Арденнское «представление»
Арденнское «представление»
I
В начале декабря мы отправились на фронт.
Скучное однообразие штабных пресс-конференций настолько надоело всем, что их перестали посещать даже корреспонденты агентств. Сводки уныло твердили, что на фронте перемен нет. В погожие дни к нам являлся офицер штаба тактической авиации и, подобно пономарю, начинал быстрой скороговоркой перечислять, сколько самолетовылетов совершено, сколько вагонов сожжено, паровозов разбито, а мостов взорвано. Цифры всегда были сногсшибательные, но от слишком частого повторения они уже не производили должного эффекта.
Путь от Брюсселя до Маастрихта, где расположился штаб 9-й американской армии, был нам знаком. Он пролегал через пустые бельгийские городки, не затронутые войной. На их улицах лишь изредка гремели обозы с боеприпасами и продовольствием да порою проносились, разбрызгивая лужи, штабные машины.
Начальник лагеря прессы 9-й армии, сравнительно молодой, веселый и общительный подполковник, тепло принял нас. Показывая «лагерь», уютно разместившийся в просторной провинциальной гостинице (в Голландии все просторно, вместительно, кроме самой страны), подполковник шутил:
— Это не лагерь прессы, а лагерь отдыха.
На вопрос, что интересного на фронте армии, подполковник также шутливо отвечал:
— Развалины Ахена. Туда сейчас все корреспонденты ездят. И штабисты…
В Ахен мы решили отправиться на другой день. Пока же мы поехали в штаб 30-го британского корпуса. В холодной школе капитан Хупер, начальник разведки, охотно обрисовал нам общую обстановку. Разведка союзников, по его словам, установила, что по ту сторону Рейна немцы сконцентрировали в районе Кельна 5-ю танковую армию. Вооружена она была слабо: около сотни танков, главным образом «марк-4»; «тигры» и «пантеры» насчитывались единицами. Севернее 5-й армии, на том же берегу, сосредоточивалась 6-я танковая армии СС. Выделявшаяся лучшим вооружением она до сих пор находилась в резерве германского верховного командования. Капитан Хупер полагал, что передача этой армии командующему западным фронтом Рундштедту разоблачала намерение немцев нанести удар союзникам на так называемой кельнской равнине. Но союзники, если верить Хуперу, не боялись этого удара. Они имели сейчас такое превосходство в танках, самоходных пушках, в артиллерии, не говоря уже о полном господстве в воздухе, что эти две танковые армии не пугали, а только дразнили их. Союзное командование смущало лишь то обстоятельство, что немцы прячутся за надежным барьером Рейна. Вот если бы они переправились на эту сторону реки…
Два дня спустя, после поездки по развалинам Ахена, мы снова заглянули в штаб 30-го корпуса. Капитан Хупер не скрывал своего радостного возбуждения: 5-я немецкая танковая армия начала переправляться через Рейн. 6-я танковая армия СС спускалась на юг, к Кельну. Полковник штаба 2-й британской армии, оказавшийся в корпусе, с восхищением следил за карандашом начальника разведки, отмечавшим путь движения немецких войск.
— Хорошо! Очень хорошо! — приговаривал полковник. — Нам не надо будет форсировать Рейн, чтобы уничтожить их…
Утверждение англо-американских публицистов и военных лидеров, в частности, генерала Маршалла (см, его «Доклад военному министру»), генерала Брэдли (см. его «Записки солдата») и Ральфа Ингерсолла (см. его книжку «Совершенно секретно»), что союзное командование не знало о готовящемся немецком ударе, неправильно. Союзная разведка, по признаниям начальника разведки 21-й группы бригадира Вильямса, следила за всеми стадиями немецких приготовлений. Она потеряла из виду обе немецкие армии лишь в дни, непосредственно предшествовавшие удару: сильный туман закрыл землю непроницаемым покрывалом. Союзники ошиблись лишь в оценке направления немецкого удара. Приняв за чистую монету клятву Гитлера взять обратно Ахен, они ждали немцев севернее этого города.
