургии. Романтизм этого периода был сродни проституции. На киноэкранах появился первый фильм Греты Гарбо «Безрадостная улица», снятый по роману австрийца Беттауэра, который однажды ночью был убит разъяренными читателями на улицах Вены. В театре мы аплодировали «Отцеубийце» Арнольда Броннена, пьесам Эрнста Толлера «Такова жизнь» и «Кастрат» (название которой намекало на общее состояние дел в рейхе). Мы слушали «Трехгрошовую оперу», «Возвышение и падение города Махагони» и музыку Курта Вайля. Пока на сцене торжествовала левая драматургия, в литературе были опубликованы политические и философские работы тех авторов правого толка, кто невольно стал вдохновителем Гитлера. Ни один будущий историк не сможет понять и объяснить сегодняшний Третий рейх, не прочитав «Закат Европы» и «Пруссачество и социализм» Освальда Шпенглера, «Народ без пространства» и «Неунаследованное наследство» Роберта Гримма и другие подобные труды. В числе наиболее интересных книг того времени я бы назвал «Правую революцию» и «Третий рейх» моего друга Артура Меллера ван ден Брука, который был лучшим из лучших.

Освальд Шпенглер, который обожествлял прусский дух, вступил в интереснейшую дискуссию с Меллером ван ден Бруком в Июньском клубе, где мы организовали встречу между этими двумя властителями дум той эпохи. Величайшей целью Шпенглера было поставить социализм на службу пруссачеству. Именно это и сделал Гитлер. Меллер ван ден Брук вкратце выражал свои взгляды так: «Мы были тевтонами, мы стали немцами, мы будем европейцами». Но Гитлер так никогда его и не понял.

В 1920 году Адольф Гитлер, ссылаясь на книгу моего друга «Третий рейх», говорил: «Первый рейх - это Бисмарк, второй - Версальская республика, а третий - я».

«Нет, - возражал я, где бы ни слышал повторение этих слов, уродливо искажающих истину, - Меллер ван ден Брук говорил, что первый рейх - это Священная Римская империя Карла Великого, второй - это империя Вильгельма и Бисмарка, а Третий рейх должен быть федеративным, христианским и европейским государством».