Глава 8. ОНИ СЛУЖИЛИ ВМЕСТЕ С САХАРОВСКИМ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 8. ОНИ СЛУЖИЛИ ВМЕСТЕ С САХАРОВСКИМ

Разведка — это прежде всего люди. Основную часть кадров советской разведки составляли люди безгранично верившие в новое справедливое устройство общества. Действуя на основе патриотизма, а также благодаря преданности и самоотверженности, они решали сложнейшие задачи, стоявшие перед разведкой, накапливали опыт и оттачивали профессиональное мастерство.

Советские разведчики опирались в своей работе не только на простых людей, но и на представителей высших кругов иностранных государств, их интеллигенцию, которые смотрели на Советский Союз как на страну с внешнеполитическим курсом, направленным на упрочение мира, ограничение гонки вооружений и оздоровление международной обстановки.

Разведчики Вильям Фишер (Рудолф Абель), Конон Молодый, Ким Филби, Джордж Блейк, супруги Леонтина и Моррис Коэны и многие другие порой с риском для жизни добывали крайне необходимую информацию для принятия руководством СССР важных стратегических решений в период острых международных конфликтов.

Когда в марте 1954 года был создан Комитет государственной безопасности, ему было предписано «в кратчайший срок ликвидировать последствия вражеской деятельности Берии в органах государственной безопасности и добиться превращения их в острое оружие нашей партии, направленное против действительных врагов нашего социалистического государства, а не против честных людей».

Первым председателем КГБ был назначен генерал-полковник Серов. За два года Серов уволил из КГБ шестнадцать тысяч человек «как не внушающих политического доверия, злостных нарушителей социалистической законности, карьеристов, морально неустойчивых, а также малограмотных и отсталых работников».

Генерал-лейтенант Вадим Алексеевич Кирпиченко в своей книге «Разведка: лица и личности» по этому поводу писал:

«Во время многочисленных совещаний, заседаний и собраний актива Серов громил и разоблачал Берию и его окружение, то есть занимался привычным ему делом — все время надо было кого-то разоблачать, клеймить позором “врагов народа” и призывать к повышению классовой, революционной и чекистской бдительности. Одновременно выдвигались требования соблюдать законность и партийные нормы в работе.

Когда кампания по разоблачению Берии и чистке чекистских рядов от его единомышленников несколько утихла, Серов начал заниматься и делами разведки, которые находились в запущенном состоянии вследствие волюнтаристских действий Берии. Руководители отделов разведки стали получать какие-то осмысленные указания по работе, началось заново формирование резидентур, поиски сотрудников на роль резидентов».

Следует отметить, что И.А. Серов пользовался доверием Н.С. Хрущева, сопровождал его в зарубежных поездках, принимал непосредственное участие в политической борьбе как на внутригосударственном уровне, так и на международной арене. Так, он участвовал в венгерских событиях 1956 года. В Венгрию он прибыл в составе делегации, в которую входили члены Президиума ЦК: первый заместитель главы правительства Анастас Иванович Микоян и секретарь ЦК Михаил Андреевич Суслов. От внешней разведки в страну был направлен Александр Михайлович Коротков.

Серов руководил оперативной работой органов КГБ в Венгрии. Он дал указание особым отделам дивизий, вступивших в Венгрию, арестовывать всех организаторов мятежа, оказывающих сопротивление Советской Армии с оружием в руках, а также тех, кто подстрекал и разжигал ненависть народа к коммунистам и сотрудникам органов госбезопасности.

В 1957 году в Москве разгорелась борьба за власть между Хрущевым и его сторонниками, с одной стороны, и «старой гвардией» — с другой. 18 июня 1957 года на заседании Президиума ЦК Н.А. Булганин, В.М. Молотов, Л.М. Каганович и Г.М. Маленков предложили Н.С. Хрущеву уйти с поста первого секретаря ЦК. Но Хрущев не собирался подчиняться этому решению. С помощью председателя КГБ Серова и министра обороны Жукова в Москву самолетами военнотранспортной авиации со всей страны были доставлены члены ЦК — сторонники Хрущева. И Хрущев остался при должности.

С Серовым Сахаровскому пришлось работать с июня 1955 по декабрь 1958 года. Будучи человеком резким, грубым и бестактным, а тем более пользовавшимся поддержкой Хрущева, он не особенно церемонился в общении даже с членами советского руководства Микояном, Шверником, Кириченко и другими, а тем более с подчиненными, к которым относился и Сахаровский. К этому можно добавить то, что он имел дружеские отношения с заместителем Сахаровского Коротковым, что накладывало «особое» отношение к его руководителю.

По свидетельству ветеранов внешней разведки, среди сотрудников ПГУ бытовало устойчивое мнение, что начальник ПГУ нередко выслушивал резкие суждения председателя, но никогда не переносил их на коллектив разведки.

Стиль руководства А.М. Сахаровского отличался размеренностью, конкретным подходом к решению принципиальных вопросов, деловитостью и ровным тоном начальника по отношению к подчиненным. Возможно, иногда и у него вырывалось крепкое словцо, но это отнюдь не свидетельствовало о том, что он хочет разрядиться на подчиненных. А это вело к тому, что все неприятности, выслушиваемые Сахаровским в верхах, он глушил в себе. И, конечно, напряженная работа и подобные нюансы в коридорах власти изнашивали нервную систему, отражались и на сердце. В результате Александр Михайлович в последние годы иногда выходил из строя и оказывался на больничной койке.