Офицер штаба 9-й армии, встреченный нами в Маастрихте, советовал переждать здесь. Он был непоколебимо уверен, что очередное «представление» состоится на фронте 9-й армии. Мы обещали вернуться немедленно, если его пророчество сбудется. Нас тянуло в штаб 1-й американской армии, который разместился в знаменитом Спа, где во время прошлой мировой войны находилась ставка кайзера Вильгельма.
По прекрасной горной дороге мы быстро добрались до города. Нам бросилось в глаза, что обочины шоссе, редкие лужайки между рекой и дорогой были забиты американским снаряжением, складами боеприпасов, горючего и продовольствия. Штабеля канистр с бензином и снарядных ящиков тянулись на километры. Глубокая долина, по которой вьется дорога Вервье — Спа, оказалась уставленной грузовиками и новенькими танками, укрытыми брезентом. От Спа до Ставло, от Ставло до Бовиньи и от Бовиньи до Уфализа мы видели одну и ту же картину сосредоточения огромного количества снаряжения и техники. Картина не изменилась и тогда, когда мы повернули на север — к Лярошу, Маршу и далее — к Намюру. Арденны представляли собой колоссальный военный склад, битком набитый всем необходимым для наступления 12-й американской группы.
Немцы, как выяснилось впоследствии, хорошо знали об этом. Даже простое уничтожение этого военного склада автоматически отодвигало американское наступление. Расчетливые немцы шли дальше: они намеревались захватить склады невредимыми и потом использовать американские запасы, чтобы бить самих союзников. В укромных лесах на той стороне Рейна они обучали своих танкистов управлять американскими танками. Танки, разумеется, должны были двигаться на американском горючем, стрелять американскими снарядами. Артиллеристы осваивали американские пушки, пулеметчики — пулеметы. Водители поспешно знакомились с американскими марками грузовиков и транспортеров. Фрицы были настолько предусмотрительны, что научили своих поваров готовить «арийскую» пищу из американского продовольствия.
Арденны, по которым мы тогда кружили три дня, производили странное впечатление. Извилистыми и глухими дорогами тянулись подводы, нагруженные домашним скарбом, группками двигались изнемогающие люди в пестрой, но бедной одежде, брели одиночки с мешочками за плечами. Это возвращались домой французы и бельгийцы, освобожденные из немецкого рабства. Навстречу им так же меланхолично текли бельгийцы, направляющиеся в Эйпен и Мальмеди, отнятые немцами у Бельгии в 1940 году и ныне возвращенные ей. Этих кочевников никто не останавливал, никто не проверял их документов. Среди них скрывалось много немецких агентов, которые высматривали, что происходит в Арденнах, брали на учет американские склады, отмечали места и состояние воинских частей союзников.
Американские войска, расквартированные в Арденнах, чувствовали себя как дома. Солдаты разгуливали по улицам мелких красивых городков, обивали пороги пивных и кафе, соблазняли бельгийских девушек. Атмосфера какой-то праздной беспечности господствовала здесь. Солдаты с завистью разговаривали об отпусках, объявленных на зиму в английской армии; офицеры мечтали о Париже: уже составлялись списки счастливчиков, которые получали право провести свои рождественские отпуска в веселой французской столице. И хотя солдаты и офицеры не расставались со стальными шлемами, мысли их были далеки от войны.
II
Перед самым наступлением немцев в Арденнах мы выехали в северную Францию, к Дюнкерку, где чехословацкая бронебригада караулила 16-тысячный немецкий гарнизон. Немцы расположились в Дюнкерке по-домашнему, уютно и прочно: от нападения с моря их оберегали мощные форты крепости, от ударов с воздуха — зенитки и надежные убежища, от атак с суши… вода Они открыли плотину, спасавшую северную равнину Франции от натиска моря, и затопили огромный район почти до самого Касселя, который, словно убегая от воды, забрался на высокий холм. Этот холм и бурые косогоры восточнее Дюнкерка поднимались над мутной гладью затопленных полей.
