На Подоле, в Киеве

На Подоле, в Киеве

— Отдохни, как белый человек. Без закидонов и гусарства… —  проинструктировал меня старпом, вручая отпускной.

— Штурман! До ЮБК я еще не добирался. На всякий случай, будь готов к моему РДО. С получением, не мешкая, высылай телеграфом означенную сумму… —  озадачил и я, но штурмана.

— Ты же столько времени проторчал в прочном корпусе!!! Неужели не хватит отпускных?  —  вылупил он зенки.

— Гагры — не Ягры, а Хоста — не Роста. А меня ждет Ялта. Чуешь? Ялта особого обхождения требует… —  пришлось наставлять дружбана.

Со всем бережением особиста рассовал по карманам документы и дензнаки, в портфель — пару сотен «долларов». Банковский мешочек металлических рублей. И очертя голову кинулся из родимой потаенной базы атомоходов.  На автобус не попал, но на «Санта-Марию» затесался. Беседочным узлом скрутил своего хотимчика. В Мурманске  мужественно подавил собственный вопль: «Зайди в 69-ю параллель!» Разошелся с кабаком на дистанции не менее двадцати кабельтовых и полным ходом такси — в аэропорт. Умеренно ублажал себя только предпосадочными-пересадочными стопарями коньяка. С телками, буфетчицами и стюардессами,  общался как с замполитами —  официально-вежливо и лишь по острой необходимости … в коньяке.

Через несколько часов был уже на Подоле, в Киеве. В родительском кругу. Батька у меня судостроитель, ударник труда на «Ленинской кузне». До войны работал там клепальщиком. Корпус монитора «Железняков» — его работа. На такой  работе почти оглох.  После войны освоил сварку, из-за которой почти ослеп. Но продолжает вкалывать. Мамка кашеварит в заводской столовой, там же. Чуете, какая у нас династия? Родители корабли строят, а мы на них морячим. Два моих послевоенных братца в моряки подались, а двое пацанами погибли во время войны. Я чудом уцелел, а их разнесло в клочья. Снарядом. Уже когда наши Киев освобождали. Лезли мы куда надо и не надо без страха. Вот и довыпендривались.

Батька — слепой, глухой, но еще  крепкий мужик и кое-что кумекает в воинских  званиях, хотя и не служил по своей глухоте, вдруг озаботился моей карьерой.

— Володя! Кажись, ты уже был старшим лейтенантом и карточку нам присылал. И вдруг снова лейтенант. Как так?…

— Не вдруг и не снова. А уже — лейтенант! У нас революционные преобразования на флоте. Чем выше звание и должность — тем меньше просветов и звезд на погонах. В мозгах тоже. Как во времена лейтенанта Шмидта. Слыхал о таком? —  не моргнув глазом, ответствую батяне.

— А-а… —  не совсем уверенно промычал отец, раскрыв было рот для новых уточняющих  вопросов, но выручила меня мамка. Как всегда. От грозных вопросов отца и его карающей лапищи-десницы. Как врежет, бывало, по заднице, сидеть потом на ней неуютно. Как кипятком ошпаренная, зудит и чешется.

— Чего ты к нему пристал? Молодой, красивый. И уже лейтенант! Радуйся, а не приставай с дурацкими вопросами! — закрыла мамка своим телом тему моего карьерного роста.

А вечером того же дня уже сидел в поезде. Продолжал свой путь на ЮБК.