После И.А. Серова непосредственным руководителем А.М. Сахаровского с декабря 1958 по ноябрь 1961 года был Александр Николаевич Шелепин.

Считается, что быстрая политическая карьера Шелепина началась с должности секретаря Московского горкома ВЛКСМ по военной работе. С началом Великой Отечественной войны он занимался подбором комсомольцев для заброски в тыл немцев. В числе отобранных Шелепиным комсомольцев оказалась и Зоя Космодемьянская, которая стала символом партизанской борьбы молодежи против фашистских оккупантов. На это обратили внимание и Сталин, и первый секретарь ЦК ВЛКСМ Михайлов. Уже в конце 1941 года Шелепин становится первым секретарем Московского комитета комсомола, а в 1952 году — первым секретарем ЦК ВЛКСМ.

Эту должность он занимал шесть лет, старательно формируя свою команду для дальнейшего броска наверх. Хрущев назначил его в апреле 1958 года заведующим отделом партийных органов ЦК КПСС. Подготовленная им записка о перестройке органов государственной безопасности способствовала тому, что на состоявшемся в декабре 1958 года заседании Президиума ЦК КПСС было принято постановление об освобождении Серова от занимаемой должности и назначении председателем КГБ Шелепина.

Став председателем КГБ, Шелепин привел с собой преданных ему комсомольских работников, которых назначил на руководящие должности. Он увольнял из органов тех, чья квалификация (а ее он определял по наличию какого-либо базового образования) не соответствовала, по его мнению, занимаемой должности.

Считается, что Шелепин большое значение придавал внешней разведке. Так, по его указанию в ЛГУ был образован африканский отдел, а чуть позднее — специальный отдел для координации работы разведки и контрразведки в области электронной разведки.

В действительности, как об этом вспоминают ветераны КГБ и внешней разведки, особой любви к Шелепину они не испытывали. Приведя с собой достаточно большой отряд руководящих комсомольских работников, он тем самым выразил недоверие и неуважение к коллективу, которым должен был руководить. Не зная положения дел на местах, он начал передавать служебные помещения, санатории и дома отдыха КГБ другим организациям, хотя в комнатах, где работали сотрудники не было не только лишних столов, но и стульев. А мечтой простого оперативного работника была возможность провести свой летний отпуск в хорошем санатории на юге.

Положение во внешней разведке с размещением сотрудников, оздоровительными мероприятиями не было благополучным. Однако столь земные материи были очень далеки от Шелепина, и разведчики ощущали это повсеместно.

До прихода Шелепина в КГБ отношение к африканским проблемам в разведке было довольно спокойным, так как основные направления деятельности были сосредоточены на США, Западной Европе и Китае.

Когда в августе 1960 года Шелепин поставил перед руководством разведки ряд задач по Африке, то с удивлением узнал, что в ПГУ нет самостоятельного отдела, ориентированного на африканскую проблематику. Он счел такое состояние дел проявлением политического недомыслия и дал команду немедленно создать полноценный африканский отдел в разведке и впредь активно заниматься африканскими проблемами.

Трудностей на пути создания полноценного отдела было много, и в первую очередь потому, что в стране никто не готовил специалистов по африканским проблемам, к тому же со знанием местных языков. Сложные климатические условия, отсутствие жилья, непростые взаимоотношения в руководстве молодых африканских государств значительно усложняли выполнение многочисленных заданий, которые к тому же не обеспечивались реальными и конкретными исполнителями.

Начальник разведки был вынужден неоднократно обращаться за помощью к Шелепину, которого интересовала не постановка самой разведывательной работы, а ее конечный продукт — информация о развитии политических процессов в Африке и, главное, о состоянии национально-освободительного движения и столкновении интересов империалистических держав на континенте.

Умудренный опытом Сахаровский понимал, что в принципе разведка действительно запоздала с постановкой разведывательной работы в Африке. Но для получения значительных оперативных результатов необходимо было отобрать и подготовить квалифицированных специалистов. Нужно было время, а его-то и не давали. Сахаровский, как и многие другие руководящие сотрудники разведки, понимал, что Шелепин на посту председателя человек временный и что после перетряски руководящих кадров и проведения серии реорганизаций он уйдет из КГБ.

Так оно и случилось. В декабре 1961 года при поддержке Хрущева он был избран секретарем ЦК КПСС, в 1962 году назначен заместителем председателя Совета Министров Советского Союза и председателем Комитета партийногосударственного контроля. Новым председателем КГБ был назначен его ставленник Владимир Ефимович Семичастный.

«Назначение Семичастного, — вспоминал В.А. Кирпиченко, — вызвало у руководящего состава КГБ недоумение. Он был просто неприлично молод — тридцать семь лет. Никто не воспринимал его в качестве государственного деятеля, все понимали, что он прежде всего человек Шелепина, и это на первых порах вызывало чувство неуверенности».

Генерал армии Ф.Д. Бобков вспоминал: «Он быстро схватывал любую идею, был прост и доступен. Он внимательно относился к профессионалам, не рубил с плеча, вдумчивей, чем Шелепин, расставлял кадры. Не держался за свою идею. Если чьи-то рекомендации находил разумными, не цеплялся за свое мнение. Он был, пожалуй, слишком доверчив...»

Бывший начальник разведки ГДР генерал-полковник Маркус Вольф говорил: «Это был доброжелательный и дружелюбный руководитель. Но за внешней привлекательностью скрывался умный, расчетливый, идеологически жесткий человек».

