«Супруг воительницы»
«Супруг воительницы»
«Супруг воительницы» первоначально была одноактная пьеса, написанная Джулианом Томпсоном, главой компании «Маккессон энд Роббинс». В основу был положен древнегреческий миф о любви Антиопы и Тесея. Пьеса ставилась «Комеди Клаб» — любительской труппой, работавшей в очаровательном маленьком театре на Тридцать шестой улице. Хоуп Уильямс играла главную роль Антиопы. Хоуп — настоящее дитя нью-йоркских «Четырех сотен». Элегантная оригинальность, независимость, цельность. Милый нью-йоркский акцент. Открытость стиля. Замечательные внешние достоинства. Пластичная фигура, мальчишеская прическа. И походка. Ее походка вызывала в памяти дикую лошадь прерии. Изящная и ни на кого не похожая. Она умерла совсем недавно. В возрасте девяносто одного года.
Ее первой действительно профессиональной работой была маленькая роль в «Парижском союзе» — пьесе Филипа Барри, с участием Мейдж Кеннеди. Ее первое появление сводилось к тому, чтобы пройти по сцене из одного конца в другой и исчезнуть. На ней было украшенное разными сборками и оборками воздушное платье невесты и огромная шляпа. Она выходила с одной стороны. Исчезала в противоположной. Прямая походка. Раскачивающиеся руки напоминали ветряную мельницу. Стоило ей пройти половину расстояния сцены, как публика взрывалась аплодисментами. Хоуп не понимала, почему все смеялись. Ей и в голову не приходило, насколько велико было несоответствие ее платья и походки. И она продолжала идти по сцене. Публика горячо аплодировала. За кулисами, на выходе, ее ждал Артур Хопкинс — постановщик, и она попала в его объятия.
— Я так и думал, — сказал Хопкинс.
— Что? — поинтересовалась Хоуп.
— Ты звезда.
И она действительно была ею. Так родился образ, сочетавший в себе черты подростка и женщины. За «Парижским союзом» последовал «Праздник», также написанный Филипом Барри. Затем «Рикошет». Его специально для Хоуп написал Дональд Огден Стюарт. Еще один большой хит. Обе эти вещи поставил Артур Хопкинс. Как-то во время прогона «Рикошета» Джулиан Томпсон подозвал ее к себе и сказал:
— Как бы ты отнеслась к своему участию в многоактной пьесе «Супруг воительницы»?
Хоуп согласилась, и он написал пьесу. Она влюбилась в текст. Хопкинс вроде бы тоже загорелся этим проектом.
Летом Хоуп отсутствовала. Когда она вернулась, ее уже ждала новая чудесная пьеса, которую для нее написала Гретхен Демрош, — «Случайный подарок». Хоуп прочла текст и не проявила энтузиазма. Однако интуитивно почувствовала, что ей следует смириться с решением Хопкинса. Так я получила роль Антиопы, первоначально предназначавшуюся для Хоуп.
Хоппи ошибся. Пьеса Демрош почти провалилась. Она продержалась всего три недели. Самый большой провал выпал на долю Хоуп.
Она, несомненно, оказала огромное влияние на мою карьеру. Многое из того, что было в интонациях, в походке Хоуп, я взяла в свой сценический образ. Это витало в воздухе — та мальчишка-женщина. Я как нельзя вовремя приехала в большой город.
Таким образом, «Супруг воительницы» был готов найти своего хозяина, и пьеса была куплена Гарри Мозесом: денег ему было не занимать, а жена его была помешана на театре.
Они знали, что я подменяю Хоуп в «Празднике» и что театральные критики уже заметили меня, особенно в пьесе Бенна Леви «Искусство и миссис Боттл», где играла Джен Коул, и в «Этих днях». Сначала, на стадии распределения ролей, я грезила Антиопой. Потом вдруг (как я уже говорила) они решили, что им необходимо привлечь звезду. Меня вывели из состава, ввели Джин Диксон. Прошло несколько дней. Еще одна перестановка. Меня вновь назначили на роль Антиопы. Ирби Маршал — Ипполита. Ромни Брент — ее женоподобный муж. Колин Кейт-Джонстон — Тесей. Ставить спектакль поручили Береку Саймону. Шел 1931 год, канун 1932-го.
Премьера состоялась в театре «Мороско» в Нью-Йорке. Пришла вся моя семья. Они не испугались. У меня был выход по узкой лестнице вниз, которая шла через задник. Чуть ли не двадцать ступенек, к тому же крутых. Лестница одним витком уходила к публике — примерно четыре ступеньки. По тыльной стороне висели фонари, образуя восхитительное зрелище. Наплечники. Жесткая туника, сотканная из металлических колец. Красивые посеребренные, охватывающие голень щитки — ноги смотрелись великолепно! Серебряный щит, высокий серебряный шлем и пелерина. Замечательный костюм. Я всегда была очень устойчивой, поэтому то обстоятельство, что ступеньки были всего лишь около метра длиной, узкие и довольно далеко отстояли друг от друга, а лестница к тому же без перил, не вызывало во мне никакого беспокойства. Впрочем, ради славы я готова была тогда рискнуть и самой жизнью.
