XVIII

XVIII

Петр Степанович еще не решил, как будет называться задуманная им повесть, не стал тратить время на поиски названия, а сразу написал:

Глава 1. Книги Гриффина сохранились!

После трагической смерти Гриффина, как вам, читатель, известно из романа Герберта Уэллса «Человек-невидимка», все три его книги «в коричневых кожаных переплетах» остались у Томаса Марвела. Сотни раз Марвел силился постичь тайны этих трех томов, но из этого ничего не получалось.

В одно из воскресений Томас Марвел хлебнул больше нормы джина, у него забилось сердце, закружилось в голове, и он ушел в гостиную в приподнятом настроении, запер дверь, осмотрел на окнах шторы, заглянул под стол и только тогда отпер шкаф, вынул оттуда все три книги Гриффина и, сев за стол, начал читать. Видно, джин так подействовал, что ему не читалось. Он загасил свет и, сидя за столом, заснул…

И Томасу Марвелу снится сон. Сидит он на обочине дороги, шагах в двадцати выкопана яма, закрытая фашинами, и вдруг… фашины зашевелились. Раздался грубый голос Гриффина:

– Томас Марвел!

Марвел так испугался голоса Невидимки-Гриффина, что на голове волосы стали дыбом.

– Томас Марвел! – окликнул его снова Гриффин.

– Я ссслу-ша-ю… – простонал Map вел.

– Я хочу тебе сказать вот что, Марвел, – начал говорить Гриффин. – В моих трех томах описана великая тайна, и не тебе, олуху, разобраться в ней!

Мы не станем все цитировать, только самое главное. Остальное кратко перескажем. Странный сон произвел на престарелого Марвела такое впечатление, что на следующее утро его нашли мертвым. Таинственные книги обнаружил трудившийся в трактире Марвела сознательный рабочий Роберт. Вообще-то он был авиационным механиком, теперь же, из-за охватившей Англию безработицы, вынужден был добывать себе пропитание, работая у Марвела. Роберт тоже не смог разобраться в загадочных книгах, но, на всякий случай, не хотел, чтобы они достались английским капиталистам, которые, конечно, использовали бы открытия Гриффина против Советского Союза и вообще против пролетариев всех стран. А тут как раз…

Агроному Федору Спиридоновичу Морейко выпало счастье. Его вызвали из совхоза в Наркомзем и предложили ехать в командировку в Англию по вопросам отбора племенных бычков для ввоза в Союз. Морейко в Наркомземе хорошо знали как высококвалифицированного агронома и вообще как человека делового, умного и преданного советской власти. Он знал три языка: английский, французский и немецкий. Все эти качества выдвигали Морейко в передовые ряды пролетарской интеллигенции. Если он до этого работал не в Москве, а на периферии, то лишь потому, что любил руководить непосредственно сельскохозяйственным производством.

Необычен Морейко был и в совхозовской обстановке. Он оборудовал прекрасную химико-бактериологическую лабораторию и в свободное от производства время допоздна производил там опыты, не связанные с сельским хозяйством.

Вот этого-то Федора Спиридоновича Морейко и отправил Петр Степанович в Порт-Стоу, предместье города Айпинга, где, как известно, после смерти Гриффина обосновался Томас Марвели где, конечно, водились самые лучшие племенные бычки. Надо ли удивляться, что, узнав о появлении в этом предместье советского человека, сознательный рабочий Роберт немедленно с ним познакомился и попросил у него совета, как поступить с книгами.

Проведя ночь и день за изучением таинственных формул, Морейко, хотя и не до конца разобравшись в них, понял всю грандиозность изложенного в книгах замысла.

По мере ознакомления с записками, Федор Спиридонович все больше поражался простоте открытия талантливого Гриффина. Радио, пока человек не ознакомлен с сутью дела, кажется непонятным. Но какая простая штука радио, когда человек ознакомится с теорией и практикой его! Чем дальше читал Федор Спиридонович лежавшие перед ним книги, тем больше ему казалось, что тайна Гриффина настолько проста, что странно, как это ему, Федору Спиридоновичу, она раньше не приходила в голову. А если осуществить замысел Гриффина и внедрить практически! Если его повести по линии марксизма-ленинизма! Не по линии злоупотреблений и личной наживы, как мечтал сделать Томас Марвел, а в интересах построения социалистического общества!

К сожалению, эта правильная линия действия чуть было не пресеклась из-за того, что официант в пивной, где состоялась первая встреча Морейко с Робертом, подслушал их разговор, донес на них в полицию, и за ними, как это всегда бывает в Англии, установили слежку. (Петр Степанович очень заботился о том, чтобы читатель не сомневался в правдивости его рассказа и прекрасном знании автором тонкостей повседневной английской жизни и вообще всего того, что он описывал). Но новым друзьям удалось обмануть шпионивших за ними полицейских, и они приступили к выполнению разработанного ими плана. План этот, в двух словах, был изложен Петром Спиридоновичем следующим образом:

– Нам обоим следует выехать в Москву, где мой брат работает в одном из научно-исследовательских институтов Академии наук. Он ведает прекрасной медицинской лабораторией физико-химического уклона. Лучшего места для наших опытов не придумать! Электричества у него в лаборатории хватит, тайна опытов обеспечена, и брат будет отличным союзником.

