Товарищ «го-о-ол!»

Товарищ «го-о-ол!»

Последние 40 лет существования Советского Союза на его территории не было популярнее спортивного комментатора, чем этот человек. Он вел репортажи со всех Олимпиад, чемпионатов мира и Европы по многим видам спорта, да еще успевал играть в театре и сниматься в кино, причем в ролях все тех же спортивных комментаторов.

Николай Озеров родился 11 декабря 1923 года в Москве в творческой семье. Его отец – Николай Николаевич – был известным оперным певцом, выступал на сцене Большого театра. Мать – Надежда Ивановна – поступила на театральный факультет Государственного института кинематографии, однако из-за рождения одного за другим двух сыновей (первенец – Юрий – родился в 1921 году, позднее он станет известным кинорежиссером) вынуждена была бросить учебу.

Семья Озеровых жила возле Разгуляя – на Старой Басманной улице. Дом, в котором они жили, Озерову-старшему предоставили в качестве казенной квартиры от Большого театра, где он работал. По словам Н. Озерова, он с детства мечтал петь, как отец, и быть таким же лысым. Но у него не было такого роскошного голоса, как у родителя. Первое публичное выступление Николая произошло на одном из домашних праздников, когда ему исполнилось четыре года. Он пел арию Джильды из оперы Верди «Риголетто». На него надели парик и юбку и вывели на середину комнаты. Он пел, а сам все время смотрел на пирожки, которые лежали на столе, и мечтал поскорее полакомиться ими.

В детстве его вместе с братом часто брали в Большой театр – приобщали к искусству. Но, в отличие от своего старшего брата, Николай был гораздо впечатлительнее. В эпизоде, когда отца, игравшего Садко, новгородцы прогоняли со сцены, мальчику было так обидно за него, что он буквально захлебывался слезами. А однажды, когда между сценами образовалась пауза и погас свет, он закричал на весь зал: «Заснул дирижер, заснул!» После этой выходки родители какое-то время не водили его в театр, опасаясь, что он еще что-нибудь выкинет.

Сам Озеров вспоминает: «Первые впечатления детства: дом на Старой Басманной, отец – красивый, подтянутый, всегда чуточку торжественный, уезжает на спектакль в Большой театр. Возвращается радостный, возбужденный, с цветами. Мама, нежная и ласковая. Бабушка, с непременной сказкой перед сном. Отец был очень гостеприимным, в доме всегда много друзей не только из Большого театра, но и из Художественного, писатели, художники, врачи, музыканты.

Вечер. К родителям пришли гости. Через полуоткрытую дверь видно, как отец водружает на стол старый дедовский самовар, пышноусый Новиков-Прибой шепчет что-то на ухо Неждановой. Рядом с мамой сидит дирижер Голованов. Поглаживает окладистую бороду молчаливый и суровый на вид Отто Юльевич Шмидт. Чай пьют степенно, с разговорами, не торопясь. Мы с братом Юрием с нетерпением ждем самого главного: начинается домашний концерт. Василий Иванович Качалов читает стихи, Иван Михайлович Москвин – смешные рассказы, отец с Неждановой под аккомпанемент Голованова поют различные дуэты. Пел и Леонид Витальевич Собинов…»

Между тем, помимо искусства, была у Николая в те годы еще одна страсть – спорт. С девяти лет он стал играть в теннис на станции Загорянская, что в 28 километрах от Москвы. Тренировал его один из старейших жителей поселка Василий Михайлович. Спарринг-партнером Николая обычно был его брат Юрий, который поначалу подавал даже большие надежды, чем Николай. Вскоре Василий Михайлович разрешил Озеровым кроме основных занятий с ним посещать и главный спортивный центр Загорянки – три теннисных корта для взрослых. На этой площадке Николай пропадал с утра до вечера, сидел на судейской вышке, смотрел, как играют взрослые, а когда они отдыхали, подходил к какому-нибудь теннисисту и просил: «Дядя, дай поиграть ракеточку».

К 12 годам Николай был уже шестой ракеткой в детской команде Загорянки (Юрий был четвертой) и тогда же впервые выступил в матчах на первенство Москвы. Причем выступил очень успешно – выиграв два матча, вышел в финал, где встретился с Белиц-Гейманом. И дважды победил его со счетом 6:3. Так в 1935 году Озеров впервые стал чемпионом Москвы по теннису среди мальчиков. В газете «Красный спорт» тогда написали, что стадион Юных пионеров выдвинул недурную смену: мальчики Эйнис, Озеров, девочка Шнепст показали неплохую игру и многое обещают в будущем.

В том же 1935 году друг детства Озерова Володя Зайцев, выступавший за команду «Локомотив», привел его в детскую теннисную секцию этого общества. И вскоре Озеров стал одним из лучших игроков в команде, выиграл первенства в 1936 и 1937 годах. В клубе у него было привилегированное положение: о нем заботились, старались, чтобы у него всегда была лучшая ракетка, новые мячи, хорошие тапочки. На тренировке тренеры специально подбирали ему партнеров, которые должны были, по их мнению, помочь «лучшей ракетке». А когда однажды Озеров изловчился и на тренировке выиграл у одного из лучших теннисистов Советского Союза, первой ракетки «Локомотива» мастера спорта Алексея Гуляева, тренерский совет решил поставить Озерова запасным во взрослую команду. Тогда же Озеров попал на занятия в школу известного французского теннисиста Анри Коше.

