18. КРАХ ПОДВОДНОЙ ВОЙНЫ. ЯНВАРЬ-МАЙ 1943 ГОДА
18. КРАХ ПОДВОДНОЙ ВОЙНЫ. ЯНВАРЬ-МАЙ 1943 ГОДА
Назначение адмирала Хортона. – Я продолжаю подводную войну. – Сражение с конвоем. – Потери обеих сторон. – Слабость воздушной разведки. – Другие сражения с конвоями. – 19 марта. – Пик нашего успеха. – Усиление эскортных групп. – «Группы поддержки». – Важность радара. – Нехватка субмарин. – Ненастная погода. – Ухудшение наших результатов, рост потерь подводных лодок
В декабре 1942 года в эксплуатацию были введены очередные новые подводные лодки, и по состоянию на 1 января 1943 года численность подводного флота была следующей: в Атлантике – 164, в Средиземноморье – 24, в Арктике – 21, на Черном море – 3.
Об отправке подводных лодок на Черное море я расскажу в следующей главе.
В декабре среднесуточное число подводных лодок в Атлантике достигло 98. Из них 39 находились в оперативных зонах, а 59 – на переходе к ним или обратно. В ноябре, который был самым результативным месяцем 1942 года, количество потопленного тоннажа, приходящееся на каждую подлодку в сутки в море, составило 220 тонн, а в октябре 1940 года – 920 тонн. Сравнение ясно показывает, насколько усовершенствовалась противолодочная оборона двух ведущих морских держав. Собственно говоря, по истечении трех лет войны ничего другого и нельзя было ожидать. Рано или поздно это должно было случиться, именно поэтому командование подводного флота все эти годы постоянно настаивало на увеличении объема строительства подводных лодок. Теперь, чтобы достичь результатов, сравнимых с первым годом войны, требовалось примерно в три раза больше подводных лодок. Из-за острой нехватки сырья и рабочей силы увеличить число строящихся подлодок или хотя бы ускорить их постройку было невозможно, оставалось только с максимальной эффективностью использовать имеющиеся в нашем распоряжении силы.
8 декабря 1942 года я снова обратился к главнокомандующему с просьбой освободить подводные лодки, занятые в Арктике, для операций в Атлантике. За период с 1 января до 30 ноября 1942 года эти субмарины потопили 262 614 тонн. Такое же число подлодок за аналогичный период в Атлантике отправили на дно 910 000 тонн. Используя эти лодки в Арктике, мы, таким образом, потопили примерно на 650 000 тонн вражеского тоннажа меньше, чем могли бы. Командование подводного флота предвидело такую ситуацию и именно поэтому в январе 1942 года активно возражало против отправки наших подводных лодок в норвежские воды. В результате мы упустили возможность достичь большого успеха, что отрицательно сказалось на наших военных усилиях в целом и явилось дорогим подарком противнику, в особенности если учесть тот очевидный факт, что те же грузовые суда, которые шли в Арктику, предварительно следовали через Атлантику. В то время главнокомандующий не счел мои возражения серьезными, и 6 подлодок остались в норвежских водах.
Последние месяцы 1942 года в Северной Атлантике выдались на удивление штормовыми. А в январе 1943 года разгул стихии достиг и вовсе уж небывалого размаха. Один шторм сменялся другим, еще более яростным, что, естественно, создавало немалые трудности для операций подводного флота. Небо постоянно было затянуто тучами, скрывавшими звезды, а это пагубно отражалось на точности определения местонахождения кораблей и судовождения. Подлодки частенько забрасывало вовсе не туда, куда они намеревались прийти. Систематический поиск противника в таких условиях стал невозможным; если же нам способствовала удача и конвой удавалось обнаружить, ненастная погода мешала атаке. В январе 1943 года вряд ли кто-то смог бы назвать Атлантику приятным местом для морских круизов. Темная ледяная вода вздымалась в гигантские валы, которые, шумя и пенясь, катились вдаль. Человеку сухопутному придется изрядно напрячь свое воображение, чтобы представить, какие трудности приходилось переносить командам маленьких кораблей, а в особенности вахтенным на мостике, куда с упорством, достойным лучшего применения, поминутно обрушивались тонны ледяной воды. Офицеры и матросы несли вахту на мостике, привязавшись надежными ремнями безопасности, чтобы не быть смытыми за борт. При таких условиях о больших успехах говорить не приходилось.
Но не только погода стала причиной того, что в течение первых двух недель января подлодки не сумели обнаружить четыре британских конвоя. В этом месяце у нас создалось впечатление, что англичане изменили своей обычной манере строго придерживаться выбранных маршрутов. Теперь они резко изменяли курсы конвоев, рассеивая их по огромной территории океана. Их система организации движения судов явно стала более гибкой. У себя на командном пункте мы каждый день составляли карту расположения подводных лодок, показывавшую общую картину их местонахождения в Атлантике. Мы считали, что на основании информации разведки и радиоперехвата противник делал нечто подобное. Затем мы спрашивали себя: куда бы на месте противника я направил конвой, имея перед глазами такую картину? Мы часто спорили, попытается ли противник уклониться от встречи с подлодками, изменив курс конвоя, или же позволит ему плыть дальше в надежде на то, что мы уже передислоцировали подлодки в ожидании этого.
Такие прикидки были необходимы, чтобы принять своевременные меры против предполагаемых действий противника. В 1942 году наши попытки предугадать поведение противника обычно оказывались успешными. Но с начала 1943 года правила игры явно изменились.