Я поскакала по ступенькам, преодолевая одним махом по три и больше… Сделала стремительный поворот на угловом витке… Прыгнула через последние четыре ступеньки… Бросила на пол наплечник, приземлилась на одно колено и склонилась в почтительном поклоне перед Ипполитой, моей сестрой, царицей амазонок. Публика, естественно, разразилась громом аплодисментов. Что же ей еще оставалось делать? Я и не просила их. Но я была неопытна. Просто ощущение радости жизни и безумное желание всех покорить своим очарованием переполняло меня. В восторге от успеха, я птицей парила по воздуху: вниз по лестнице… вверх по лестнице… без перил. Черт… ступенек-то нет… Ах, неважно! Жизнь — радость — юность.
И я блеснула юностью. И выгодно смотрелась. И сделала хит. Об этой пьесе много спорили.
У меня была служанка (первое время): высокая негритянка, дюжая и очень строгая. Не могу вспомнить, как ее звали — кажется, Лили, но не уверена. Работу свою она знала досконально. Получала 75 долларов в неделю. Получала от меня. Столько запросила. Столько и получала. Сама я получала 150 долларов. Спектакль шел около шести месяцев; потом нас уговорили пойти на уступки. Мне снизили жалованье до 75 долларов. Лили в корне пресекла мою попытку снизить ей жалованье. И брала с меня столько, сколько я зарабатывала как звезда. Что значат деньги? Все обращались ко мне с предложением попробоваться в кино. Все хотели, чтобы я приняла участие в той или иной картине. Я была нарасхват. И я не отказывалась.
В «Супруге воительницы» я впервые почувствовала себя настоящей актрисой. Моя костюмерная располагалась на уровне подмостков. Очаровательный старенький театр «Мороско». Удивительное совпадение: это совсем рядом с «Бижу», на Сорок пятой улице, напротив Шуберт-Аллеи, где раньше игралось «Большое озеро», а на стене, на стенде висели мои фотографии. Оба театра постигла печальная участь: их снесли.
Я довольно долго вела относительно замкнутый образ жизни. Мы с Ладди по-прежнему жили на Тридцать девятой улице, дом № 146. Это был многоквартирный — в пять этажей — дом из красного кирпича, квартиры с фасада и с тыльной стороны. Сначала мы жили на втором этаже. Вскоре переехали на самый верх; теперь у нас стало вдвое больше места. Замечательно. Лестница, по которой мы поднимались, была очень длинной, но мы были молоды и даже не думали об этом. Дом принадлежал англичанину Герберту Брайсу и его жене. Там имелся грузовой лифт, и всегда можно было заказать еду внизу и получить ее наверху. Пища была вкусная. Действительно, жили мы чудесно. Мы были счастливы. Иногда к ужину приходил Колин Кейт-Джонстон. И больше никого. Я никогда ни с кем не сходилась близко — ни в театре, ни в кино. Вероятно, потому, что выросла в многочисленной семье и очень любила подольше поспать. Странно слышать сегодня: «Какой (или какая) он (или она) был (или была)?» У меня нет ответа. Честное слово, — нет. Но вопрос этот задают.
О, в том доме произошла жуткая история. После обеда я никуда не выходила из квартиры. Было холодно, и я развела огонь в камине. Ладди обычно приходил домой приблизительно в половине шестого. Я пошла в ванную комнату принять душ, слышу, как входит Ладди: «Привет». — «Привет!» И вдруг слышу: «Кейт! Кейт! Скорей сюда!» Тон его голоса заставил меня выскочить из-под душа. Я помчалась в комнату. Ладди был охвачен пламенем: полоса огненных языков тянулась до камина. В руке Ладди полыхала керосиновая лампа, и он не мог бросить ее. Я была в чем мать родила. Толкнула Ладди в живот. Он упал на пол. Тогда в мгновение ока я скатала ковер и, выбив из его горящей руки керосиновую лампу, стала сбивать пламя с Ладди. О Боже, горит!
В доме жило много мужчин — один за другим они вбегали в квартиру, принимались тушить огонь на полу… Я поднялась с пола. Пламя с Ладди полностью сбили — перед его пальто и рукава совсем сгорели. Вероятно, зайдя в комнату, он подложил дрова в камин, взял керосиновую лампу, плеснул немного в огонь, и тогда из камина полыхнуло. Он отпрыгнул назад и пролил керосин на пальто и на пол.
Я все еще была совершенно нагая, но совсем не помнила об этом и объясняла всем, что делать. Вдруг на помощь вбежал очень молодой парень и как вкопанный застыл на месте. Я помчалась в ванную комнату — «Ой! Извините!..»
С Ладди, к счастью, все обошлось. Он получил ожоги третьей степени, но в целом ничего опасного.
Ужас!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.