В 1939 году Озеров в очередной раз выиграл чемпионат Советского Союза по теннису среди юношей и был включен в чемпионат Москвы среди мастеров. В первом матче этого турнира он встретился с ведущим игроком московского «Спартака» Юрием Блиохом. Как признавался позднее сам Озеров, играть с Блиохом он боялся, заранее считал, что проиграет этому сильному теннисисту. Однако его тренеры Евгений Ларионов и Владимир Спиридонов думали иначе и в конце концов сумели убедить в этом и своего ученика. Озеров вышел на корт совсем в другом настроении и выиграл все три партии. Затем так же легко он разделался и с двумя другими соперниками и в финале встретился с лучшей ракеткой страны, многократным чемпионом Советского Союза Борисом Новиковым. Однако в этом матче чуда не произошло. Озеров проиграл все три партии, причем две последние с разгромным счетом. Чемпионом стал Новиков. Однако прошел всего лишь год, и в полуфинале личного первенства Москвы Озеров все-таки сумел взять реванш у Новикова.

Так получилось, но эта победа оказалась последней победой Озерова в рядах общества «Локомотив» – вскоре после нее он перешел в «Спартак». И уже в 1941 году сумел выиграть свой первый взрослый чемпионат по теннису.

В том же году Озеров закончил десятилетку и поступил на актерский факультет ГИТИСа. Но вскоре началась война, которая внесла свои коррективы в мирную жизнь страны. На базе ГИТИСа была сформирована 5-я фронтовая концертная бригада, в которую был включен и Озеров. 9 августа бригада отправилась в длинный путь по военным дорогам. Первые выступления состоялись на Центральном фронте – под Наро-Фоминском и Владимиром. Актеры выступали в обледенелых сараях, школах, госпиталях, давая по восемь-девять концертов в день. Осенью, когда враг подошел к Москве вплотную, Озерова решили использовать в одной акции, аналогов которой в истории мирового спорта нет. В Москве тогда осталось всего лишь три теннисиста (в том числе и Озеров), и чтобы показать, что столица не дрейфит, их стали возить с одного стадиона на другой на мотоцикле, и они играли друг с другом. Эти матчи транслировались по радио на всю Москву. И так каждое воскресенье. Тогда же за участие в этих матчах решено было присвоить Озерову звание мастера спорта (а это звание давало в то время продовольственную карточку научного работника). Однако встал вопрос: можно ли присуждать звание семнадцатилетнему юноше? Мнения разделились. И тогда один из членов комиссии, майор, заявил: «Товарищи, как же вам не стыдно, вы лишаете продовольственной карточки талантливого теннисиста!» Всем стало стыдно, и все возражения были сняты – Озеров стал мастером спорта. На его продовольственную карточку потом питался весь курс, все его товарищи.

В 1944 году Озеров получил звание заслуженного мастера спорта, и тоже в обход всех норм и правил – уж слишком молод был кандидат. К тому времени ГИТИС уже вернулся из эвакуации из Саратова, и 5-я бригада была преобразована в Московский художественный академический курс (МХАК). Художественным руководителем курса стал В. Я. Станицын.

В 1946 году Озеров заканчивает ГИТИС и по рекомендации своего преподавателя направляется во МХАТ. Правда, такой рекомендации тогда было недостаточно для зачисления, и Озерову пришлось сдавать экзамены в самом театре (экзамен принимал Н. П. Хмелев). К счастью, все прошло благополучно, и Озерова зачислили в труппу. Но это зачисление запомнилось ему не с самой лучшей стороны. Дело в том, что буквально через день после этого события ТАСС сообщил через все средства массовой информации «сенсационную новость»: «Чемпион страны по теннису – артист МХАТа». В подтексте сообщения читалось: мол, дожили – в легендарный театр принимают всех, кого попало, даже спортсменов. А в те годы в народе ходил такой анекдот: «Были у отца три сына: два брата – умные, а третий – футболист». Озерова сильно задело это сообщение. Тем более он подумал, что коллеги по театру могут заподозрить его в глупой саморекламе – что именно он «сбросил» в ТАСС эту информацию. Тогда он пришел к директору театра и сказал, что никакого отношения к появлению этой новости не имеет. На что директор засмеялся и сказал: «Знаю, знаю! Это сообщение дали лично я и заведующий труппой». (В те годы это был М. И. Прудкин.)

Между тем не забывал Озеров и о спорте. Он по-прежнему блистал на теннисном корте, удерживая титул одного из лучших теннисистов страны. Самыми принципиальными его соперниками в те годы были две знаменитые «ракетки» страны – Борис Новиков и Эдуард Негребецкий. С последним ему было особенно трудно играть. Их матчи проходили в напряженной борьбе, за что и были особенно любимы зрителями. Из двенадцати матчей, которые они сыграли после войны, в девяти победу одерживал Озеров и только в трех (правда, самых важных) побеждал Негребецкий. Особенно запомнился Озерову финальный матч 1947 года в Ленинграде, который он проиграл Негребецкому. Но проиграл, так сказать, по личным мотивам.