Теперь мы знаем, что именно так и было. В середине ноября 1942 года командование флотом, защищавшим западные подходы к островам, принял бывший подводник адмирал сэр Макс Хортон. Черчилль поручил именно ему возглавить битву за Атлантику. Под командованием адмирала Хортона были значительно укреплены британские противолодочные силы, причем речь идет не только о технической стороне вопроса, но и о тактике и боевом духе личного состава. Выдающийся капитан-подводник в Первую.мировую войну и командующий подводным флотом во Вторую мировую, адмирал Хортон лучше, чем кто бы то ни было, понимал замыслы немецкого командования подводного флота и исключительно вовремя принимал соответствующие меры, крайне затруднявшие для нас дальнейшее ведение подводной кампании. «С его знаниями и интуицией, решительностью и неукротимой энергией, он был именно тем человеком, который мог противостоять Дёницу» {Роскилл. Война на море. Т. 2. С. 217).
Шторм и грамотные действия противника помешали нам в начале января предпринять какие-либо серьезные шаги в Северной Атлантике, зато в это время большие успехи были достигнуты в районе Азорских островов.
В конце декабря я отправил группу подводных лодок «Дельфин» на маршрут между Нью-Йорком и Канарскими островами, проходивший по дуге большого круга. Расположившись цепью вдоль оси север-юг, они вели разведку в западном направлении. Мы надеялись в этом районе встретить конвой, идущий в Гибралтар с подкреплением для Североафриканского театра военных действий. Мы знали, что такие конвои проходят не часто. К тому же в этих низких широтах имеется возможность изменения маршрута конвоя без значительного увеличения расстояния. Однако ввиду огромного значения этих конвоев для продолжения американского наступления я все-таки решил попробовать обнаружить один из них и атаковать.
Четверо суток группа «Дельфин» провела в бесплодных поисках, а 3 января с подлодки «U-514» (командир Оффер-ман), находящейся в районе Тринидада в 900 милях к юго-западу от основной группы, заметили конвой танкеров, идущий курсом на север. «U-514» торпедировала одно судно, после чего контакт был утерян.
Мне представлялось очевидным, что конвой направлялся к Гибралтару мимо Порт-оф-Спейн, Тринидад, и вез топливо американской армии в Северной Африке, а его прибытие вполне могло оказать решающее влияние на ход американского наступления.
Расстояние между точкой, где был замечен конвой, и группой «Дельфин» составляло около 1000 миль. Курса конвоя мы не знали. Тем не менее я надеялся, что он выберет кратчайший маршрут вдоль дуги большого круга. Поэтому я решил, несмотря на тот факт, что конвой был замечен лишь единожды и мы могли только предполагать, какой он выберет курс, отправить на его перехват находящуюся довольно-таки далеко группу «Дельфин». Если выразить наши действия в сухопутных понятиях, это было то же самое, что отдать приказ частям, расположенным в районе Гамбурга, следовать в юго-восточном направлении и перехватить другую часть где-то в районе Милана, предположительно двигающуюся на северо-восток.
Подлодки тотчас отправились в указанную им точку, где, по расчетам командования, они могли встретить конвой.
Из приведенного выше сравнения видно, насколько туманной была информация, на основе которой нам приходилось осуществлять тактическое руководство действиями подводных лодок на необъятных океанских просторах. К несчастью, слишком часто при планировании той или иной операции мы могли рассчитывать только на свои догадки.
3 января группа «Дельфин» отправилась в путь, а на подлодки «U-514» (именно она первой обнаружила конвой) и «U-125» (командир Фолкерс), которая также находилась неподалеку, был передан приказ искать конвой к северо-востоку от той точки, где он был впервые обнаружен. Если конвой удастся обнаружить, с ним следовало поддерживать контакт и не предпринимать больше никаких действий. Однако найти конвой им так и не удалось.
Примерно в то же время, когда группа «Дельфин» получила приказ идти на встречу с конвоем, с подлодки «U-182» (командир Клаузен), которая направлялась в Кейптаун, заметили конвой в 600 милях от местонахождения группы «Дельфин», шедший прямо на нее. Мне показалось, что более правильно «свести» группу «Дельфин» именно с этим конвоем, поскольку, во-первых, он находился намного ближе, а во-вторых, держал курс на нее. Позже я подумал, что все еще можно направить лодки к другому конвою танкеров, шедшему южнее.
К сожалению, «U-182» очень быстро потеряла контакт с конвоем. Но 5 января в 3.00 с подлодок, которые двигались на южном краю разведывательной цепи, образованной группой «Дельфин», заметили конвой, идущий в западном направлении. Если это был тот конвой, о котором докладывали с «U-182», его средняя скорость должна была составить не менее 14,5 узла – это очень высокая скорость. Но даже если это другой конвой, более тихоходный, его положение на южном краю разведывательной цепи было неблагоприятным. Лодкам, находящимся на северном краю цепи, требовалось не менее 10 часов, чтобы приблизиться.
И хотя теперь у нас была реальная цель, находящаяся достаточно близко, шансы успешной атаки казались мне минимальными. Я считал, что более правильным будет позволить группе «Дельфин» следовать дальше и попытаться установить контакт и атаковать конвой, замеченный ранее к северо-востоку от Тринидада. Когда я уведомил мой штаб о принятом решении, мне напомнили, что я сам всегда утверждал: одна птица в руках лучше, чем две в кустах. Мои офицеры настаивали, что следует атаковать ближайший конвой, а не ввязываться в операцию, для которой потребуется многосуточный переход, при этом совершенно неизвестно, удастся ли обнаружить цель. Я не верил, что идущий на запад конвой действительно является «птицей в руках». Я считал, что эти суда идут в балласте и по спокойной воде будут поддерживать высокую скорость. Единственным итогом такой операции станет повышенный расход топлива и довольно средний результат атаки. Поэтому я настоял на своем, и подлодки пошли дальше на юг.