Чехословаки, имевшие на вооружении только старые танки и броневики, стояли вокруг Дюнкерка большим полукольцом. Перед ними сверкала вода, из воды торчали крыши одиноких ферм, голые верхушки деревьев, похожие на сведенные судорогой руки утопающих. Вода, медленно убывая, отступала; бригада, двигаясь за ней, так же медленно наступала. По ночам танкисты превращались в венецианских гондольеров: они садились в лодки и отправлялись на «свидания» в далекие хутора и деревни. Иногда они привозили пару-тройку ошеломленных фрицев — «языков». Порою исчезали сами К списку пропавших без вести каждый день прибавлялись новые имена.
В день нашего приезда в бригаду «гондольеры» притащили с одинокой фермы южнее Берже двух немцев На допросе они признались, что командир немецкого гарнизона Дюнкерка только что издал приказ, обещая скорое снятие осады. Чехословацкие офицеры, обедавшие вместе с нами у командира бригады генерала Лишка, услышав это сообщение, разразились хохотом. Они думали, что немецкий адмирал хватил через край пытаясь поднять моральное состояние немцев, он только насмешил союзников. Наши сотрапезники полагались не столько на силу своей бригады, сколько на физическую невозможность снять осаду с города, оказавшегося в глубоком тылу. К тому же на помощь чехословацкой бригаде подбрасывались части молодой французской армии. Офицеры, подвыпив, долго потешались над приказом немецкого начальника Дюнкерка: глупый трюк да и только.
Но трюк, как мы убедились на другой день, был не очень глуп. Объезжая этот «водный фронт», мы заглянули к командиру английского артдивизиона, который поддерживал чехословаков и французов своим огнем. В дачном домике, освещенном садящимся солнцем, неожиданно собрались офицеры шести союзных наций: французский генерал, краснолицый, с усами темно-рыжими, как под горевший крендель; чешский полковник, прямой и монументальный, занимавший половину комнаты; советский подполковник; английский майор, молодой, самоуверенный и надменный, и, наконец, два капитана — канадский и американский, не имевшие никаких отличий, кроме тех, что были нашиты на их рукавах.
Чешский полковник рассказал о немецком приказе. И на этот раз представители шести союзных нации стали хохотать весело и непринужденно.
Веселье, однако, продолжалось недолго. Майору принесли радиограмму. Он прочел ее и передал французскому генералу, от него радиограмма попала чешскому полковнику и дальше пошла уже по кругу. Штаб армии приказывал частям, охранявшим Дюнкерк, ввести состояние тревоги первой степени. В приказе пояснялось, что на рассвете этого дня немецкие войска прорвали американский фронт в Арденнах. В прорыв брошены мощные танковые колонны, которые, сметая редкие и слабые американские заслоны, движутся к Льежу и Намюру, чтобы прорваться к морю. Штаб ожидал, что в случае успешного форсирования немцами реки Маас вражеский гарнизон Дюнкерка сделает попытку вырваться из осады и двинуться навстречу своим. Теперь приказ немецкого адмирала не казался нам таким уж смешным. Он лишь подтверждал опасения штаба.
Поспешно простившись, мы покинули командный пункт дивизиона. С вершины Кассельского холма мы оглянулись на дюнкеркскую долину, уже потонувшую во мраке декабрьского вечера. Лишь над самым Дюнкер ком вспыхивали зарницы: правый фланг осаждающих обстреливал город ракетными снарядами, захваченными у немцев. Забегая вперед, скажем, что гарнизон Дюнкерка не смог вырваться из окружения, но он и не сдался до капитуляции Германии.
В Брюсселе было тревожно. Панические слухи достигли бельгийской столицы, видимо, раньше, чем оперативные депеши Уже на следующее утро на улицах появились первые беженцы Их измученный, истерзанный вид говорил красноречивее всяких слов немцы близко! Бельгийцам еще была памятна стремительность немецких ударов. Ведь в 1940 году немцы пришли в их страну именно этим путем Тогда гитлеровцам потребовалось всего несколько дней, чтобы добраться до Брюсселя. Паникеры готовились бежать дальше на запад, во Францию.
В вестибюле нашего отеля быстро росла горка походных постелей, сумок и чемоданов военных корреспондентов Сами они, утомленные, небритые, вваливались в столовую и просили коньяку, паши коллеги бежали из Спа вместе со штабом 1-й армии На вопросы, что произошло в Арденнах, они лишь устало отмахивались рукой, пожимали плечами.