Чтобы не внушать подозрений, выезжать в Москву надо было порознь: сначала Морейко, а потом, по его вызову, – Роберту. Надо было только подстраховаться на случай, если полиция не совсем прекратила слежку за ними. Морейко и здесь все продумал.

– В нашем полпредстве есть хорошая машинистка, и я с ней в прекрасных отношениях. Подмою диктовку она напечатает в нескольких экземплярах важнейшие для меня положения и выдержки из записок Гриффина, и тогда, если, паче чаяния, у нас похитят книжки или еще что-нибудь случится, останутся напечатанные на машинке копии важнейших материалов. Эти копии я дам членам нашей комиссии, что вместе со мной выезжают, а книги буду держать при себе.

Уже перед самым отъездом Морейко вписал в свою записную книжку более подробный план действий – по пунктам:

1. Посвятить в дело Бориса как брата; втянуть его с головой.

2. Уволиться с должности в совхозе и поступить сотрудником к брату в лабораторию, изменив фамилию, имя и отчество.

3. Детально изучить генеральные линии ВКП(б) по всем вопросам общей политики, после чего наметить план действий.

4. Усовершенствовать методологию Гриффина, привести в исполнение SKa и сделать портативные РКа – Борис поможет.

Было еще несколько пунктов, но уже чисто технических, мы их опускаем.

Возвратившись в Москву и отчитавшись в Наркомземе, Федор Спиридонович подал заявление об уходе с работы. В Наркомземе были удивлены и начали уговаривать Федора Спиридоновича изменить свое решение об уходе, пообещав предоставить ответственную работу в самом Наркомземе с хорошим окладом.

– Эх, чудаки! – думал Федор Спиридонович. – Что такое ваша ответственная работа перед проблемами, которыми я сейчас озабочен!

Теперь надо было посвятить в тайну книг Гриффина брата Федора Спиридоновича

Борис Спиридонович был старше брата на семь лет. Чертами оба брата сходны между собой, но Федор Спиридонович, подражая Кибальчичу, носил бородку и усы, а Борис Спиридонович сбривал на голове всю растительность, кроме бровей. Когда Борис Спиридонович надевал халат, колпак и натягивал предохранительные резиновые перчатки, то имел вид факира, а видевшие его непроизвольно проникались к нему уважением. Борис Спиридонович имел ученую степень кандидата медицинских наук, печатался в специальных журналах, пользовался авторитетом и был на хорошем счету как конструктор всяких усовершенствований, приборов и приспособлений, в том числе и в рентгенологии.

Замыслы Федора Спиридоновича нашли у старшего брата полное понимание.

– Проблема грандиозная… – в задумчивости произнес Борис Спиридонович. – Как только овладеем техникой невидимости, направим свои действия и усилия к ликвидации войн. Я всю жизнь не могу привыкнуть к этому зверству империалистов и всяких там фашистов: «наводить порядок» в слабых государствах… Потом…

– Знаешь что, Боря! – мягко перебил Бориса Спиридоновича младший брат, – давай сначала, голубчик, овладеем техникой, а планы действий наметим в дальнейшем. Видишь ли, действия наши должны быть тесно увязаны с политикой нашей партии, должны быть согласованы, взвешены на все лады. А теперь, повторяю, давай будем осваивать технику невидимости. Может быть, у нас еще ничего и не выйдет.

Братья взялись за дело. Им удалось устроить приглашение Роберту, который приехал в Советский Союз как иностранный специалист. Путешествие Роберта не обошлось без приключений. Где-то в Германии, в поезде, пока он сидел в вагоне-ресторане, злоумышленники проникли к нему в купе и похитили его саквояж со всеми вещами. К счастью, сумка военного образца, в которой он носил свои документы, осталась при нем, и он успешно добрался до Москвы. Единственное, о чем он жалел, это сделанный Федором Спиридоновичем конспект книг Гриффина. Один экземпляр этого перепечатанного на машинке конспекта Федор Спиридонович, уезжая из Англии, оставил Роберту, Роберт делал на нем важные пометки, они оказались утраченными вместе с саквояжем. В Москве Федор Спиридонович дал ему свой экземпляр, и он пытался по памяти восстановить свои пометки. Теперь они работали втроем. Работа шла очень успешно, Борис Спиридонович оказался настоящим гением, достойным продолжателем Гриффина. Он не только далеко продвинулся в проблеме невидимости, но и пришел к выводу, что его исследования способствуют развитию многих областей медицины.

– Идея невидимости Гриффина, – разъяснял Борис Спиридонович Федору Спиридоновичу и Роберту, – построена исключительно на разделе физики о свете. А если к идее Гриффина, кроме света, привлечь другие разделы физики, воспользоваться широко органической и неорганической химией, то может получиться что-то грандиозное!

– Мне кажется, – говорил Борис Спиридонович, – что идея невидимости открывает новые пути для борьбы с абортами, лечения рака, гриппа. В некоторых странах назревает уже такой грандиозный вопрос, как регулирование численности населения, а ведь нельзя же этот вопрос разрешать абортами! Аборты – это своего рода «бойня», это примитивная первобытность! А это должно свестись, в конце концов, к тому, что вы вводите инъекцию – не знаю, мужчине или женщине, и говорите, что у вас не будет ребенка, скажем, три года.

Одним словом, он был очень увлечен своими экспериментами, работа шла вовсю.