7 января в 14.00 я приказал группе «Дельфин» сформировать патрульную цепь к западу от Канарских островов. В ней было 8 лодок, которые двинулись курсом 240° со скоростью 7 узлов. Формирование, растянувшись, покрыло пространство 120 миль.
Ночью, когда взошла луна, подлодки в цепи развернулись и пошли обратным курсом, то есть теперь они шли ожидаемым курсом конвоя, чтобы убедиться, что вражеские корабли не проскользнули незамеченными под покровом темноты.
8 общем, мы сделали все от нас зависящее, чтобы обнаружить конвой. И удача в конце концов нам улыбнулась. Даже последний маневр, когда лодки легли на курс, которым, как мы предполагали, шел конвой, оказался удачным. Утром 8 января при первых проблесках зари конвой танкеров был замечен. Суда двигались прямо в середину патрульной цепи. Когда начали поступать первые сообщения о конвое, я не мог не почувствовать огромное облегчение. Слава богу, мы все-таки охотились не за призраком.
Атаки подводных лодок на конвой продолжались до 11 января. Конвой состоял из 9 танкеров. 7 из них оказались потопленными. Это был весьма неплохой результат. Конвой, по словам Роскилла, был «разодран на куски».
Генерал фон Арним, сменивший генерала Роммеля на посту главнокомандующего немецкими войсками в Северной Африке, прислал мне благодарственную телеграмму. Он лучше, чем кто бы то ни было, понимал, что значила для противника потеря уничтоженного нами горючего.
В этой операции отличились «U-436» (командир Зейбике), «U-575» (командир Хейдеман) и «U-571» (командир Мёльман).
Прежде чем перейти к рассказу о событиях февраля 1943 года, я хочу упомянуть, что, получив назначение на должность главнокомандующего военно-морскими силами страны, я остался командующим подводным флотом. Это, на мой взгляд, было вполне правильно. Во-первых, подводники меня хорошо знали и доверяли мне, а во-вторых, на подводном флоте в то время просто не было человека, который обладал бы такими знаниями и опытом ведения подводной войны, как я.
Чтобы остаться рядом со мной, штаб подводного флота вошел в состав штаба ВМС в качестве составной части – 2-го сектора. Эти организационные перемены не имели негативных последствий для деятельности подводного флота – все прошло гладко.
Ежедневное оперативное руководство операциями подводных лодок я мог со спокойной совестью поручить моему начальнику штаба контр-адмиралу Годту, с которым меня связывали долгие годы совместной работы. Этот опытный офицер внес значительный вклад в разработку тактики подводных операций в мирное время и в ее практическое применение в военный период. Рядом с ним трудился Геслер, очень квалифицированный и знающий штабной работник. Таким образом, даже после моего назначения главнокомандующим дела подводного флота остались в тех же руках, что и раньше.
В конце января с подлодки «U-456» (командир Тейхерт), следующей в условиях сильного западного ветра в северной части Атлантики, заметили конвой, идущий на восток. Вблизи находилось только 5 подводных лодок, еще не объединенных в тактическую группу, причем почти все они располагались намного западнее. Поэтому им пришлось догонять конвой, причем до установления контакта должно было пройти несколько суток.
В течение трех суток капитан-лейтенант Тейхерт упорно поддерживал контакт с конвоем и атаковал его, так и не дождавшись помощи. Ему удалось потопить 3 судна (24 823 тонны). Остальные лодки успеха не добились. Из сообщений с «U-456» выяснилось, что конвой был быстроходным. По нашим данным, это был НХ-224, вслед за которым через двое суток должен был последовать еще один конвой в Великобританию – SC-118.
Из перехваченных и расшифрованных сообщений противника мы знали, что конвой вышел из Нью-Йорка 24 января с очень ценными военными грузами для Мурманска, причем по пути он должен был зайти в Северный пролив. Перед нами встал вопрос: обойдет ли этот конвой район, где его предшественник НХ-224 был атакован немецкими подводными лодками, или же англичане решат, что район будет чист, поскольку подлодки, преследуя предыдущий конвой, успеют уйти достаточно далеко? Командование подводного флота решило сосредоточить в этом районе все имеющиеся поблизости подводные лодки, объединив их в группу, названную «Стрела». Собравшись, группе следовало начать движение в западном направлении навстречу конвою. Надежда на то, что мы поступили правильно, укрепилась, когда 4 февраля было получено радиосообщение с «U-632» (командир Карф), которое гласило, что подобран офицер, уцелевший после гибели танкера из конвоя НХ-224. Этот человек утверждал, что следующий конвой идет тем же курсом. В этот же день в полдень конвой действительно был обнаружен, и сражение началось. Учитывая высокую ценность груза, конвой имел усиленное прикрытие с воздуха и очень мощный эскорт. Сражение было не из легких, об этом можно судить по нашим потерям. Три подлодки – «U-187» (командир Мюних), «U-609» (командир Рудлофф) и «U-624» (командир фон Зоден-Фрауенгоф) были потеряны, еще четыре – повреждены глубинными бомбами. «Сражение с морским и воздушным эскортом было на редкость ожесточенным, большинство подлодок противника пострадали от бомб…» – писал Рос-килл (Война на море. Т. 2. С. 356). Судя по данным англичан, мы потопили 13 судов (59 765 тонн).