Не только направление, но и сила немецкого удара были неприятной неожиданностью для союзников Ранним утром 16 декабря 1944 года немцы атаковали американские позиции на всем фронте от Монжау (юго-восточнее Эйпен) до Эхтернах (северо-западнее Трира). Без больших усилий, не тратя лишнего времени, они проломили несколько широких ворот в обороне американцев, ведущих к большим дорожным узлам: Мальмеди, Сен-Вит В эти ворота хлынули бронированные колонны 5-й немецкой танковой армии и 6-й танковой армии СС Вырвавшись на просторные дороги, танки рванулись вперед, расходясь веером по главным направлениям на Седан, Живе, Намюр и Льеж Бронированные щупальца тянулись прежде всего к Вервье, закрывающему дорогу на Льеж, к Маршу, расположенному как раз на половине пути к Намюру и к люксембургскому городку Бастонь; за Бастонью немцам мерещился разоруженный Седан, а справа от него — широкие ворота в обход линии Мажино, которыми они воспользовались в 1940 году во время широко разрекламированного, но фактически никогда не имевшего места в действительности «прорыва» линии Мажино.
Впереди танковых колонн немцы выбросили отряды парашютистов. Парашютисты захватили мосты и мелкие, но важные в тактическом отношении, населенные пункты. На помощь им послали моторизованные диверсионные группы Они были составлены из эсэсовцев, говоривших по-английски. Долгое время эти диверсанты под видом военнопленных жили в американских лагерях, чтобы усвоить американское произношение и впитать американский военный жаргон. Перед началом атаки их одели во все американское, снабдили американским оружием и бросили вперед, как только немецкие танки прорвались через линию фронта Им поставили задачу проникать обманным или насильственным путем к сердцу американских частей — штабам, громить их, убивать офицеров. Каждая диверсионно-террористическая группа получала свой список штабов, подлежащих уничтожению. Убийство высших офицеров поручалось специально выделенным опытным террористам. Во главе всего этого дела стоял подручный Гиммлера, разведчик и диверсант, освободивший Муссолини из заключения, подполковник Скорценни.
Диверсанты, захватив американские машины, понеслись по арденнским дорогам, сея ужас и смерть. Они убивали отдельных солдат и офицеров, уничтожали гарнизоны мелких арденнских городков. Они создавали панику в глубоком тылу, парализовали связь между частями и управление войсками. Союзные постовые очень часто не могли отличить своих солдат и офицеров, мчавшихся по тыловым дорогам, от бандитов Скорценни, нарядившихся в американскую форму. Они терроризовали часовых. Вместо документов они вытаскивали иногда из бумажника ампулы с сильными ядами, прыскали в лицо патрульному, и тот падал замертво. Посты пришлось удвоить: один часовой проверял ваши документы, другой держал вас на мушке автомата.
Беспорядок, царивший в союзных армиях, облегчал действия диверсантов. Любая военная машина, везущая людей в союзной военной форме, могла получить на любом союзном складе столько горючего, сколько хотела. Впрочем, порою не было необходимости просить горючее: оно лежало в поле без всякой охраны.
Танковые колонны наступающих рвались вперед, сметая хилые барьеры и обходя прочные узлы. Они заполняли дороги Арденн, переваливали через горные перевалы, спускались в долины, выискивая, подобно потоку, наиболее слабые места. Не сумев проломить барьер, возникший на пути к Льежу, немецкие танки стали пробивать дорогу на Намюр. Встретив здесь сильное сопротивление, они еще раз сменили направление главного удара, устремившись к Динану и Живе, расположенным на Маасе, где река, огибая квадратной скобой Арденны, вытягивается почти по прямой от Намюра до Мезьера К концу первой декады боев они заняли город Рошфор и Амман, недалеко от этого изгиба.
Союзники, ошарашенные ударом, сначала просто растерялись. 1-я армия была разрезана надвое. Она потеряла все свои склады горючего, снаряжения, боеприпасов и продовольствия. Мы не можем сказать, как много было потеряно: об этом знает только командование 12-й группы. Нам известно со слов начальника разведки 21-й группы бригадира Вильямса, что только в одном из нескольких складов, попавших к немцам, американцы потеряли более 300 тысяч литров бензина Количество потерянных снарядов исчислялось миллионами, грузовиков — тысячами, танков — сотнями. Людские потери 1-й армии (убитыми и особенно пленными) приближались, по оценкам англичан, к 100 тысячам человек.