Николай Озеров вспоминал: «Я был влюблен в одну девушку, собирался жениться. Она была со мной на матче в Ленинграде. От одного ее взгляда сил на корте прибавлялось втрое. Но здесь, в Ленинграде, выяснилось, что мы хоть и долго, но плохо знаем друг друга. У каждого спортсмена есть свои привычки, свои обычаи. Я не был исключением. Перед каждым матчем в Москве я всегда ходил в Театр оперетты. Очень любил я этот театр! Смотрел какой-нибудь спектакль только два акта и шел домой. Но в Ленинграде у меня был другой маршрут – от гостиницы „Астория“ до Театра имени Кирова. Шел и думал о предстоящей игре, о своей завтрашней тактике, словом, готовился, настраивался, успокаивался.

Моя подруга стала ревновать меня, подозревая, что я хожу на свидания, и с каждым днем все больше убеждалась, что я „плохой“. Мои друзья и тренеры старались ее успокоить, но все было напрасно. И за час до решающего матча, когда я готовился к финалу с Эдиком, открылась дверь, вошла она и сказала самую злую фразу, какую только могла сказать в тот момент: „Все равно проиграешь“. Весь матч я не мог отделаться от этой фразы. Проиграв, я перепрыгнул через сетку, расцеловал Негребецкого и убежал к Неве. Слез моих никто не видел. Но они были. Было очень горько…»

После проигрыша в Ленинграде Озеров уехал в Таллин, где сумел успокоиться и даже выиграл открытый чемпионат. Но дальше пошли сплошные неудачи. На зимнем чемпионате Озеров занял всего лишь шестое место. Тогда же с ним произошла еще одна неприятная история. Дело было так.

В Детском театре шла премьера нового спектакля «Три мушкетера». Озерову очень захотелось его посмотреть, и он отправился за билетами. Билеты он достал, однако пока копошился в окошке кассы, ловкий карманник вытащил у него из пиджака документы, в том числе паспорт и билет мастера спорта. Поначалу Озеров надеялся на то, что карманник окажется из разряда благородных и, узнав, у кого он стащил документы, вернет их обратно. Но этого не произошло. То ли вор болел за другую команду, то ли еще что-то, но украденного он не вернул. Озеров, как и положено, заявил о пропаже в родное 92-е отделение милиции. Там ему назначили сто рублей штрафа и пообещали после проверки выдать новый паспорт. Но когда пришло время забирать документ, произошло неожиданное. Когда Озеров пришел в милицию, его внезапно ошарашили заявлением: «Вы Озеров? Вы в таком-то году были осуждены по статье такой-то, десять лет тюремного заключения. Пять лет вы отсидели, а потом сбежали». Видимо, проверяя данные на Озерова, милиционеры спутали его с каким-то зэком и теперь на полном серьезе пытались «пришить» ему статью за побег. Озеров стал отпираться: «Вы мне льстите, что я сидел пять лет, я это допустить могу, но то, что я сбежал и успел за это время стать мастером спорта, неоднократно выиграть звание чемпиона Москвы и страны, закончить школу, которая находится в десяти шагах от вашего отделения милиции, – вот этого я никак предположить не могу…» – «Да? Странно, – искренне удивился милиционер. – Тогда зайдите через недельку, мы все выясним».

Однако «выяснение» длилось гораздо больше недели. Когда же в очередной раз Озеров пришел в милицию, секретарша, потупив взор, сказала: «Плохи ваши дела, товарищ Озеров, все подтвердилось». И повела его к начальнику отделения. И кто знает, чем бы все это завершилось, если бы на столе начальника случайно не оказался свежий номер газеты «Комсомольская правда». В ней была помещена групповая фотография, запечатлевшая отца Озерова – известного певца Большого театра, отмечавшего в эти дни свое 60-летие, юного музыканта Мстислава Ростроповича, актера Гриценко и спортсмена Николая Озерова. Сверив газетное фото с оригиналом, начальник отделения успокоился и распорядился выдать гостю месячный паспорт. Однако Озеров отказался его брать. Прямо из кабинета начальника он позвонил отцу, и тот сказал: «Не брать никаких месячных паспортов! Пусть выдают настоящий!» И тогда Озеров пошел на хитрость. Он сказал начальнику: «Когда я снимался на это фото, – и он кивнул в сторону лежавшей на столе „Комсомолки“, – я рассказал журналистам о своих мытарствах с паспортом. Они очень удивились и пообещали в случае каких-то проволочек написать фельетон на эту тему. Ведь абсурд: живет человек в доме в десяти шагах от милиции, чемпион, мастер спорта, отец – народный артист России». Начальник его выслушал и отдал приказ выдать паспорт со сроком службы в пять лет. Анекдот, да и только!