Это была, возможно, самая тяжелая схватка с конвоем в той войне. Наши подводники показали себя с самой лучшей стороны. Даже трудно себе представить, сколько воли и мужества необходимо для того, чтобы после атаки глубинными бомбами отдать приказ всплыть, снова приблизиться к противнику и сделать очередную попытку атаковать корабли эскорта, прекрасно понимая, что неудача означает уничтожение лодки. Подвиги наших капитанов-подводников в сражениях против конвоев должны занять почетное место в истории войны на море.
Англичане тоже делали соответствующие выводы из понесенных потерь и принимали соответствующие меры.
«Мы поняли, что даже наличие постоянного воздушного эскорта в течение дня не спасает нас от вражеских атак на конвои долгими зимними ночами. Было ясно, что «крепости» и «либерейторы» необходимо как можно скорее оборудовать прожекторами. В истории этого конвоя особенно неприятно то, что тяжелые потери были нанесены, несмотря на усиленный эскорт. Благодаря американскому подкреплению с Исландии конвой сопровождало 12 военных кораблей – в два раза больше, чем обычно! Но только помощь американцев оказалась не слишком весомой – люди не имели специальной подготовки к действиям в составе группы. Нам пришлось усвоить урок: квалификация людей важнее, чем их количество. Был получен и еще один урок: в столь затяжных сражениях расход глубинных бомб чрезвычайно велик. Значит, необходимо предусмотреть возможность пополнения боеприпасов, которые следует перевозить на торговых судах. К тому же мы получили дополнительные аргументы в пользу создания «групп поддержки» для усиления защиты конвоев. Они являлись, по словам адмирала Хортона, «жизненно необходимыми для обеспечения приемлемой степени безопасности» (Роскилл. Война на море. Т. 2. С. 356-357).
17 февраля в условиях сильного шторма с подлодки «U-69» (коммандир Ульрих Греф) к востоку от Ньюфаундленда заметили следующий в западном направлении конвой ON-165. В течение двух суток 2 подлодки с упорством вцепившегося в добычу бультерьера не отставали от конвоя и в конце концов потопили 2 судна. Туман, шторм и атмосферные возмущения, препятствовавшие прохождению радиосигналов, не позволили нам задействовать в операции больше субмарин. Атаковавшие конвой подлодки «U-69» и «U-201» (командир Розенберг) были потоплены эсминцами «Фейм» и «Виска-унт», на счету которых уже было 2 наши подлодки еще в октябре 1942 года. Именно успешные действия эсминцев укрепили адмирала Хортона во мнении, что квалификация важнее количества. У нас не было причин радоваться исходу сражения, поскольку за потопление двух вражеских судов мы заплатили гибелью двух подлодок.
18 февраля мы получили сообщение, что в 300 милях к западу от Северного пролива замечен самолет, сопровождающий конвой. Оттуда один из его сигналов был перехвачен станцией слежения за самолетами в Париже. Информация показалась мне достаточно важной, чтобы немедленно отправить две группы подлодок на перехват. На следующий день с той же станции слежения нам сообщили, что конвой определенно идет на юго-запад. В ожидаемом районе конвой был вовремя обнаружен, и одна из групп подлодок начала атаку.
Сражение происходило во время движения и растянулось на 1100 миль. Оно продолжалось с 21 по 25 февраля, причем обе стороны проявили незаурядное упорство и мужество. 2 субмарины – «U-606» (командир Дёхлер) и «U-225» (командир Леймкюхлер) – были потеряны. Противник лишился 14 судов (88 000 тонн); 1 судно (9382 тонны) получило повреждения. Успех определенно был на нашей стороне.
21 февраля «U-664» (командир Адольф Греф) приблизилась к еще одному конвою, идущему на запад, и потопила 2 судна (13 466 тонн). Она не смогла сохранить контакт, поэтому направить другие подлодки к конвою не представилось возможности.
В удаленных районах в январе и феврале немецких подлодок почти не было – их по-прежнему не хватало. К тому же там тоже начала приживаться конвойная система, поэтому условия для нас стали намного менее благоприятными, чем ранее. Тем не менее «U-124» (командир Мор) к востоку от / Тринидада атаковала конвой и потопила 4 судна (23 566 тонн). I
В районе Кейптауна одиночные суда тоже больше практически не встречались – судопоток был организован в конвои, которые шли вдоль берега под сильной охраной. Немецкие подводные лодки перешли к Дурбану и Лоренсу-Маркишу. Об их деятельности в этом районе я расскажу немного позже.
Пришлось констатировать факт, что в январе наши разведывательные мероприятия результатов не дали. После длительных неудач мы снова оказались перед вопросом: что может знать противник о диспозиции наших подлодок? Ведь даже неспециалисту понятно, что самые удачные тактические решения бесполезны, если противник может без труда заглянуть в наши карты и принять своевременные меры.
Мы строго придерживались правил безопасности, всячески старались обеспечить секретность. Тем не менее мы предполагали, что в окулированной Франции действует хорошо законспирированная шпионская сеть, агенты которой, весьма вероятно, есть и на наших базах. Для разведки противника, скорее всего, не являлось тайной распределение наших лодок по базам, так же как и даты их выхода в море и возвращения в порт. Очевидно, и районы, куда они направлялись, тоже были известны врагу. Мы многократно проверяли и перепроверяли свои шифры, стремясь сделать их недоступными для взлома. А руководитель военно-морской разведки был уверен (и ни от кого своего мнения не скрывал), что расшифровать наши коды противник не сможет. Мы до сих пор не знаем, удалось англичанам отгадать эту загадку или нет.