В отличие от Шелепина, который не вникал в детали оперативной работы, Семичастный с головой ушел в дела и нужды КГБ. Он не стеснялся учиться у подчиненных и сам признавался:

«Я когда пришел, был совершенно слепой. Я им прямо сказал: без вас не смогу. Пришел начальник разведки Сахаровский на первый доклад, и мне надо принимать решения по нашей работе в Индии или Бангладеш, не помню сейчас. И не просто решать, а сказать, сколько дать денег — пять тысяч долларов или три тысячи. Без моего указания это не оформить.

Вот я прямо спросил: “Твое мнение? Ты как считаешь?” Как он сказал, такое решение я и принял. Нелепо было бы действовать иначе. Между прочим, за шесть лет работы они меня ни разу не подвели. Даже попытки такой не было—проверить меня или специально что-то подсунуть. Боже сохрани!

Начальники разведки и контрразведки — Александр Михайлович Сахаровский и Олег Михайлович Грибанов — оба были очень сильные генералы. Сахаровский — посуше, официальнее, немногословный. А Грибанов—даже с налетом авантюризма, и мне это нравилось, потому что для контрразведчика иметь чуть авантюризма и фантазии — блестяще».

И тем не менее Семичастный хотел иметь если и не свою верную команду в ПГУ, то хотя бы своего человека. Как вспоминает в своей книге «Разведка: лица и личности» Вадим Кирпиченко, Семичастный решил поставить во главе разведки кого-либо из земляков Дзержинского, полагая, что данное назначение будет воспринято с энтузиазмом. Во исполнение этой идеи на должность первого заместителя начальника разведки был выписан из Литвы местный чекист генерал-майор Альфонсас Бернардович Рандакявичус. Это был вежливый, обстоятельный, внимательный к собеседнику и приятный во всех отношениях человек, с уважением к тому же относившийся к профессионалам разведки.

Однако дел разведки Рандакявичус не знал, внешней политикой никогда не занимался, иностранными языками не владел. Но эти обстоятельства Семичастного не смущали. Если сам он может руководить КГБ, не имея соответствующего опыта, то почему чекист Рандакявичус не может руководить разведкой? Второе оказалось более трудным. В разведке всегда ценились профессионалы своего дела, и если начальник не может дать дельного совета подчиненному, помочь ему преодолеть трудности разведывательной профессии, то, будь он трижды хорошим человеком, уважением и авторитетом в разведке он пользоваться никогда не будет. Такая участь постигла и кандидата на должность начальника разведки.

Реально осознавая трудности своей новой службы, Рандакявичус томился и нервничал. Сказывались на его неуверенном состоянии и изъяны в русском языке. Боясь сделать какую-либо ошибку в оценке событий, он очень тщательно выбирал слова и обычно начинал свою речь с осторожного словосочетания «по-видимому».

Когда Семичастный понял, что из Рандакявичуса нового Дзержинского не получится, он начал готовить новую команду руководства разведкой, но кто-то наверху этому противился, и реформа ПГУ по замыслу Семичастного осталась неосуществленной. Но слухи о смене руководства доходили до ПГУ, и это выводило из равновесия действующих начальников.

Для Рандакявичуса все это кончилось весьма плачевно. В один из отпусков, когда он находился в Литве, его сразил тяжелый инфаркт. Спас его фронтовой друг, светило литовской медицины. Оправившись, Рандакявичус приступил к работе, но вскоре был заменен и уехал в Литву, где работал министром юстиции. А.М. Сахаровский выстоял, несмотря на то что отношения и с Семичастным, и с Рандакявичусом были достаточно сложными, и при всей своей сдержанности Александр Михайлович иногда жаловался своим близким на то, что и так непростая служба становится особенно трудной из-за условий, в которых ему приходится работать.

В мае 1967 года на должность председателя КГБ был назначен Юрий Владимирович Андропов. К моменту назначения у него за плечами был уже солидный послужной список: руководящая партийная работа в Карелии, посты посла СССР в Венгрии, заведующего отделом и секретаря ЦК КПСС. Очевидно, что Комитет государственной безопасности нуждался в приходе человека такого масштаба, как Андропов. С одной стороны, это был опытный государственный деятель, а с другой — ему был интересен этот участок работы, к которому он относился с уважением еще со времени работы послом в Венгрии.

Личная ответственность за безопасность государства, за судьбы отдельных людей, за положение страны в международном сообществе, за соблюдение законности и порядка — все это просто обязывало каждого председателя КГБ быть особо доверенной личностью руководства страны.

Приход Андропова в КГБ не мог не повлечь за собой некоторых кадровых перестановок. По свидетельству генерала армии Бобкова, положение дел в КГБ к моменту назначения Юрия Владимировича было «сложным и напряженным».

«Оно определялось распрями между отдельными группами руководящих работников. Основную группу составляли бывшие партийные работники, пришедшие в органы госбезопасности в 1951 году после ареста Абакумова и занимавшие многие ключевые посты. Они считали себя по прошествии полутора десятков лет профессиональными чекистами и претендовали на ведущее положение. Им не по душе был приход новых людей, в основном из комсомола, дорогу которым на руководящие посты в разведку и контрразведку открыли Шелепин и Семичастный. “Старики” из числа партработников не хотели сдавать позиции... Трудно приходилось профессиональным работникам, хотя они несли в основном всю тяжесть оперативной работы. Как поведет дело новый председатель? С приходом Андропова на первый план вышли бывшие партработники. Они старались войти в доверие к новому председателю. Зарекомендовать себя его сторонниками».