У союзников не оказалось под рукой достаточных сил, чтобы закрыть этот зияюший пролом. Они повернули 9-ю армию, стоявшую севернее Арденн, лицом на юг и передвинули 3-ю армию, находившуюся южнее Арденн, несколько севернее. Сначала обе армии пытались лишь удерживать немецкий поток в границах арденнского выступа, образуемого рекой Маас, затем стали давить на основание немецкого клина 2-я британская армия выделила в помощь американцам 30-й корпус, который, однако, не принял никакого участия в боях первой стадии арденнского сражения Его дивизии выстроились вдоль северного берега Мааса, между Льежем и Намюром. У Динана, на западном берегу Мааса, окопалась 6-я английская парашютная дивизия, доставленная по воздуху из Англии. Внутри самой дуги, в Арденнах, продолжали драться потрепанные, разрозненные части 1-й армии, показавшие образец боеспособности и отваги.
В начале второй недели прорыва на помощь союзникам пришла погода. Небо засверкало голубизной, и в голубом небе появились тысячи союзных самолетов. Тяжелые бомбардировщики вдребезги разнесли несколько мелких арденнских городков, имевших несчастье построить хорошие мосты через горные речонки. Стаи истребителей и штурмовиков вились над дорогами, загоняя немцев в леса. Теперь гитлеровцы двигались только ночами. Но ночи были такие долгие, что немцы успевали перебрасывать необходимые подкрепления и снаряжение, а на утро их танки громыхали все ближе и ближе к Динану и Живе.
Штаб 21-й группы, который теперь руководил боями в северной половине Арденн, все еще нервничал. Хотя к концу декабря продвижение немцев фактически приостановилось (оно измерялось только сотнями ярдов), союзники не решались вылезать за реку. Разведка доносила, что 6-я танковая армия СС, задержанная на правом фланге немецкого наступления, заканчивает перегруппировку. Ее танковый корпус двинулся к острию немецкого выступа, на направлении главного удара. Подготавливая ему дорогу, немцы, по старому обычаю, выбросили вперед парашютистов. Один отряд, захватив деревушку недалеко от французского городка Живе, вызвал смятение среди штабистов 21-й группы. Дорога, ведущая из Арденн к Маасу, растекалась у этой деревушки по двум рукавам: к Живе и Динану. Союзники ожидали очередного, и при этом сокрушительного, удара немцев через Маас с захватом обоих этих городков, раскинувшихся, кстати сказать, на восточном берегу реки.
Перед танковым прыжком немцы нанесли союзникам удар с воздуха — единственный за всю кампанию на западноевропейском фронте. Утром 1 января, которое выдалось на редкость погожим, немецкие самолеты совершили нападение на аэродромы, склады боеприпасов и горючего по всему фронту от Голландии до Саара. Добыча их, правда, была не очень велика, но в течение всего первого дня нового, 1945 года, они чувствовали себя хозяевами в воздухе над Западным фронтом. Они кружились над городками недавно освобожденных стран, обстреливали улицы, охотились за машинами на дорогах. Было странно видеть десятки самолетов со свастикой, реющих над Брюсселем, невдалеке от которого укрывался тогда штаб 21-й группы. Немцы пикировали на брюссельские здания, где разместились военные учреждения. Недалеко от дома миссии ШЭЙФа возник пожар. Черный столб дыма поднялся над окраиной: горел склад горючего. В Брюгге немцам удалось поджечь несколько транспортных самолетов и уничтожить склад.
Союзная авиация ответила на немецкий вызов только над крупными городами, такими, как Брюссель и Антверпен. Но уже на следующий день союзники готовы были потягаться с немцами за обладание воздухом по всему фронту. Однако немецкие самолеты не появились, чтобы поддержать удар своих наземных сил в направлениях на Динан и Живе.
