Арденнское сражение. Просил ли Черчилль помощи у Сталина

Арденнское сражение. Просил ли Черчилль помощи у Сталина

В Советском Союзе существовал миф, благополучно сохранившийся в постсоветской России: Черчилль и Рузвельт будто бы слезно молили Сталина поскорее начать наступление на советско-германском фронте, чтобы спасти союзные армии в Арденнах от казавшегося неминуемым разгрома.

24 декабря 1944 года Черчилль писал Сталину: Я не считаю положение на Западе плохим, но совершенно очевидно, что Эйзенхауэр не может решить своей задачи, не зная, каковы Ваши планы. Президент Рузвельт, с которым я уже обменялся мнениями, сделал предложение о посылке к Вам вполне компетентного штабного офицера, чтобы ознакомиться с Вашими соображениями, которые нам необходимы для руководства. Нам, безусловно, весьма важно знать основные наметки и сроки Ваших операций. Наша уверенность в наступлениях, которые должны быть предприняты русской армией, такова, что мы никогда не задавали Вам ни одного вопроса раньше, и мы убеждены теперь, что ответ будет успокоительным; но мы считаем, исходя из соображений сохранения тайны, что Вы скорее будете склонны информировать абсолютно надежного офицера, чем сообщать это каким-либо другим образом».

Сталин ответил на следующий день: «Получил Ваше послание насчет приезда в Москву компетентного офицера от ген. Эйзенхауэра. Я уже сообщил Президенту о своем согласии и о том, что готов обменяться информацией с упомянутым офицером».

5 января 1945 года Черчилль информировал Сталина о положении на Западном фронте: «Я только что вернулся, посетив по отдельности штаб генерала Эйзенхауэра и штаб фельдмаршала Монтгомери. Битва в Бельгии носит весьма тяжелый характер, но считают, что мы являемся хозяевами положения. Отвлекающее наступление, которое немцы предпринимают в Эльзасе, также причиняет трудности в отношениях с французами и имеет тенденцию сковать американские силы. Я по-прежнему остаюсь при том мнении, что численность и вооружение союзных армий, включая военно-воздушные силы, заставят фон Рундштедта пожалеть о своей смелой и хорошо организованной попытке расколоть наш фронт и по возможности захватить порт Антверпен, имеющий теперь жизненно важное значение…»

Черчилль вспоминал, что «на этот период Эйзенхауэр и его штаб, конечно, жаждали узнать, могут ли русские что-либо сделать со своей стороны, чтобы облегчить нажим, которому мы подвергались на Западе. Все усилия офицеров связи в Москве получить ответ у своих русских коллег терпели неудачу. Для того чтобы наиболее убедительно изложить дело советскому командованию, Эйзенхауэр послал своего заместителя главного маршала авиации Тедцера со специальной миссией. Он сильно задержался в пути из-за погоды.

Как только я узнал об этом, я заявил Эйзенхауэру: «Вы можете столкнуться с многочисленными проволочками в штабных сферах, но я полагаю, что Стешин сообщит мне, если я спрошу его. Попытаться мне?»

Он просил меня сделать это…»

На следующий день, 6 января, британский премьер сообщил советскому генсеку: «На Западе идут очень тяжелые бои, и в любое время от Верховного командования могут потребоваться большие решения. Вы сами знаете по Вашему собственному опыту, насколько тревожным является положение, когда приходится защищать очень широкий фронт после временной потери инициативы. Генералу Эйзенхауэру очень желательно и необходимо знать в общих чертах, что Вы предполагаете делать, так как это, конечно, отразится на всех его и наших важнейших решениях. Согласно полученному сообщению наш эмиссар главный маршал авиации Теддер вчера вечером находился в Каире, будучи связанным погодой. Его поездка сильно затянулась не по Вашей вине. Если он еще не прибыл к Вам, я буду благодарен, если Вы сможете сообщить мне, можем ли мы рассчитывать на крупное русское наступление на фронте Вислы или где-нибудь в другом месте в течение января и в любые другие моменты, о которых Вы, возможно, пожелаете упомянуть. Я никому не буду передавать этой весьма секретной информации, за исключением фельдмаршала Брука и генерала Эйзенхауэра, причем лишь при условии сохранения ее в строжайшей тайне. Я считаю дело срочным».

Сталин ответил 7 января: «Очень важно использовать наше превосходство против немцев в артиллерии и авиации. В этих видах требуется ясная погода для авиации и отсутствие низких туманов, мешающих артиллерии вести прицельный огонь. Мы готовимся к наступлению, но погода сейчас не благоприятствует нашему наступлению. Однако, учитывая положение наших союзников на Западном фронте, Ставка Верховного Главнокомандования решила усиленным темпом закончить подготовку и, не считаясь с погодой, открыть широкие наступательные действия против немцев по всему центральному фронту не позже второй половины января. Можете не сомневаться, что мы сделаем все, что только возможно сделать для того, чтобы оказать содействие нашим славным союзным войскам».