Ю.В. Андропов сам был из комсомольских, а затем — партийных работников, которые высоко ценили профессионализм и стремились всячески его поддерживать. Более того, Андропов был масштабным государственным деятелем и хорошим политиком, а такие люди умеют ценить профессионалов в любой сфере их деятельности.

В кругах профессионалов советской разведки к Андропову относились с уважением. «В разведке его ценили,—писал в своей книге “Рука Москвы” бывший начальник ПТУ Л.В. Шебаршил, — и он высоко ценил разведчиков. Юрий Владимирович обладал даром располагать к себе людей своей безыскусной, абсолютно естественной манерой общения. Коллега разговаривал с коллегой. Его интерес к мнению собеседника был искренним, вопросы задавались по делу, по тем проблемам, которые именно в тот момент требовали выяснения. Андропов допускал возражения, не прочь был поспорить и охотно шутил».

Вадим Алексеевич Кирпиченко, длительное время бывший первым заместителем начальника разведки, так характеризовал Ю.В. Андропова:

«Юрий Владимирович был первым председателем КГБ, который с одинаковым интересом и рвением занимался и большой политикой, и оперативными делами разведки и контрразведки. В органах госбезопасности Андропов пользовался огромным авторитетом и любовью. Был он многолик: мог быть строгим и недосягаемым, мог быть близким и простым. .. Кто-то его не любил, кто-то, может быть, ненавидел, но все видели в нем умного человека. Крупного государственного деятеля, сторонника осторожных реформ, которому, увы, не было отпущено времени на их осуществление».

Бывший начальник нелегальной разведки ПТУ Ю.И. Дроздов писал об Андропове:

«Андропов не был недосягаемым. Он жил проблемами нелегальной разведки, думал вместе с нами о путях ее развития. Многое, о чем он говорил, мы постарались претворить в жизнь. Он знал, сколь сложно и опасно ремесло разведки. В беседах он вовлекал в разговор всех участников встречи, журил отмалчивающихся, разрешал спорить и не соглашаться с ним. Андропов внимательно следил за ходом нелегальных операций, некоторые знал в деталях. Иногда ему не терпелось узнать что-то новое, но он останавливал себя, подчиняя свои желания условиям связи и строжайшей конспирации».

В настоящее время об Андропове пишут очень много, но нас интересует не столько он сам, сколько его отношение к Сахаровскому. А вот об их взаимоотношениях, взаимопонимании и удовлетворенности работой друг друга написано очень мало. Конечно, интеллигентность Юрия Владимировича, его отношение к разведке импонировало Александру Михайловичу. Более того, сам не имея законченного высшего образования, Андропов ценил в человеке прежде всего ум, талант разведчика, принципиальный подход к выполнению задач, организаторские способности и целеустремленность в работе, умение выделить главное и правильно расставить кадры. Все это Ю.В. Андропов видел в А.М. Сахаровском. Но Андропов понимал, что деятельность разведки должна не только полностью соответствовать складывающейся политической и оперативной обстановке, но и отвечать велениям времени.

Еще будучи заведующим отделом по связям с социалистическими странами и коммунистическими партиями этих стран, Андропов за короткий срок сменил в отделе всех руководителей секторов, поставив на эти посты исключительно выходцев из комсомольской среды, имевших к тому же высшее образование. Он верил в их преданность и безотказность, в их административные способности. Когда он стал председателем Комитета госбезопасности, из него ушли многие люди, оказавшиеся здесь при Шелепине и Семичастном и имевшие за плечами лишь опыт комсомольской работы. Руководящие посты в Комитете занимали теперь в основном люди из числа партийных и хозяйственных работников. На работу туда перешла и часть сотрудников международного отдела ЦК. Был среди них и помощник Юрия Владимировича В.А. Крючков, который через несколько лет возглавит одно из важнейших подразделений Комитета — его внешнюю разведку.

Вот как вспоминает о своем приходе в разведку Владимир Александрович Крючков:

«В Первое главное управление я пришел по приказу Андропова летом 1971 года, хотя принципиальное решение на этот счет Юрий Владимирович принял задолго до этого, еще в июле 1970 года.

...Но решение в конце концов все же созрело, этому в немалой степени способствовали постоянные просьбы тогдашнего начальника ПГУ Сахаровского, который собирался уходить на пенсию... В целом в ПГУ меня приняли хорошо, хотя и с некоторой настороженностью: пришел, мол, человек председателя, будет устанавливать свои порядки (хотя этого как раз я делать и не собирался). Некоторому предубеждению против меня способствовало и то обстоятельство, что сразу же поползли слухи о моем скором назначении на должность начальника ПГУ.

Мне трудно сказать, действительно ли Андропов переводил меня в ПГУ с таким дальним прицелом, но решение на этот счет вскоре действительно у него созрело, и долгое время это оставалось тайной, пожалуй, только для меня».

Таким образом, взаимодействие с председателями КГБ у А.М. Сахаровского было далеко не идеальным. Все они ценили его как хорошего организатора, способного руководителя, человека, который успешно решает поставленные перед разведкой задачи, но все они где-то в уме держали кандидатуры для его возможной замены. Он, конечно, это чувствовал, и это накладывало отпечаток на его нервную систему, но никак не отражалось на атмосфере во вверенном ему коллективе.

И даже западные специалисты в области истории разведок признают, что советская разведка в 1950-е — 1970-е годы действовала весьма успешно. Этому способствовало умелое руководство А.М. Сахаровского деятельностью таких выдающихся разведчиков того времени, как Вильям Фишер (Рудольф Абель), Конон Молодый, супруги Галина и Михаил Федоровы, Ким Филби, Джордж Блейк, супруги Моррис и Леонтина Коэн и ряд других. Огромную роль в их работе и судьбах играли решения, принимаемые в Центре начальником разведки Сахаровским.