Как же обстояли у актера Озерова творческие дела в театре? Свой первый сезон во МХАТе Озеров отметил тремя ролями в спектаклях «Победители», «Офицеры флота» и «Пиквикский клуб». Этот театр тогда был на особом положении, к нему проявлял внимание сам Сталин. Обычно, когда он посещал спектакли, актерам заранее об этом не говорили, и догадаться о высоком зрителе можно было только по одному признаку – за кулисами, в фойе и в ложах появлялись десятки рослых охранников. На этой почве порой на спектаклях случались весьма неприятные инциденты. Например, тот, что произошел на спектакле «Победители».

Все действие спектакля происходило в осажденном Сталинграде, поэтому экипировка артистов была соответствующая: военные гимнастерки, пилотки, автоматы через плечо. Причем последние были столь искусно сделаны бутафорами, что в полутьме закулисья вполне могли сойти за настоящее оружие. Именно это в одной из сцен и померещилось одному из сталинских телохранителей. В эпизоде разговора генерала и лейтенанта (последнего играл народный артист Н. Кудрявцев) лейтенанту предстояло выйти с автоматом через плечо на сцену. Однако не успел он сделать и шага по направлению к сцене, как сзади его обхватили чьи-то сильные руки и затащили обратно за кулисы. Затем с него сорвали автомат и потребовали не двигаться. Актер повиновался, так как наконец сообразил, кто именно на него напал. К счастью, инцидент продлился недолго – телохранитель быстро оценил умелую работу бутафоров, смущенно выругался и вернул автомат артисту. И тот, стараясь сохранять хладнокровие, вновь отправился на сцену. Зрители так ни о чем и не догадались.

В следующих сезонах к трем первым ролям у Озерова прибавилось еще несколько – Тутс в спектакле Диккенса «Домби и сын» (по мнению Озерова, лучшая его работа во МХАТе), Бенжамен в спектакле Шеридана «Школа злословия», милый добрый Хлеб в сказке Метерлинка «Синяя птица», Никита Укладник в спектакле «Ломоносов», Фабиан в «Двенадцатой ночи» Шекспира. Однако, несмотря на то что с прибавлением ролей выросла на 100 рублей и зарплата Озерова, она все равно считалась самой маленькой в театре – всего 500 «целковых».

Работу в театре Озеров совмещал со спортом. Как это ему удавалось, до сих пор загадка, но это – факт. Сразу после спектаклей Озеров мчался на стадион, брал в руки ракетку или надевал футбольные бутсы. Да, да, и бутсы, потому что Озеров неплохо выступал и за несколько футбольных команд общества «Спартак».

Продолжал Озеров играть и в теннис. Правда, после поражения в 1947 году в финале чемпионата СССР от Негребецкого ему в течение четырех лет не удавалось вернуть себе чемпионское звание. На этой почве у него даже были стычки с самим министром по делам спорта, председателем Спорткомитета СССР Н. Романовым, который считал, что Озерову мешает хорошо играть… его работа в театре. Министр говорил: «Вот будет тебе пятьдесят лет, тогда и будешь артистом, а на сегодняшний день ты нужен стране как теннисист, и потрудись выполнять свои обязанности». И неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы однажды супруга министра не уговорила его сходить в театр, а именно – во МХАТ, на спектакль «Домби и сын», где играл и Озеров. Сидела министерская чета в третьем ряду. Говорят, все актеры театра во все щелки смотрели, как реагирует Романов на игру Озерова, уж очень всем хотелось, чтобы министр перестал «наезжать» на молодого артиста. И ведь действительно перестал. По словам Озерова, после посещения театра Романов никогда больше не говорил ему, чтобы он бросил театр.

Между тем в 1950 году на Озерова свалилась еще одна обязанность – спортивного комментатора. Причем произошло это совершенно случайно. В один из летних дней его попросили зайти в Радиокомитет. Он пришел, полагая, что в очередной раз придется давать интервью. Однако ему неожиданно предложили попробовать себя в радиорепортаже, поскольку ас спортивных передач Вадим Синявский оказался на радио в одиночестве: второй комментатор Виктор Дубинин был назначен незадолго до этого тренером футбольной команды московского «Динамо». Озеров согласился.

Прежде чем допустить Озерова к настоящему репортажу, было несколько пробных, единственными слушателями которых являлись Синявский и радиотехник. После одного из таких репортажей Синявский сказал Озерову: «Быть тебе комментатором. Думаю, что здесь, около микрофона, тебе предстоит сыграть свою самую лучшую, самую заметную в жизни роль». Как в воду глядел!