Впрочем, и самый удар также не последовал. Танковый корпус 6-й немецкой армии СС, не дойдя до своих позиций западнее Рошфор-Амман, остановился, потом (начал поспешно оттягиваться назад и грузиться в эшелоны. Эшелоны уходили на восток. Через несколько дней за ним двинулась вся 6-я армия СС. Уже к 20 января девять из двенадцати эсэсовских дивизий не только покинули пределы Арденн, но и вообще исчезли из поля зрения союзной разведки; остальные дивизии находились на пути от Арденн к Рейну.
Таким образом, сообщение генерала Маршалла в его «Докладе», а также утверждение генерала Брэдли в его «Записках солдата», что 6-я танковая армия СС была разбита американцами в Арденнах, по меньшей мере, не соответствуют действительности. На закрытой пресс-конференции 23 января начальник разведки 21-й группы бригадир Вильяме признал, что 6-я армия после неудачного продвижения на правом фланге ушла из Арденн, не соприкоснувшись с главными силами союзников. А начальник штаба 21-й группы 4 марта заявил, что 6-я танковая армия СС отправилась из Арденн прямо на Восточный фронт. Немецкое командование, по его словам, намеревалось сначала усилить свой Восточный фронт только за счет войск из Италии. Однако в конце декабря, когда немцы обнаружили размах и серьезность советских приготовлений к новому наступлению, оказалось, что итальянские пополнения не смогут прибыть вовремя. Поэтому Гитлеру пришлось отказаться от развития своего успеха в Арденнах и поспешно перебросить 6-ю армию СС, а за ней и другие войска на Восточный фронт — там решалась судьба самой Германии.
Ободренные немецкой остановкой, союзники попытались атаковать немцев с севера. Но наступление 1-й армии ни к чему не привело: оно захлебнулось уже на второй день. На некоторое время установилось полное затишье. И вот это затишье, подобно удару молнии, прорезало сообщение немецкого радио о начале советского зимнего наступления. Пытаясь удержать надвигающийся шквал в возможно большем отдалении от границ самого фашистского логова, гитлеровское командование бросило навстречу Советской Армии все, что могло наскрести на остальных фронтах. Немцам удалось в Арденнах быстро и ловко вытянуть вслед за 6-й 5-ю танковую армию. Ударные части были заменены второсортными войсками: народными гренадерами и штурмовиками.
Союзники погнали их назад, к границам Германии; однако союзное командование по-прежнему не особенно торопилось: на этот раз не только время, но и погода работала на него. В горах выпал снег, ударили необычные для тех мест морозы. Чтобы народные гренадеры и штурмовики не вздумали отступать слишком поспешно, немецкое командование снабдило каждую часть особым эсэсовским заслоном. Такой заслон отступал с установленной скоростью, и эсэсовцам было приказано расстреливать всякого, кто попытается обгонять их. Гренадеры и «народные штурмовики», не обладавшие ничем, кроме громкого имени, устилали своими трупами горные, заваленные снегом дороги и заполняла лагери для военнопленных.
К концу января «арденнское представление», как выражались тогда англичане и американцы, закончилось. Обмороженные и напуганные гренадеры и штурмовики укрылись за линией Зигфрида: старый фронт восстанавливался почти без изменений в прежних очертаниях.
Союзное командование подвело итоги полуторамесячной борьбы: они были далеко не утешительные. 1-я американская армия потеряла более половины своего людского состава, 12-я американская группа лишилась всех своих запасов, накопленных в течение трех месяцев. Моральный и материальный выигрыш был на немецкой стороне. Союзникам осталась в утешение только сомнительная уверенность в том, что немцы не достигли своих целей. Чтобы доказать это, союзная пропаганда стала явно преувеличивать немецкие цели и отодвигать подальше их объекты.
Сами немцы признавали, что их непосредственной и ближайшей целью было намерение отодвинуть подготавливаемое американское наступление, чтобы высвободить силы для отражения грядущего советского зимнего удара. Это объяснение представляется вполне правдоподобным. Захват и уничтожение американской базы в Арденнах лишали всю центральную группу армий союзников снаряжения, боеприпасов и продовольствия на долгий срок. Выход колонн 6-й немецкой танковой армии СС на просторы бельгийской равнины севернее Мааса дал бы немцам не менее богатую поживу, чем Арденны: здесь располагались тылы трех союзных армий и штаб 21-й группы. Прорыв на равнину Франции, западнее Мааса, между Намюром и Седаном (старая немецкая дорога во Францию), открыл бы им кладовую всех американских армии, размещенную между Парижем и немецкой границей. Такой удар вывел бы союзников из строя на много месяцев, по меньшей мере до следующей весны, и улучшил бы, как надеялись в Берлине, шансы на окончание войны политическими средствами.
