СЕМИДЕСЯТЫЕ

СЕМИДЕСЯТЫЕ

1970-й. Юбилей Ленина

Я уверена, что мозги человека поддаются постороннему влиянию только до определенной степени. Потом эффект воздействия пропадает, и даже происходит некое антивоздействие. Это простой и понятный закон, но его почему-то не любят учитывать те, кто занимается влиянием на массы. Манипуляторы вообще в какой-то момент склонны почить на лаврах. И действуют в результате довольно незамысловато и грубо.

Такая нехорошая история произошла с главной советской святыней: Лениным.

Поскольку Бога у большевиков не было, его обязательно надо было выдумать. А и далеко ходить не надо было: в Мавзолее лежал «живее всех живых» вождь мирового пролетариата. Самый человечный человек.

Эх, был бы жив Ленин! — сколько раз все мы слышали этот беспомощный вздох.

Ленин с нами, он с нами навеки… Что говорить…

Естественно, образ вождя воспринимался как нечто сверхчеловеческое, чистое, непорочное, сияющее…

Но произошло чудо: образ этот оказался разрушен. И сделали это коммунисты-ленинцы своими собственными руками.

Дело в том, что в 1970 году 22 апреля Ленину исполнялось 100 лет. Юбилей! И началось! За год до юбилея отовсюду только и слышалось: Ленин, Ленин, Ленин… Самые талантливые поэты слагали стихи в честь юбилея. И светочи оттепели: Евтушенко, Вознесенский очень живо и убедительно внушали внимающему им народу, что Ленин — это свято, это незыблемо…

Мы готовы были верить! Чесслово! Но — сколько можно?

У нашей сокурсницы, например, муж-художник, работавший на комбинате, где создавались плакаты с изображением Ленина, сошел с ума. В самом прямом смысле. Дело в том, что не всегда повторение — мать учения. Порой повторение — мать безумия. И несчастный художник в какой-то момент почувствовал себя Лениным. Отрастил бородку, стал говорить с ленинской картавинкой. Представлялся Владимиром Ильичем.

Это был не стеб. Всё по-настоящему. Тронулся умом человек.

А те, кто оказался покрепче, не тронулся, уже находились на грани нервного срыва: спасу не было от Ленина никакого. На улицах повсюду Ленин. В кино Ленин. В театре Ленин. В опере Ленин…

Пощадите!

Пощада явилась.

Человек терпит-терпит, а потом… Потом начинает смеяться.

…Я прихожу в институт, усаживаюсь в аудитории, жду начала лекции. Подсаживается однокурсник.

— Хочешь свежий анекдот?

— Давай!

— Приходит к Ленину ходок. «Вот, пришел, Владимир Ильич, уж подсобите, живем мы на селе трудно, трудно…» — «А гаскажите-ка, батенька, как вы живете?» — «Ой, трудно, Владимир Ильич!» — «Так вы, батенька, беднячок? Ну, а поконкгетнее? Вот, к пгимегу, лошаденка у вас есть?» — «Ну — как не быть лошаденке? Есть лошаденка…» — «Так-с, так-с… Есть лошаденка… Так вы у нас сегеднячок, оказывается… А коговенка есть у вас?» — «Есть и коровенка, Владимир Ильич! Как не быть! Деткам молочко…» — «Так у вас и коговенка имеется? Оооо! Так вы, батенька, кулачок! Феликс Эдмундович, дгужочек, гастгеляйте товагища!»

Сокурсник умеет рассказывать.

Изображает в лицах.

Это безумно, невероятно смешно.

Но в первые секунды меня охватывает оторопь.

Ленин — святое, святое… Нельзя смеяться!

Но… Нет… Не могу… И я начинаю хохотать — свободно, легко, неудержимо. Гранитный монумент рассыпается в прах.

Анекдоты пошли валом: тут и реклама продукции, выпущенной к юбилею: духи «Запах Ильича», водка «Ленин в Разливе», тут и Наденька Крупская, и Бонч-Бруевич…

— Товагищ Бонч-Бгуевич! А что это там за ггохот на лестнице?

— А это, Владимир Ильич, Феликс Эдмундович упал.

— Ах, пгаво, железный человек, железный!

Мы спасаемся смехом. И теперь портреты повсюду вызывают смех, а не возмущение. Увидишь портрет:

— А кстати, хочешь новый анекдот?

— Про Ленина?

— Про Ленина!

— Давай!

Никто уже не пугается… Смеется с первых же слов.

Убеждена, что именно 1970-й год и стал началом конца марксизма-ленинизма. И начало это вместе с концом умудрились организовать рьяные члены КПСС, не отдающие никакого отчета в последствиях того, что, как и зачем делают.

Свидетельствую: гранитные монументы разрушаются смехом.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.