К сожалению, Александр Михайлович не оставил мемуаров о том, что он чувствовал, как переживал те критические моменты разведывательной деятельности, через которые проходит каждая разведслужба: взлеты и провалы, удачные операции и поражения, приобретение агентуры и предательство. В те далекие уже годы это было бы не только немыслимо, но и, наверно, преступно. Это и понятно — секретный характер организации, невозможность использования сведений, составляющих государственную тайну, опасение подвести сотрудников, раскрыть агентуру и возможность понести суровое наказание даже за попытку приоткрыть тайну такой организации.

Время кардинально изменило обстановку в стране, ситуацию вокруг органов государственной безопасности. Выступления в печати руководящих и рядовых сотрудников органов госбезопасности приоткрыли завесу над некоторыми моментами их деятельности. Общественности стали доступны ряд архивных материалов секретных служб, а у средств массовой информации, ознакомившихся с различными фактами из истории внешней разведки, появилась возможность рассказать о людях, внесших выдающийся вклад в обеспечение безопасности нашей Отчизны. В самом конце 1990-х годов увидели свет воспоминания начальников Первого главного управления КГБ Леонида Шебаршина и Владимира Крючкова, их заместителей Вадима Кирпиченко и Юрия Дроздова, других руководящих деятелей внешней разведки. У общественности и историков, интересующихся деятельностью советских спецслужб, появилась возможность реально оценить масштабность задач, которые решала внешняя разведка и ее руководители, в том числе и Александр Михайлович Сахаровский.

Рассказывает В.А. Крючков:

«Знакомство с подразделениями, заслушивание резидентов, других сотрудников резидентур и центрального аппарата, тщательное изучение проводимых операций быстро расширяли мои познания. Складывались первые впечатления о разведчиках. Высокообразованные, компетентные, ищущие, работают не за страх, а за совесть, переживают за дело, за неудачи, а их, к сожалению, у разведчиков случается немало. В случае провала быстро берут себя в руки и идут к новым целям. Почти у всех неплохие знания о стране, по которой работают, хорошее владение иностранными языками.

Но одно их качество меня наполняло особенным чувством удовлетворения: ради дела, решения задач подавляющее большинство разведчиков готовы были пожертвовать карьерой, личным благополучием... Работа разведчика сопряжена с реальной, практически повседневной опасностью, требует крайнего напряжения физических и интеллектуальных сил, воли, мужества и абсолютного самопожертвования. И это не пустые слова. Разведчик вынужден жить двойной жизнью — та, реальная, скрыта от чужих глаз, а на поверхности лишь маска, расставаться с которой на людях не просто нельзя, но и опасно. Лишь немногие будут в курсе его достижений и успехов: даже самые близкие люди, жена и дети, так никогда и не узнают, какие подвиги подчас совершает их муж и отец. А вот всю тяжесть провала они всегда испытывают на себе — ведь в лучшем случае за этим следует выдворение из страны, а то и тюремное заключение, долгие годы тревожного ожидания. Случается, что платой за поражение является жизнь... Есть еще один, чисто психологический аспект, который играет важную роль в судьбе разведчика. Ведь ему суждено постоянно нарушать большинство библейских заповедей, действовать вопреки всему тому, чему учили с детства.

Представьте себе “шпиона”, который свято следует завету “не укради”, или говори только правду, как это требовали с детства! В том-то и дело, что ему приходится — в высших интересах дела, разумеется, — постоянно идти на такие поступки, которые в обычной жизни, мягко говоря, не украшают человека. И тут ни в коем случае нельзя перейти грань, чтобы не превратиться в циника, сохранить чистоту души и веру в идеалы».

Вот с такими людьми служил и такими людьми руководил А.М. Сахаровский. А для этого надо было добиться их доверия. Сотрудники должны видеть в руководителе пример для подражания. Именно поэтому в советской разведке всегда основное внимание уделялось воспитательной работе на примерах старших товарищей, начиная с Дзержинского. Конечно, всего того, что нужно разведчику, нельзя в него вложить, научить: многие качества должны быть попросту врожденными. Но обстановка, коллектив, непосредственный руководитель все же играют значительную воспитательную роль.

В этой связи хотелось бы остановиться на некоторых примерах поведения в сложных обстоятельствах выдающихся советских разведчиков и тех мерах, которые предпринимались руководством разведки для того, чтобы и разведка и непосредственные участники событий с честью вышли из сложившейся ситуации. 14 октября 1957 года в США в здании федерального суда Восточного округа Нью-Йорка начался широко освещавшийся в мировой прессе судебный процесс по делу № 45094 «Соединенные Штаты Америки против Рудольфа Ивановича Абеля». На скамье подсудимых находился советский разведчик-нелегал, полковник Вильям Генрихович Фишер, который при аресте не назвал своего настоящего имени. Он представился Рудольфом Абелем, назвав имя своего уже умершего товарища по нелегальной разведке. Тем самым он сообщил своему руководству в Москве, которое знало о дружбе Абеля с Фишером, что с ним случилась беда, и о том, под какой легендой он будет действовать в ходе суда.

Из биографии разведчика:

Вильям Фишер родился 11 июля 1903 года в Англии в семье политэмигрантов из России. В 1920 году семья Фишеров возвратилась в Москву.