В этой книге мне уже неоднократно представлялся случай упомянуть о прекрасной работе немецких шифровальщиков – службы Б. Им неоднократно удавалось взламывать даже самые сложные британские шифры. В результате немецкое командование регулярно получало передаваемые англичанами конвоям приказы и рейсовые инструкции, а в январе и феврале даже британские сводки о местонахождении немецких подводных лодок, которые направлялись командирам конвоев в море и содержали известную англичанам информацию о распределении наших подлодок по разным морским районам. Эти сводки оказывали нам неоценимую помощь, поскольку из них мы узнавали, какие сведения известны противнику и насколько они верны. Мы пришли к следующему выводу:
«За исключением двух-трех сомнительных случаев, англичане опираются на доступную для них информацию о местонахождении наших подлодок, на основании которой делают логические выводы. Проведенное нами расследование доказало, что с помощью установленных на самолетах радаров противник имеет возможность с большой степенью точности устанавливать местонахождение немецких подлодок, что дает возможность конвоям предпринять обходной маневр».
Таким образом, мы пришли к заключению, что значительную часть информации о местонахождении наших подводных лодок противник получает с помощью авиационного радара с очень большим радиусом действия. Этому мы ничего не могли противопоставить. 3 марта 1943 года я передал на подлодки приказ, на основании которого при обнаружении работающего радара противника подлодка должна была немедленно погрузиться на 30 минут – экстренная мера, эффективность которой была весьма сомнительной.
Мы не имели в своем распоряжении воздушной разведки, поэтому мой непосредственный противник, адмирал Хортон, имел преимущество – он мог заглянуть в мои карты, а у меня не было возможности ответить тем же. Во время Второй мировой войны Германия вела войну на море без военно-морской авиации – это было основной особенностью наших военно-морских операций, которая никак не вписывалась в рамки современной войны и оказала решающее, причем крайне негативное влияние на ход событий.
8 конце февраля 2 группы подводных лодок – «Сорванец» и «Бургграф» – прочесывали район к востоку от Ньюфаундленда, рассчитывая перехватить конвой в Великобританию. И действительно, 27 февраля с подлодок, расположенных на северном краю патрульной цепи, заметили быстроходный конвой НХ-227. При атаке 2 судна (14 352 тонны) было потоплено, но при установившихся погодных условиях (волнение, снежные заряды, град) попытка задействовать в операции дополнительные подлодки, которые находились довольно далеко позади конвоя, не удалась.
Следующий конвой SC-121 проскользнул мимо подлодок незамеченным, несмотря на то что были выполнены все необходимые маневры, чтобы помешать ему это сделать. Только когда конвой достиг точки в 90 милях к северо-востоку от подлодок, его заметили с одной из лодок. И снова подводные лодки оказались в хвосте конвоя, который рассчитывали атаковать. С этим ничего нельзя было поделать. Несмотря на неудачную попытку догнать конвой НХ-227, я приказал начать преследование SC-121.
На этот раз удача от нас не отвернулась. Сильное волнение, туман, а также периодически налетавшие заряды снега и града разбросали суда конвоя. Подлодкам удалось догнать и потопить 13 судов (62 198 тонн) и повредить еще одно.
9 марта командование подводного флота получило информацию от службы Б – точные координаты конвоя НХ-228, идущего на восток. Он находился в 300 милях от района, где развернулась группа наших лодок «Новь». Основываясь на имеющемся опыте, мы предположили, что противник засек группу «Новь», которая несколько суток шла в западном направлении, поэтому конвой предпримет обходной маневр, чтобы оказаться за пределами ее досягаемости. В связи с этим я немедленно перебросил группу на 120 миль севернее. Тут я ошибся. На следующий день конвой спокойно проследовал мимо южного конца патрульной цепи. Если бы я не переместил лодки, конвой угодил бы прямо в ловушку. Что ж, в шахматной игре можно сделать и неверный ход. А попытки поставить себя на место противника и предугадать его действия далеко не всегда бывают удачными. Конечно, возможно, мой английский оппонент понял, что я, вероятнее всего, сделаю, и поэтому позволил конвою следовать прежним курсом. Он ведь тоже старался просчитывать действия на несколько шагов вперед. Но ничуть не менее вероятно, что в условиях жестокой непогоды противник просто-напросто не обнаружил подводных лодок.
Как бы то ни было, а подлодки теперь располагались значительнее севернее конвоя и быстро приблизиться не могли. Из этого конвоя было потоплено только 4 судна (24 175 тонн). В этом бою отлично проявил себя капитан-лейтенант Тройер, который и раньше уже неоднократно демонстрировал отличную работу. Во время атаки из подводного положения его подлодка едва не была уничтожена. В журнале боевых действий имеется следующая запись:
«10марта 1943 года. 30° з. д., 51° с. ш. Двигаюсь под прямым углом к курсу противника. Всплыл, как только последний появился из снежного шквала. Вышел на прекрасную позицию в середине конвоя. Выпустил одну торпеду, которая не взорвалась. Вторая торпеда, выпущенная с расстояния 3100 ярдов, попала в цель.
21.31. Выпустил две торпеды по двум крупнотоннажным судам. Первая торпеда попала в цель. Судно взорвалось и исчезло в огромном облаке пламени и дыма. Стальные листы летали в воздухе, как обрывки бумаги. Судя повсему, произошел взрыв боеприпасов.
Вскоре после этого отмечено попадание в корпус еще одного судна, которое тоже взорвалось. Судно ушло носом в воду. Тяжелые осколки ударяются в перископ, который стало трудно поворачивать. В отсеках лодки слышен грохот. Ушел на глубину, затем снова всплыл под перископ, увидел взрыв торпеды.