Н. Озеров вспоминал впоследствии: «Вадим Святославович Синявский записывал мои репортажи на пленку, а после матча привозил меня на радио, включал магнитофонную запись, слушал мой безграмотный репортаж и с карандашом в руках, останавливая пленку, делал всевозможные замечания. Бывало, привяжется слово „вот“. „Вот… вот… вот…“ Самому слушать неприятно. Тогда Синявский на записочке писал крупно слово „вот“ и на следующей нашей репетиции-записи ставил эту записочку перед микрофоном. Посматривая на нее, я слово „вот“ уже не говорил, но обязательно приставало другое: „этот мяч… этот мяч… этот мяч“…»

Начинающему комментатору пришлось выдержать еще несколько экзаменов перед разными аудиториями специалистов: в Федерации футбола СССР, у спортивных журналистов, у режиссеров Всесоюзного радио. Наконец 29 августа того же года его выпустили в самостоятельное плавание по эфиру: он вел репортаж о первом тайме футбольного матча «Динамо» – ЦДКА. После этого Озерова отстранили от репортажей на две недели – ждали откликов слушателей. За это время на радио пришло 40 писем – 37 содержали в себе похвалу, и только в трех были критические высказывания в адрес комментатора-дебютанта. В одном из этих писем некая девушка из Тулы разносила репортаж Озерова, что называется, в пух и прах, особенно упирая на то, что у него «та-а-кой противный голос». Однако мнение большинства все же перевесило, и Озеров был допущен к работе комментатором.

Итак, в начале 50-х Озеров оказался задействован сразу в нескольких сферах: в театре, в комментаторской будке и на теннисном корте. А вот с футболом ему пришлось расстаться в 1950 году, поскольку футбольная команда «Спартака» в классе «Б» была расформирована.

В 1951 году, после четырехлетнего перерыва, Озеров сумел вернуть себе звание чемпиона страны по теннису. Однако далось ему это чемпионство неимоверным напряжением всех сил – и физических, и моральных. За семь месяцев до победы Озерову была сделана сложная операция на мениске, и у многих были сомнения относительно его выступления в финале. Однако он дал слово профессору Ланду, проводившему операцию, во что бы то ни стало победить. И слово свое сдержал.

Но с каждым днем Озеров все больше убеждался, что совмещать сразу три профессии становится все труднее и труднее. Вскоре его стали посылать комментировать матчи не только на родине, но и за границей. В итоге после Олимпийских игр 1952 года сразу с самолета он попал на очередное первенство страны по теннису и проиграл – расстался с чемпионским званием. Несмотря на то что к этому горькому итогу он был готов, потому что полтора месяца не держал в руках ракетки, но на душе все равно было муторно.

Чемпионское звание Озеров вернул себе в 1953 году, а спустя несколько месяцев решил окончательно распрощаться с теннисом. В том же году у него умер отец.

После ухода из большого тенниса Озеров все силы сосредоточил на работе в театре и в спортивной радиожурналистике. В театре он был занят сразу в нескольких спектаклях: «Пиквикский клуб», «Школа злословия», «Вишневый сад», «Синяя птица», «Вторая любовь». Однако большую часть времени у Озерова все-таки отнимали спортивные репортажи. После смерти Сталина советский спорт стал развиваться еще интенсивнее, чем прежде, участились поездки наших команд за рубеж. Вместе с ними на эти соревнования выезжали и комментаторы. К примеру, в 1954 году вместе с футбольной командой «Спартак» Озеров съездил в Бельгию. А два года спустя вместе со своим учителем и наставником Вадимом Синявским оказался на Олимпийских играх в Мельбурне. В 1958 году Озерову посчастливилось присутствовать на двух крупных международных соревнованиях: на чемпионате мира по хоккею с шайбой в Осло и чемпионате мира по футболу в Стокгольме. А через год он уже побывал вместе с футболистами московского «Спартака» в Уругвае.

Однако в самом конце 50-х Озерова внезапно отстранили от эфира, обвинив в политической неблагонадежности. Произошло же следующее.

Однажды вместе с футболистами московского «Торпедо» Озеров приехал в Марсель. И там, в перерывах между футбольными играми, решил посетить розыгрыш национального первенства по теннису Франции. И так было угодно судьбе, что в числе зрителей, пришедших на этот турнир, оказался и учитель Озерова Анри Коше, в теннисной школе которого он обучался еще в конце 30-х. Естественно, не подойти к человеку, которому он был обязан своими успехами на корте и которого не видел более двадцати лет, Озеров не мог. Встреча была очень трогательной, хотя и длилась всего лишь несколько минут – Коше торопился на корт, потому что был заявлен в число участников турнира (и это в 56 лет!).

Вернувшись в Москву, Озеров написал статью об этой встрече и отдал ее в «Советский спорт». Заметка называлась «Встреча с учителем». Однако эта публикация внезапно вызвала настоящую бурю в руководстве теннисной секции СССР. И скорее всего в недрах этой организации родился документ следующего содержания:

«Товарищ Озеров, будучи во Франции в качестве футбольного радиокомментатора, встретился на теннисных соревнованиях в Марселе с Анри Коше, французским тренером, посещавшим 20 лет назад СССР и проводившим показательные игры в различных городах (Москва, Ленинград, Киев, Саратов). Естественно, что, не видя человека 20 лет, товарищ Озеров должен был бы поинтересоваться, что делал Коше за истекшее время, учитывая войну и оккупацию Франции. Однако товарищ Озеров сразу завел с Анри Коше дружескую беседу и даже пригласил его от своего имени в Советский Союз. Эту свою дружескую беседу и приглашение Анри Коше Озеров изложил в статье „Встреча с учителем“, в то время как установлено, что во время войны Коше активно сотрудничал с немцами. Теперь, когда во Франции подул ветер перемен, Анри Коше, конечно, использует статью Озерова. А Озеровым допущена явная политическая беспечность и, во всяком случае, безответственность».