С 1927 года Вильям Фишер — во внешней разведке. Работал с нелегальных позиций в двух европейских странах. В период Великой Отечественной войны находился в распоряжении 4-го управления НКВД, занимался организацией разведывательно-диверсионной работы в тылу врага.

В ноябре 1948 года выехал на нелегальную работу в США. Резидентура Фишера вела исключительно активную разведывательную деятельность. В результате предательства в июле 1957 года был арестован. В ходе следствия вел себя мужественно.

Доказать, что Фишер-Абель занимался шпионажем, суду не удалось. Не было установлено ни одного факта, который подтверждал бы получение подсудимым секретных данных или их передачу иностранному государству. Однако прокурор на основании показаний предателя — сотрудника нелегальной резидентуры Р. Хейханена, который являлся помощником Фишера, потребовал признать разведчика виновным. Как написал в своей книге «Незнакомцы на мосту» адвокат Фишера на процессе Джеймс Донован, «для признания обвиняемого виновным вовсе не обязательно, чтобы преступник уже совершил свое деяние».

Ни во время предварительного следствия, когда ФБР применяло повседневное давление на арестованного, ни во время суда и тюремного заключения Вильям Генрихович не выдал секретов советской разведки и каких-либо сведений, связанных со своей миссией в США. 15 ноября 1957 года суд вынес решение. Он приговорил Рудольфа Ивановича Абеля к тридцати годам тюремного заключения.

А руководство разведки с этого дня начало прорабатывать варианты возможного освобождения попавшего в беду товарища.

Несколько позже другое сообщение также облетело всю мировую прессу. В нем говорилось, что утром 1 мая 1960 года советские ракетчики сбили в районе города Свердловска иностранный самолет, проникший в воздушное пространство СССР с враждебными целями. Летчик, выбросившийся с парашютом, был задержан. 17 августа 1960 года в Колонном зале Дома союзов в Москве начался судебный процесс над американским летчиком Фрэнсисом Гарри Пауэрсом. Процесс привлек к себе внимание миллионов людей на всем земном шаре. И это было понятно. Ведь на скамье подсудимых рядом с Пауэрсом незримо находились организаторы его разведывательного полета — руководители ЦРУ США.

В первые дни после задержания Пауэрса различные правительственные ведомства США, в том числе и государственный департамент, публиковали исключающие друг друга заявления, преследовавшие одну цель—категорически опровергнуть разведывательный характер полета самолета «Локхид У-2».

Однако несколько позже, давая показания в сенатской комиссии по иностранным делам Конгресса США, государственный секретарь Гертер вынужден был признать: «1 мая произошел провал разведывательной операции. Программа полетов “У-2” представляла собой важное и эффективное усилие в области разведки. Обстоятельства потребовали от нас предпринять эти шпионские действия. Пришлось признать, что этот полет состоялся, что он был разведывательным. Я одобрил его как часть всей программы».

Указанное обстоятельство позволило адвокату Гриневу на судебном процессе заявить:

«Хотя Пауэрс и был непосредственным исполнителем, но основным виновником все-таки является не он, несмотря на то, что разбираемое сегодня дело связано с его именем. В связи с этим приходится сожалеть, что на скамье подсудимых находится только один Пауэрс; если бы рядом с ним находились те, которые послали его на преступление, можно не сомневаться, что положение моего подзащитного Пауэрса было бы иным и он занял бы тогда второстепенное место и, следовательно, мог бы безусловно рассчитывать на значительное смягчение наказания».

Учитывая признание Пауэрсом своей вины и его раскаяние в содеянном, Военная коллегия Верховного Суда СССР приговорила его к десяти годам лишения свободы.

Как же соединились эти два события — арест в Нью-Йорке Фишера-Абеля и суд над Пауэрсом в Москве? И в нашей и в зарубежной печати в то время утверждалось, что разведчика Абеля обменяли на летчика Пауэрса только благодаря усилиям ФБР и семьи Пауэрса, обращавшейся лично к Хрущеву и к Кеннеди. Однако сегодня уже ни для кого не является секретом, что имевший место обмен двух разведчиков был подготовлен и осуществлен советской внешней разведкой.

Мероприятия по вызволению Фишера из американской тюрьмы были начаты сразу же после оглашения приговора. Сотрудники центрального аппарата старались подобрать оптимальный вариант, который позволил бы начать переговоры с американцами. Для ведения переговоров с ними был приглашен влиятельный юрист В. Фогель, член Коллегии адвокатов Большого Берлина, который выступал посредником между супругой разведчика и американскими властями.

Важным моментом был подбор подходящего кандидата или кандидатов для обмена. Заместитель генерального прокурора США Томпкинсон так охарактеризовал сложившееся положение: «Арест Абеля — дело большого значения. Это человек, пожертвовавший всем ради выполнения своей миссии. Для русских он, несомненно, незаменим. Поэтому я не думаю, чтобы он был обменян на кого-нибудь, поскольку тем самым мы преподнесли бы русским огромный подарок».

Еще во время судебного процесса над Фишером его американский адвокат Донован заявил в суде: «В такой ситуации, как Абель, может оказаться и наш человек. И тогда русский полковник может пригодиться». Американцы были убеждены, что подобного не может произойти с их соотечественником. Однако процесс над Пауэрсом показал, что именно такое и случилось.

И американцы во время бурных дискуссий по делу летчика-шпиона впервые озвучили мысль о возможности обмена. Переговоры затянулись на полтора года, но в итоге 10 февраля 1962 года на мосту Глинике, разделявшем Западный и Восточный Берлин, Рудольф Абель, которому предстояло еще двадцать пять лет находиться в американской тюрьме, был обменян на Фрэнсиса Пауэрса. Разведчик оказался снова дома, в Советском Союзе.