Цель для торпеды из 3-й трубы – современный 5-тысяч-ник с двойными мачтами – дал полный ход назад, чтобы не врезаться во взорванное судно. Выстрел был сделан наугад. Перископ отказал, я ничего не видел. Было только слышно, как на нас сыплются обломки. В лодке стоял ужасный шум. Создавалось впечатление, что мы находимся под обстрелом. Ясно слышал, что судно затонуло, затем наступила относительная тишина. Попытался опустить перископ, чтобы очистить линзы. Он опустился на 5 футов и застрял. Очевидно, погнулся. Акустики доложили, что слышат шум винтов эсминца, идущего на высокой скорости. Снова поднял перископ. Почти ничего не увидел. Затем я сам, без всякой акустической аппаратуры услышал шум винтов приближающегося эсминца и приказал срочно нырять и полный вперед. Глубинные бомбы – 2 серии по четыре – взорвались довольно близко. Течь из люка боевой рубки. Внутрь начала поступать вода. Лодку несколько раз подбросило, после чего она стала погружаться».
Во время этого сражения старший офицер эскорта на корабле «Харвестер» потопил «U-444» (командир Лангфельд). При таране «Харвестер» сам получил серьезные повреждения и не смог уклониться от торпеды, пущенной с «U-432» (командир Экхарт), которая и отправила его на дно вместе со старшим офицером эскорта. «U-432», в свою очередь, была потоплена корветом «Аконит». Эта история – «хороший пример безжалостно наносимых друг другу ударов, что было отличительной чертой сражений» (Роскилл. Война на море. Т. 2. С. 365).
14 и 15 марта подлодки, участвовавшие в этом бою, находились в районе 20-го меридиана и прочесывали морское пространство в западном направлении. Мы ожидали очередной конвой из Галифакса – НХ-229, который, судя по перехваченной информации, находился к юго-востоку от мыса Рейс и следовал курсом 89°.
14 марта мы получили расшифровку еще одного перехваченного сообщения. Сиднийский конвой SC-122 13 марта в 20.00 получил приказ по достижении указанной точки изменить курс на 67°. Сообщения оказались очень кстати. Оставалось только в очередной раз пожалеть об огромных преимуществах, которые мы могли бы иметь в этой войне, если бы у нас была собственная разведывательная авиация.
Теперь важно было как можно быстрее приблизиться к этим конвоям. Одна из групп подлодок тут же была направлена к самому восточному из конвоев – SC-122. Вечером следующего дня в условиях жесточайшего шторма с одной из подлодок заметили эсминец, идущий на восток. Мы предположили, что это часть эскорта конвоя SC-122. Однако поиски конвоя оказались безрезультатными. Лишь на следующее утро на юго-востоке был замечен конвой. Сначала мы решили: это и есть конвой SC-122, поскольку получили расшифрованное сообщение, что конвой из Галифакса не лег на курс 89°, а следует в северном направлении под прикрытием восточного побережья Ньюфаундленда, явно имея целью обойти район расположения подводных лодок.
Но очень скоро стало ясно, что сообщение не может быть правильным. Возможно, оно было отправлено в качестве дезинформации. В действительности обнаруженный нами конвой оказался конвоем НХ-229, с которым первый контакт был установлен 16 марта. На следующую ночь в поле зрения попал другой конвой, находящийся в 120 милях к востоку, это и был тихоходный конвой SC-122. Более быстроходный конвой НХ-229 догнал конвой SC-122, после чего они объединились.
38 подлодок (3 группы, 3 «волчьи стаи») набросились сначала на конвой из Галифакса, затем на конвой из Сидни, а потом уже на общую массу судов. В ночь с 16 на 17 марта – первую ночь сражения – у конвоев не было воздушного прикрытия, и подлодки этим не преминули воспользоваться. Хотя светила полная луна, то есть для атаки на поверхности было слишком светло, подлодки сумели потопить 14 судов (90 000 тонн).
Начиная с раннего утра 17 марта конвоям было обеспечено постоянное воздушное прикрытие, да и эскортные группы были значительно усилены. Стояла неустойчивая погода. Периоды затишья и относительно неплохой видимости сменялись штормами, принесенными яростными северо-восточными ветрами.
Сражения продолжалось и днем и ночью с 16 до 19 марта. Подлодки наносили удары, на которые немедленно следовали ответы кораблей эскорта и авиации противника. 19 марта подлодка «U-384» (командир фон Розенберг-Гружински) была потоплена атакой с воздуха. Почти все лодки получили хотя бы небольшие повреждения от взрывов глубинных бомб, две из них были повреждены серьезно. Но все равно успех был впечатляющий. В общей сложности подлодки потопили 21 судно (141 000 тонн) и один корабль эскорта. Несколько судов получили повреждения. Это был, пожалуй, самый большой успех, когда-либо достигнутый нами в операциях против конвоев, или, по словам Роскилла, «настоящая катастрофа для союзников» (Война на море. Т. 2. С. 366).
Поражение произвело глубокое впечатление на специалистов британского адмиралтейства, которые позже заявили, что «немцы никогда еще не были так близки к тому, чтобы прервать сообщение между Новым и Старым Светом, как в марте 1943 года».