Этот документ был зачитан на собрании теннисной секции, на которую был приглашен и виновник скандала. Там все присутствующие заклеймили его позором и пообещали принять соответствующие меры – поставить вопрос о том, чтобы его лишили права выезжать за границу (протокол собрания был предусмотрительно направлен в 90 городов страны). К счастью, к мнению представителей теннисной секции почти никто больше не присоединился. Более того, когда Озеров рассказал об этом судилище своим коллегам на радио, те приняли решение помочь своему товарищу. Они направили соответствующие запросы в ряд международных организаций с целью выяснения фактов сотрудничества Анри Коше с фашистами. И вскоре на их запрос пришел ответ: Коше ни в чем не виноват, он никогда не сотрудничал с нацистами.

Когда этот ответ стал известен, коллеги Озерова решили начать кампанию по его реабилитации. Главный редактор газеты «Советский спорт» направил в адрес теннисной федерации СССР письмо следующего содержания: «Обсудив решение президиума Федерации тенниса, газета „Советский спорт“ считает, что секция поступила легкомысленно, приняв столь необдуманное решение. Известно, что Коше никакой политической роли в годы режима Виши не играл. На наш взгляд, президиуму было бы целесообразно отменить это неправильное решение и сообщить об этом всем организациям, куда оно было ранее направлено…»

В защиту Озерова выступили и другие издания, в том числе журнал «Огонек». В конце концов, когда вал писем и звонков в защиту популярного комментатора стал угрожающим, Спорткомитет СССР решил локализовать ситуацию. В кабинет председателя были вызваны руководитель Федерации тенниса и Озеров. Главный теннисист страны принес свои извинения комментатору и предложил тут же обзвонить все 90 городов, куда был направлен протокол злополучного собрания, на котором осудили Озерова, и тем самым уладить проблему. Но, к счастью, звонить не надо было. Нашлись трезвые головы, которые улыбнулись и не поверили присланной в их адрес галиматье.

В 60-е годы имя и голос Озерова были уже настолько известны и популярны в Советском Союзе, что его по праву называли «вторым Юрием Левитаном». Без его репортажей не обходились ни одни спортивные соревнования как на родине, так и за ее пределами. Он вел трансляции с нескольких летних и зимних Олимпийских игр, с чемпионатов мира по футболу. Присутствовал на десяти чемпионатах мира по хоккею, на Уимблдонском теннисном турнире – неофициальном личном первенстве мира, на Стокгольмском чемпионате Европы по легкой атлетике. Короче, всего и не назовешь. По пальцам одной руки можно пересчитать страны в Европе, где не довелось побывать Озерову.

Кроме спортивных репортажей, Озеров часто вел и другие трансляции. К примеру, в 1961 году именно ему было поручено взять интервью у героев космоса – Юрия Гагарина и Германа Титова (оба были названы лучшими спортсменами года). Когда в те же годы на телевидении появилась передача КВН, Озеров стал одним из членов его жюри. Не стоит забывать, что в те же годы Озеров продолжал играть и на театральной сцене – во МХАТе у него было сразу несколько ролей. В 1963 году именно по ходатайству руководства театра Озерову присудили звание заслуженного артиста РСФСР. Причем ходатайство шло через 21 (!) инстанцию, а последней инстанцией был ЦК КПСС. Стоит отметить, что у родоначальника спортивного репортажа в СССР Вадима Синявского такого звания не было, но он не обиделся. Более того, написал прекрасную статью про Озерова, где поздравил его с этим званием.

В конце 60-х, на пятом десятке лет, Озеров стал отцом – у него и у его супруги Маргариты Петровны Азаровской (она работала редактором в издательстве «Прогресс») родилась двойня: мальчик Коля и девочка Надя. Кстати, познакомил будущих супругов театр – Озеров играл спектакль в МГУ, и среди зрителей оказалась его будущая жена.

В 70-е годы слава Озерова в обществе была на уровне славы космонавтов и актеров. Его голос нельзя было спутать ни с каким другим, его узнавали даже дети в детских садах. Появилась мода на Озерова. После фантастической серии хоккейных матчей между советскими хоккеистами и канадскими профессионалами на свет родилась крылатая фраза: «Такой хоккей нам не нужен!», произнесенная Озеровым во время одного из тех репортажей.