9 января Черчилль рассыпался в благодарностях:

«1. Я весьма благодарен Вам за Ваше волнующее послание. Я переслал его генералу Эйзенхауэру только для его личного сведения. Да сопутствует Вашему благородному предприятию полная удача!

2. Битва на Западе идет не так уж плохо. Весьма возможно, что гунны будут вытеснены из своего выступа с очень тяжелыми потерями. Это битва, которую главным образом ведут американцы; и их войска сражались прекрасно, понеся при этом тяжелые потери.

Мы и американцы бросаем в бой все, что можем. Весть, сообщенная Вами мне, сильно ободрит генерала Эйзенхауэра, так как она даст ему уверенность в том, что немцам придется делить свои резервы между нашими двумя пылающими фронтами. В битве на Западе согласно заявлениям генералов, руководящих ею, не будет перерыва».

К 15 января в Москву наконец добрался маршал авиации Тедцер, и Сталин в этот день писал Черчиллю: «Сегодня имел беседу с маршалом Теддером и сопровождающими его генералами. Мне кажется, что взаимная информация получилась достаточно полная, о чем Вам, должно быть, доложит маршал Тедцер. Должен сказать, что маршал Тедцер произвел на меня очень хорошее впечатление. Несмотря на неблагоприятную погоду, наступление советских войск развивается по намеченному плану. Приведены в движение войска всего центрального фронта – от Карпат до Балтийского моря. Немцы бешено сопротивляются, но вынуждены отступать. Надеюсь, что это обстоятельство облегчит и ускорит намеченное генералом Эйзенхауэром наступление на Западном фронте».

17 января Черчилль ответил Сталину столь же вежливо : « Я очень благодарен Вам за Ваше послание, и я очень рад, что маршал авиации Тедцер произвел на Вас такое благоприятное впечатление. От имени Правительства Его Величества и от всей души я хочу выразить Вам нашу благодарность и принести поздравления по случаю того гигантского наступления, которое Вы начали на Восточном фронте.

Вам, несомненно, теперь известны планы генерала Эйзенхауэра и в какой степени осуществление их было задержано превентивным наступлением Рундштедта. Я уверен, что на всем нашем фронте бои будут идти непрерывно. Британская 21-я армейская группа под командованием фельдмаршала Монтгомери начала сегодня наступление в районе к югу от Роермонда».

Эйзенхауэр довольно быстро понял, что теми силами, которые немцы имеют в Арденнах, они не смогут окружить значительные силы союзников, и их наступление обречено на провал. В мемуарах он писал, что быстро понял, что немецкое наступление «не грозит катастрофой, а дает благоприятную возможность нанести противнику поражение… Несмотря на развернувшиеся в декабре оборонительные бои, мы не переставали разрабатывать планы по возобновлению нашего общего наступления. 31 декабря я направил Монтгомери и Брэдли краткую записку, в которой рассматривались все операции на период, пока мы не достигнем Рейна по всему фронту – от Бонна и далее на север».

Собственно, для координации своих планов с Москвой Черчилль и Рузвельт запрашивали информацию о советских военных планах. Эйзенхауэр вспоминал: «В ходе предыдущих кампаний Объединенный англо-американский штаб информировал нас об общих намерениях советских войск и этим обеспечивалась достаточная координация действий, пока одна зона боевых действий отделялась от другой достаточно большим расстоянием. Однако теперь настала пора обмениваться информацией относительно конкретных планов операций, их целей и времени осуществления».

Главнокомандующий союзными силами в Европе утверждал: «Нам уже было известно, что русские готовились в ближайшее время начать наступление в западном направлении с исходных рубежей вокруг Варшавы. Мы знали, что они сосредоточили войска для наступления в начале года, но ввиду плохих условий местности и особенно из-за густых туманов и облачности, мешавших использованию авиации, откладывали наступление до установления более благоприятных погодных условий. Через Объединенный англо-американский штаб мы узнали, что, даже если погодные условия не улучшатся, наступление русских начнется не позднее 15 января. Оно началось 12 января и успешно развивалось».

Распространенное в советской историографии мнение, что Стешин, идя навстречу пожеланиям Черчилля и Рузвельта, начал наступление на 8 дней раньше запланированного срока – 12 января вместо 20 января, не соответствует действительности. Висло-Одерская операция началась не раньше, а позже намеченной даты – войска были готовы уже к 8-10 января, но по причине плохой погоды наступление было задержано до 12–14 числа. Да и никаких просьб о помощи со стороны западных союзников не было. Они лишь хотели выяснить советские намерения, чтобы учитывать их при планировании заключительных операций в войне против Германии. А сам Сталин никогда не называл дату 20 января как первоначальную дату начала советского наступления.