Капитан Роскилл писал:
«Невозможно оглянуться на события того страшного месяца, не испытывая откровенного ужаса из-за величины понесенных нами потерь. Только за первые 10 дней мы потеряли 41 судно, за вторую декаду – 46. Всего за 20 дней на дно было отправлено более полумиллиона тонн торгового тоннажа. К тому же почти 2/3 всех потопленных судов шли в составе конвоев, что делало потери еще более серьезными. «Создалось впечатление, – писали наши штабисты уже после того, как кризис миновал, – что мы больше не можем считать организацию движения судов конвоями эффективным средством обеспечения безопасности». За три с половиной военных года конвойная система стала основой нашей морской стратегии. Что предпримет адмиралтейство, если окажется, что конвойная система потеряла свою былую эффективность? Этого никто не знал. Но, судя по всему, англичане как раз тогда почувствовали, что до поражения уже рукой подать» (Война на море. Т. 2. С. 368-369).
Однако мартовский успех оказался последней решающей победой немцев в войне с конвоями.
26 марта был замечен авианосец, находящийся под защитой эскорта конвоя, следующего в западном направлении. Взлетевшие с его палубы самолеты не дали немецким подлодкам приблизиться.
В тот же день, по нашим расчетам, недалеко.оттуда должен был пройти быстроходный конвой НХ. На этот раз предположения командования подводного флота оказались правильными. Подлодки перешли в нужный район и 28 марта обнаружили конвой. И почти сразу же разразился шторм такой силы, что его назвать можно было только ураганом. Тем не менее я не отдал приказ подлодкам выйти из боя. Я считал, что погодные условия для судов конвоя будут так же тяжелы, конвойный ордер будет нарушен, суда разбросаег на большой площади, а значит, у подлодок появится больше шансов на успех. Однако ситуация сложилась таким образом, что подвернулась всего лишь одна возможность атаки. Ярость шторма оказалась настолько велика, что воспользоваться оружием было невозможно.
Командир «U-260» капитан-лейтенант Пуркгольд записал в журнале боевых действий:
«U-260». 28 марта 1943 года. Сила ветра 11 баллов, волнение 9, ветер юго-восточный, ураган.
20.30. Заметили пароход примерно на 8000 тонн. Борется со штормом. Расстояние 4000 ярдов. Находимся от него справа по борту. Принял решение атаковать на поверхности до наступления темноты. При таком волнении вероятность обнаружения подлодки противником минимальна. Водяная пыль снижает видимость до 1-2 миль. В 21.05 начал атаку. Неудачно – я недооценил скорость цели. Не понял, что возможность упущена, поскольку высокие волны, постоянно захлестывающие лодку, не позволяли мне увидеть цель. Начал преследование, стремясь, если представится возможность, атаковать до наступления темноты, поскольку при таких погодных условиях в темноте цель слишком легко потерять.
22.00. Прекратил преследование. Двигаясь на полной скорости, лодка дважды уходила под воду. Продув танки и снизив скорость, сумел удержать ее на поверхности. Оставаться на мостике нельзя – можно утонуть. За короткое время в лодку поступило около 5 тонн воды через люк боевой рубки, голосовую трубу и вентиляционную шахту. Расстояние до цели стало увеличиваться. С тяжелым сердцем я отказался от преследования и изменил курс…»
Яростный ураган не пощадил и противника. Судно командира конвоя перевернулось, все члены экипажа погибли.
Мы с удивлением обнаружили, что, несмотря на ураган, воздушный эскорт остался с конвоем. Конечно, самолеты не могли атаковать наши подлодки, но они не позволили им подойти к конвою близко. Когда спустя несколько дней шторм утих, подлодки уже были слишком далеко позади, чтобы можно было планировать атаку. И так бывает – ситуация складывается удивительно благоприятно, а погода путает все планы. Примерно в это же время командование получило сообщение от летчиков об идущем на север конвое, обнаруженном у берегов Испании в районе мыса Финистерре. 2 подлодки, шедшие в оперативные зоны, – «U-404» (командир фон Бюлов) и «U-662» (командир Хайнц Эберхард Мюллер) – были направлены к нему. Они потопили 4 судна (23 830 тонн) и повредили пятое.
Большинство подводных лодок, сражавшихся с конвоем в северной части Атлантики во время урагана, были вынуждены получить топливо в море и вернуться домой. В оперативной зоне осталась только одна группа, имеющая возможность вступить в бой с противником. Она и была направлена к конвою из Галифакса, который был своевременно обнаружен. Из-за усиленного воздушного прикрытия, обеспеченного самолетами, базировавшимися на авианосце, удалось потопить только 6 судов. Самолеты не позволили подлодкам выйти на удобную для атаки позицию впереди конвоя.
Сегодня мы знаем, насколько к тому времени возросли силы эскорта. В марте появились давно ожидаемые противником эскортные авианосцы. С их появлением в Северной Атлантике не стало территории, не обеспеченной воздушным прикрытием.
Одновременно у противника начали действовать группы поддержки. Такая группа состояла из 4-6 противолодочных кораблей, ею обычно командовал капитан королевского флота. Моряки в этих группах были отлично подготовлены в вопросах тактического взаимодействия и противолодочной войны. Их задача заключалась в поддержке конвоев во время атаки подводных лодок. Обнаружив подводную лодку, они могли начинать преследование, несмотря на то что таким образом они удалялись на значительное расстояние от конвоя. Корабли эскорта не могли делать то же самое и обычно быстро прекращали преследование немецких подлодок, поскольку, удаляясь от своих подопечных, они ставили под удар выполнение основной задачи – защиты судов конвоя.
Третьим решающим фактором, перевесившим чашу весов на сторону противника в подводной войне, стало увеличение в северной части Атлантики численности авиации с очень большим радиусом действия.