(Автор этих строк в те годы раздобыл гибкую пластинку из журнала «Кругозор», на которой был записан короткий эпизод матча, состоявшегося во Дворце спорта в Лужниках 24 сентября 1972 года, выучил его наизусть, и этот феерический текст до сих пор хранится в его памяти: «Паризе проходит красную линию, оставляет шайбу Курнайе, бросок по воротам, клюшку подставляет Шадрин, и – атака отбита. Лутченко отдает шайбу Якушеву, тот стремительно входит в зону соперника. Перед ним защитник – Якушев бросает! Вратарь отбивает и затем клюшкой отбрасывает шайбу в сторону. Я вроде бы веду свой репортаж спокойно, но не могу даже… Го-о-о-л!!! Эспозито недоволен… Бросок Ляпкина достиг цели. От синей линии, издали, он бросил по воротам Драйдена сильнейший бросок, и все увидели только, как шайба влетела в ворота канадцев…»)

Помимо работы в театре и на телевидении Озеров был известен и как киноактер. На его счету роли в 13 художественных фильмах, в основном – спортивных, снятых режиссером Виктором Садовским. Их знакомство произошло при следующих обстоятельствах.

После того как Озеров отверг предложение режиссера сниматься в фильме «Удар, еще удар» (1968), где на его долю достались лишь комментарии за кадром, Садовский попросил Озерова озвучить фильм «Золото весенних Татр». Лента рассказывала о победе советских лыжников на чемпионате мира. Эта работа Озерова, успевшего озвучить несколько сюжетов о спорте в разных документальных фильмах и киножурналах, тоже не увлекла. Но фильм «Татры» почему-то не приняли, и Озерову стало жаль Садовского. Он озвучил ленту, а заодно и способствовал ее выходу на экран. Фильм получил высшую категорию, и с тех пор Садовский стал считать Озерова своим «талисманом».

Первую свою настоящую роль у Садовского – журналиста Карычева – Озеров сыграл в фильме «Ход белой королевы» (1972). Работа была тяжелой, потому что на протяжении целого месяца Озерову приходилось успевать и в театр, и на телевидение, и на съемки, которые проходили в Ленинграде и его окрестностях. Когда фильм вышел на экраны, многие зрители стали отождествлять Озерова с его героем. На студию даже посыпались письма: правда ли, что Озеров был ранен во время войны, правда ли, что его, умирающего, везли по Ладожской «дороге жизни»? И вот тогда, чтобы избежать путаницы, Садовский решил снимать Озерова только в роли… Николая Озерова. Так он снялся в картинах «Одиннадцать надежд» (1975), «Соперницы» (1985) и других.

Изменил Озеров Садовскому только два раза, снявшись в картинах своего старшего брата Юрия Озерова: «О, спорт, ты – мир!» и «Баллада о спорте». За работу в первом фильме Озеров был удостоен звания лауреата Государственной премии СССР.

В те годы считалось, что у такого человека, как Озеров, не может быть недоброжелателей. Но это было не так. К примеру, у него так и не сложились отношения с патриархом отечественного хоккея Анатолием Тарасовым. Еще в 1967 году Озеров оказался в числе тех, кто посмел публично критиковать Тарасова. Тогда в центральном печатном органе страны газете «Правда» появилась статья за подписями Н. Озерова, Е. Рубина и В. Дворцова под названием «Прощай, хоккей, в начале мая!» Тарасову она очень не понравилась, и он сделал все возможное, чтобы осложнить жизнь ее авторам. Во многом благодаря этим стараниям Рубин затем эмигрировал из страны, но вот до Дворцова, а тем более Озерова Тарасову добраться не удалось.

Будучи очень известным и уважаемым в стране человеком, Озеров никогда не пользовался своей славой для выбивания каких-то благ для себя лично. Хотя мог бы, прекрасно зная о том, что к нему хорошо относится сам Леонид Ильич Брежнев. А вот другим Озеров много и охотно помогал: выбивал квартиры, зарплату, путевки и т. д.

В конце 70-х внезапно распространился слух, что Озеров умер от какой-то неизлечимой болезни. Этот слух так быстро распространился по стране, что в Москву из самых отдаленных уголков стали звонить люди и спрашивать: «а правда?..» И тогда было решено официально опровергнуть неправду. Озеров в те дни находился в Ирландии, однако как только он вернулся и ступил на родную землю в Шереметьевском аэропорту, его тут же посадили в машину и повезли в «Останкино». На удивленный вопрос самого Озерова «В чем дело?» был дан вполне убедительный ответ: «Вы должны лично опровергнуть слух о своей смерти». Озеров был человеком дисциплинированным: раз надо, значит, надо.

Когда они приехали в телецентр, на часах было 21.15 – самый разгар программы «Время». В студии сидели постоянные ведущие программы Игорь Кириллов и Нонна Бодрова. Озеров должен был выступить в самом конце программы – рассказать о спортивных событиях уходящего дня. Так как передачу смотрели миллионы телезрителей, это выступление должно было разом пресечь все злонамеренные слухи о кончине популярного комментатора. Озеров готовился к выступлению, а тем временем на голубых экранах подходил к концу последний сюжет – репортаж из домика Островского. Наконец репортаж завершился. Бодрова включила микрофон и объявила:

– Со спортивными новостями вас познакомит Николай Островский…

Вся группа едва не рухнула от смеха, и только Озеров как ни в чем не бывало продолжал вести программу.