Таким образом руководство советской внешней разведкой показало всему миру, что не бросает своих сотрудников в беде и предпринимает все возможное для их возвращения на Родину.

Какова же была дальнейшая судьба Вильяма Фишера (Рудольфа Абеля)? Вернувшись на Родину, он продолжил активно работать в центральном аппарате внешней разведки. Заслуги полковника Фишера были отмечены орденом Ленина, тремя орденами Красного Знамени, двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденами Отечественной войны I степени, Красной Звезды, многими медалями, а также нагрудным знаком «Почетный сотрудник госбезопасности». Скончался Вильям Генрихович Фишер 15 ноября 1971 года.

Следующий пример спасения попавшего в беду советского разведчика, классически проведенного под руководством А.М. Сахаровского, касается Конона Трофимовича Молодого.

Из биографии разведчика:

Конон Молодый родился 17 января 1922 года в Москве в семье научных работников. Его отец преподавал в Московском государственном университете и Московском энергетическом институте, а также заведовал сектором научной периодики в Госиздате. Скончался от инсульта в 1929 году в возрасте 50 лет. Мать была профессором Центрального научно-исследовательского института протезирования, а в годы Великой Отечественной войны — военным хирургом.

В 1932 году с разрешения советского правительства Конон выехал в США к сестре матери, которая проживала там с 1914 года. Учился в средней школе города Сан-Франциско, где в совершенстве овладел английским языком. В 1938 году возвратился в Москву и учился в средней школе, которую успешно окончил в 1940 году.

В октябре 1940 года Конон Молодый был призван в ряды Красной Армии. Весь период Великой Отечественной войны находился в действующей армии, во фронтовой разведке. Принимал непосредственное участие в боевых действиях против немецко-фашистских войск. В должности помощника начальника штаба отдельного разведывательного дивизиона лейтенант Молодый неоднократно ходил в тыл противника, брал языков, добывал необходимые командованию сведения. В боях с фашистскими захватчиками ярко проявились такие качества Конона Молодого, как смелость и отвага. Его боевой путь был отмечен орденами Отечественной войны I и II степени, Красной Звезды, медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги».

После демобилизации из армии в 1946 году Молодый поступил на учебу на юридический факультет Московского института внешней торговли, изучал китайский язык. Являлся соавтором учебника китайского языка.

С 1951 года — во внешней разведке.

К.Т. Молодый, известный по публикациям у нас в стране и за рубежом под именем канадского бизнесмена Гордона Лонсдейла, с 1955 по 1961 год возглавлял нелегальную резидентуру в Англии. Это было одно из наиболее эффективных зарубежных звеньев внешней разведки, которое успешно добывало секретную политическую, научно-техническую и военно-стратегическую информацию в важнейших учреждениях Англии и на военных базах США и НАТО, расположенных на ее территории.

Деятельность резидентуры развивалась весьма успешно, и, казалось, ничто не предвещало беды. Но события начали развиваться в крайне неблагоприятном направлении. В результате предательства одного из руководящих сотрудников польской разведки М. Голеневского ЦРУ получило сведения о том, что СССР якобы располагает информацией с базы английских военно-морских сил в Портленде. Еще в 1958 году Голеневский, завербованный ЦРУ, сообщил американцам о том, что у советской разведки в Портленде есть ценный источник информации. ЦРУ проинформировало об этом английскую контрразведку. Последняя затратила на поиски советского агента, работавшего на базе, целый год. К концу 1959 года он был установлен и взят в активную разработку. К середине 1960 года контрразведчики установили Молодого-Лонсдейла, а затем и его помощников—разведчиков-нелегалов супругов Коэнов, работавших в Англии под фамилией Крогеров.

5 января 1961 года, испугавшись разоблачения, Голеневский, который находился в то время к командировке в Берлине, бежал в США. Предупрежденные об этом англичане поспешили с арестом Лонсдейла и Крогеров, произведя его 7 января.

Судебный процесс над разведчиками начался 13 марта 1961 года и продолжался восемь дней. Когда слушания были закончены, судья объявил приговоры: Молодому-Лонсдейлу — 25 лет каторжной тюрьмы, его помощникам — супругам Крогерам — по 20 лет.

О помощниках Молодого — разведчиках-нелегалах Коэнах-Крогерах — мы еще расскажем, а сейчас коснемся того, как оценивали поведение Молодого во время ареста и судебного процесса те, против кого он работал. Лондонская газета «Дейли мейл» опубликовала заявление Молодого, в котором говорилось, что никто из арестованных не находился с ним ни в какой преступной связи и что если суд на основании имеющихся у него улик считает обвинение доказанным, то виновным является только он, какие бы последствия для него это ни повлекло.

В ходе следствия и суда Молодый прилагал большие усилия для того, чтобы оправдать Леонтину Коэн. Он представлял ситуацию так, что она не была посвящена в его дела. Газета «Обсервер» писала: «В нем было что-то настолько профессиональное, что возникало лишь чувство восхищения. И если хоть один человек был патриотом и жил ради своего долга, то это — он».

Находясь в английской тюрьме, Молодый верил, что Центр примет все меры к его освобождению. Это позволяло сохранять спокойствие и стойко переносить тяжелые испытания. И он не ошибся в руководстве внешней разведки. Работа по вызволению нелегалов из тюрьмы началась сразу же после суда над ними.