Исключительные результаты, которых немецкие подлодки добились в первой половине марта 1943 года, стали причиной ожесточенных дискуссий, развернувшихся между британским адмиралтейством и министерством авиации. Командование бомбардировочной авиации и штаб ВВС считали, что ослабить натиск со стороны Германии можно только путем непрерывных атак бомбардировщиков на наземные объекты, именно это является необходимой предпосылкой победы. Адмиралтейство возражало, заявляя, что «искусство всеобщей стратегии должно применяться ко всем нашим силам, имеющим общую цель. Эта цель – стратегическое наступление всех родов войск в Европе. Уничтожение подводных немецких лодок является необходимой прелюдией к успешной реализации нашего наступательного плана…». «Такова была проблема, которую кабинет, действуя через противолодочный комитет премьер-министра, должен был решить» {Роскилл. Война на море. Т. 2. С. 370). Черчилль принял сторону адмиралтейства.
Подводя итоги разногласиям относительно использования авиации с большим радиусом действия и комментируя решение Черчилля по этому вопросу, капитан Роскилл писал:
«Насколько может судить автор этой книги, ранней весной 1943 года мы были очень близки к поражению в Атлантике. Если бы мы действительно потерпели это поражение, история сделала бы вывод, что его причиной стала нехватка двух эскадрилий самолетов с большой дальностью полетов для выполнения функции воздушного эскорта».
Таким образом, в конце марта 1943 года британское правительство сконцентрировало свои усилия на поражении немецкого подводного флота. По прошествии трех с половиной лет войны мы привели великую морскую державу на грань поражения в битве за Атлантику – и это имея только половину от требуемого числа подводных лодок!
Подводная война могла сложиться совершенно иначе, если бы после аннулирования морского соглашения весной 1939 года или даже после официального объявления войны правительство обеспечило нас необходимыми материалами и рабочей силой для быстрой постройки большого числа субмарин и мы смогли бы бросить их в бой, пока не стало поздно.
В действительности наши лидеры, судя по всему, не вынесли никаких уроков из итогов Первой мировой войны. Мы снова ввязались в глобальный военный конфликт, имея недостаточное число субмарин и, несмотря на опыт Первой мировой войны, даже во время войны не сделали ничего, чтобы в минимальное время максимально расширить наш подводный флот. Так сложилось, потому что наши политические лидеры и их военные советники непоколебимо верили, будто они смогут выиграть на суше войну, в которой нам противостояли две величайшие в мире морские державы. Новые средства, введенные в бой противником, – эскортные авианосцы, группы поддержки и авиация, способная преодолевать огромные расстояния, – конечно, сами по себе являлись отнюдь не малой силой. Но своим сокрушительным успехом они обязаны прежде всего коротковолновому радару, работающему на 10-сантиметровых волнах. Имея сей чудодейственный прибор, противник мог в любое время дня и ночи, в любую погоду, в условиях густого тумана и плохой видимости, обнаружить подводные лодки на поверхности воды, направить к ним свои корабли или самолеты и уничтожить.
Пагубное влияние этих радаров на действия немецких подводных лодок против конвоев можно проиллюстрировать на примере операции, проведенной в середине марта в районе Азорских островов против американского конвоя, следующего в Средиземное море. Мы были обязаны сделать все от нас зависящее, чтобы помочь нашим войскам, положение которых на тунисском плацдарме становилось все более опасным. Поэтому мы систематически пытались перехватить американские конвои, везущие подкрепление в Северную Африку.
Для этой цели 12 марта группа немецких подводных лодок «Бесстрашные» была развернута цепью в 500 милях к юго-западу от Азорских островов и двинулась на запад на перехват конвоя. В тот же вечер лейтенант Келлер, капитан «U-130», доложил командованию, что заметил конвой. На следующую ночь подлодка «U-130» была уничтожена и контакт с конвоем утерян. Восстановить его удалось только 14 марта.
Теперь 9 подводных лодок находились в пределах видимости конвоя, но не имели возможности приблизиться на дистанцию выстрела. И хотя в этом месте у конвоя не было воздушного прикрытия, корабли эскорта все равно обнаружили наши подлодки и не подпускали их к конвою ближе чем на 10-15 миль.
Оценив ситуацию, командование 16 марта приказало группе не лезть на рожон и ограничиться поддержанием контакта на максимальном расстоянии, то есть наблюдая за дымом из труб судов или же за работой вражеских радаров с помощью поисковых приемников, оставаясь вне пределов видимости эсминцев. Выйдя на позицию, откуда можно провести совместную атаку, лодки должны были погрузиться до появления ведущих эсминцев эскорта и атаковать из подводного положения.
Применяя такую тактику, мы отлично понимали: есть риск, что подлодки вообще не смогут атаковать, если конвой, идущий на зигзаге, в решающий момент изменит курс.
Тем не менее определенный успех был достигнут. При атаке из подводного положения 4 судна (28 018 тонн) было потоплено, еще несколько повреждено. Начиная с 17 марта конвои сопровождала авиация, вылетающая из Гибралтара навстречу. 19 мая мы прекратили преследование конвоя.
Из приведенных выше описаний видно, что для районов с преимущественно спокойной погодой, где условия для радиолокации весьма благоприятны, одних только кораблей эскорта вполне достаточно, чтобы крайне затруднить, а то и вообще сделать невозможным для подводных лодок сближение с конвоем.
В конце марта часть «Бесстрашных» атаковала конвой между Канарскими островами и берегом Африки. В результате атаки из подводного положения было потоплено 3 судна. После этого к конвою подоспело настолько мощное воздушное прикрытие авиации наземного базирования, что, хотя подлодки преследовали конвой еще четверо суток, они так и не смогли приблизиться на расстояние выстрела. Почти все лодки оказались поврежденными, причем три из них настолько сильно, что их пришлось вывести из района боевых действий.