Многим долгое время казалось, что на телевидении, где Озеров работал почти три десятка лет, у него не было недоброжелателей. Но это не так. Например, с известным спортивным журналистом Александром Иваницким отношения у него были, мягко говоря, натянутыми. Особенно заметно это стало в середине 80-х, когда после ухода с поста председателя Гостелерадио Сергея Лапина, хорошо относившегося к Озерову, в «Останкино» обострилась борьба за власть. В те годы очень модно было к месту и не к месту ругать предыдущих правителей – особенно Сталина и Брежнева. И под шумок этой критики долбить всех, кто в различных областях считался олицетворением этой власти.

В кино это был Сергей Бондарчук, на эстраде – Иосиф Кобзон, в спорте – Николай Озеров. Позднее сам Озеров так опишет тот период:

«После того как С. Г. Лапин ушел с поста председателя Гостелерадио, отношение ко мне в коллективе резко изменилось, причем в худшую сторону, и я это почувствовал. В Главной редакции спортивных программ ЦТ возникла атмосфера интриг, унижения, анонимок. Работать в такой обстановке было тягостно. Обиды, бестактные замечания под видом „объективной критики“, силовое давление. Но всему, как известно, есть предел. И вот однажды десять сотрудников редакции, восемь из которых были членами КПСС, обратились в партком Гостелерадио с письмом, в котором просили разобраться в ситуации.

Все, что произошло с нами в дальнейшем, напоминает дурной сон. Мы искали справедливости, горели желанием помочь в первую очередь нашему общему делу, а получили в ответ настоящую расправу за критику. Все было сделано умело, продуманно, расчетливо. За правдой обратились в родной партком и получили от него… строгое внушение. Чтобы другим неповадно было – тоже, борцы за правду!

Именно тогда, точно оценив ситуацию, руководство спортивной редакции ЦТ повело яростную атаку на непослушных авторов письма. Мстили зло, жестоко. Главный редактор А. Иваницкий нашел верного исполнителя в лице своего заместителя Б. Гультяя, человека, почему-то приглашенного к нам из Мурманска. Этот „сверхценный“ кадр не знал толка ни в журналистике, ни в спорте, но зато разговаривал с подчиненными в пренебрежительно-барском тоне, мастерски навешивая ярлыки, владел, как теперь говорят, командно-административным стилем руководства…»

Озеров все же продолжал работать в редакции спортивных программ, хотя давление на него оказывалось серьезное. В итоге он заболел и надолго лег в больницу. Когда же вернулся назад, понял – его время ушло. Однако, прежде чем покинуть редакцию, он задумал сделать последнюю передачу – «спеть» своего рода лебединую песню под названием «В гостях у Озерова». Свое согласие сняться в ней изъявили многие друзья Озерова: Кирилл Лавров, Юрий Никулин, Андрей Гончаров, Евгений Симонов, Евгений Весник, Зураб Соткилава, Анатолий Папанов, Екатерина Максимова, Владимир Васильев, Валерий Леонтьев, Геннадий Хазанов, Вячеслав Невинный, Николай Парфенов, космонавт Владимир Аксенов, спортсмены Лев Яшин, Владислав Третьяк, Никита Симонян, Андрей Старостин, Лидия Скобликова, Нина Пономарева. Список длинный, и передача шла два часа. Причем сделана была без единой репетиции – чистый экспромт. А потом Озеров написал заявление об уходе на пенсию.

Озеров отказался от торжественных проводов (видимо, понимал, что это будет сплошная показуха), но вечером следующего дня собрал у себя дома людей, в которых всегда был уверен: Юрия Никулина, Рубена Симонова, Анатолия Папанова, Андрея Гончарова. Под дружескую беседу, анекдоты и шутки отметил он завершение своей карьеры.

После ухода на пенсию Озеров какое-то время вел довольно активную жизнь. Взялся за возрождение спортивного общества «Спартак», которое необоснованно упразднили в конце 80-х. Озеров был избран президентом этого общества. Однако в начале 90-х Озеров перенес тяжелую операцию – ему ампутировали правую ногу. С тех пор большую часть времени он стал проводить дома. В мартовском интервью 1997 года в редакции газеты «Московский комсомолец» он сказал: «Я сейчас почти никуда не хожу. Даже на спартаковские игры. Потому что мне трудно даже подниматься наверх. Но не все это понимают, некоторые на меня обижаются. Иногда хожу в Большой театр. Еще ходил в оперетту – но лестницы, лестницы!.. В Театре сатиры умер мой друг – директор, и с тех пор не хожу туда. Большую часть времени – дома, смотрю спортивные передачи. Ведь я, к стыду своему, всюду вынужден ходить в спортивном костюме из-за медицинских показаний. И я стесняюсь, когда меня все время спрашивают: „Как вы себя чувствуете, как здоровье?“ Как, как?! Подвижности нет, костыли…»

Николай Николаевич Озеров скончался спустя два с половиной месяца после выхода в свет интервью. Это случилось 2 июня. Похороны Великого комментатора прошли на Введенском кладбище. Однако через несколько дней после похорон какие-то подонки подожгли могилу. Сгорел венок, обгорел портрет. Кто это сделал, так и не установили.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.