Сам по себе процесс обмена Молодого был кропотливым и сложным. Такая возможность представилась в ноябре 1962 года, когда в СССР по обвинению в шпионаже был арестован английский бизнесмен Гревилл Винн. Он признал себя виновным в выполнении разведывательных поручений и был приговорен к восьми годам лишения свободы. Одна из английских газет писала: «Англия, в отличие от Америки, никогда не обменивалась шпионами с Россией. Если бы дело Винна создало прецедент, русские одержали бы победу в тайной холодной войне. Какая это была бы победа, если бы акула Лонсдейл был обменян на мелюзгу Винна».

Но тем не менее соглашение было достигнуто. Сам обмен состоялся в Берлине 22 апреля 1964 года. Теплой была встреча с друзьями и товарищами по работе. С возвращением Молодого поздравили председатель КГБ и начальник внешней разведки, которые приложили максимум усилий для того, чтобы вернуть разведчика-нелегала на Родину.

За мужество и стойкость, проявленные при выполнении особых заданий, К.Т. Молодому было досрочно присвоено очередное воинское звание полковника. Он продолжил работу в центральном аппарате разведки. За достигнутые результаты в разведывательной деятельности был награжден орденами Красного Знамени и Трудового Красного Знамени, а также нагрудным знаком «Почетный сотрудник госбезопасности». Работа разведчика-нелегала К.Т. Молодого легла в основу художественного фильма «Мертвый сезон». Скончался разведчик от инсульта 11 октября 1970 года.

Приведем еще один пример беззаветного служения Родине. Супруги Федоровы, Галина Ивановна и Михаил Владимирович, проработали во внешней разведке более сорока лет. Половину этого срока они действовали в нелегальных условиях, создав резидентуру связи в Западной Европе.

Из биографий разведчиков:

Михаил Федоров родился 1 января 1916 года в городе Колпино под Петроградом в семье питерского рабочего. Отец в то время трудился на Ижорском заводе в сталелитейном цехе, а мать занималась домашним хозяйством. Когда в 1922 году отец вернулся со службы в Красной Армии, семья переехала на жительство в город Ямбург, переименованный вскоре в Кингисепп.

В Кингисеппе прошли детские и юношеские годы Михаила. В школе он увлекался спортом, поэтому после окончания десятилетки в 1935 году поступил на учебу в Ленинградский институт физической культуры имени П.Ф. Лесгафта.

По окончании института 1 сентября 1939 года, в день начала Второй мировой войны, Михаил был зачислен на службу в 5-е управление РККА, как в то время называлась советская военная разведка. А уже в начале октября того же года направлен для прохождения разведывательной подготовки в индивидуальном порядке в отделение разведотдела штаба Западного особого военного округа в город Белосток. Программа подготовки была рассчитана на восемнадцать месяцев. Планировалось, что в конце июня 1941 года он должен был нелегально уйти в Польшу, а затем, обзаведясь там польскими документами, попытаться осесть в Германии. Однако планам руководства не суждено было реализоваться. Когда подготовка разведчика была практически завершена, началась Великая Отечественная война.

В конце июля 1941 года Федоров был направлен в распоряжение разведотдела штаба Западного фронта в район Вязьмы, на станцию Касня. В качестве заместителя командира группы разведчиков он до декабря 1941 года находился за линией фронта — в Великих Луках и Невеле. Члены группы вели разведку по дислокации и передвижению частей противника, минировали дороги, разрушали средства связи, карали предателей Родины.

В начале сентября 1942 года Михаил в составе разведывательно-диверсионного отряда специального назначения был выброшен на парашюте в районе города Барановичи Брестской области. За участие в боевых операциях награжден орденом Красной Звезды.

В общей сложности в тылу врага Михаил Федоров провел более 27 месяцев.

После возвращения в Москву из-за линии фронта в августе 1944 года Федоров был откомандирован в распоряжение Главного разведывательного управления Генерального штаба Красной Армии. Он прошел необходимую подготовку и в августе 1945 года был направлен на нелегальную работу в Англию. Работал там в дипломатическом представительстве одной из зарубежных стран. Передавал в Центр важную информацию военно-политического характера.

В середине 1947 года был переведен из военной разведки во внешнюю разведку госбезопасности. Вместе с супругой— Галиной Ивановной — длительное время находился на нелегальной работе в одной из стран Западной Европы.

Галина Федорова родилась 17 февраля 1920 года в городе Саратове, в рабочей семье. Отец был электромонтером-самоучкой. Позднее, после прохождения профессиональной подготовки, он получил должность директора мельницы, где работала и мать Галины. Сразу после революции вступил в партию большевиков. Последние годы жизни находился на партийной работе.

После смерти отца в 1932 году матери стало очень трудно воспитывать четверых детей: старшей сестре Гали было в то время четырнадцать лет, младшим братьям — менее десяти.

С двенадцати лет Галина воспитывалась у тети — сестры отца, которая проживала в Москве. В 1937 году девушка окончила школу-десятилетку. Стала работать на технической должности в Наркомфине СССР и одновременно учиться на вечернем факультете Московского высшего технического училища имени Н.Э. Баумана.

В январе 1939 года по путевке комсомола Галина пришла в органы государственной безопасности. Вначале работала в Транспортном управлении НКВД, занималась техническими вопросами, но привлекалась и к выполнению отдельных оперативных заданий.

В годы Великой Отечественной войны Галина находилась в распоряжении группы особого назначения Четвертого главного управления НКВД, занимавшейся подготовкой кадров для работы в подполье в тылу врага. Во время войны ей приходилось выполнять тяжелые и ответственные задания.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.