Замысел был выполнен только частично.
По признанию генерала Маршалла, немецкий контрудар в Арденнах отодвинул планируемое американское наступление на шесть недель. Штабные офицеры 9-й армии измеряли этот срок восемью-десятью неделями. Генерал Брэдли исчислял отсрочку в два месяца.
Многие причины помешали немцам добиться поставленной цели. Американцы, оправившись от первого шока, оказали сопротивление. Героизм 7-й танковой дивизии, окруженной у Сен-Вит, 10-й танковой и 101-й парашютной дивизий, окруженных в Бастони, войдет в историю воины как пример мужества и товарищеской верности в бою, части 1-й армии боролись с упорством безграничного ожесточения.
Однако стойкость отдельных американских частей и даже соединений смогла лишь замедлить немецкое наступление, но не сорвать его. Остановлено же оно было боязнью германского командования перед размахом советских приготовлений к наступлению в Польше. Советская армия, действуя в духе союзного сотрудничества, схватила немцев за шиворот как раз в тот момент, когда они заносили кулак для второго удара по союзникам. Перегруппированная 6-я танковая армия СС, нацеленная на направление главного удара Динан — Живе, была остановлена на полпути и поспешно переброшена на восток. Туда же направлялись все резервы Западного немецкого фронта.
Вопреки позднейшим писаниям англо-американских пропагандистов и генералов, союзное командование в то время неоднократно подчеркивало выдающееся значение действий Советской Армии для всего хода событий на западе. Крах немецких замыслов и провал арденнского наступления прямо связывался тогда с наступательными операциями русских на востоке. Офицер штаба 21-й группы заявил на пресс-конференции 16 января 1945 года: «Сильный ветер из России начинает очищать тяжелую атмосферу на западе и открывает возможность ведения наступательных операций на нашем фронте». 23 января 1945 года начальник разведки 21-й группы бригадный генерал Вильяме признал, что занесенный над американскими войсками немецкий танковый кулак был отведен русскими. 31 января 1945 года бригадный генерал ФУрД (разведка ШЕЙФа) утверждал на пресс-конференции в Париже, что «русское наступление серьезно отразилось на положении Западного фронта. Полная инициатива, которой располагали немцы, выпала из их рук. Им пришлось повернуться к нам спиной и перейти от наступления к обороне». Начальник штаба 21-й группы генерал Гюинган начал свой доклад 4 марта 1045 года заявлением, что соотношение сил на Западном фронте, как и вообще в Европе, решительно изменилось в течение зимы в основном благодаря наступлению Советской Армии. (Эти признания были сделаны на закрытых пресс-конференциях, они не предназначались для широкой публики; военные лишь констатировали бесспорный факт и нехотя отдавали должное союзному сотрудничеству, которое показало немцам, что значит война на два фронта.) Генерал Паттон, с которым нам снова довелось встретиться в начале февраля в Люксембурге, смеясь, спрашивал: «Разве вы не с востока? (Мы ехали из Страсбурга.) Немцы так поспешно удирали туда, что я ожидал появления ваших парней из-за соседнего холма…»
Советское наступление, которое ожидалось с таким напряжением всеми, начиная от командующих армиями и кончая рядовыми, вызвало вздох облегчения. Чтобы поднять настроение бойцов, офицеры объявили солдатам о начале советского наступления в тот же день, когда штаб союзников получил секретное донесение об этом. Они решили не ждать официального советского сообщения. «Эти русские, — объяснил офицер, — могут молчать несколько недель, а потом объявят, что Берлин взят и война окончена Мы не можем ждать так долго» Солдатам приказывалось идти навстречу русским: они, как казалось всем, находились совсем недалеко. Появление Советской Армии за спиной немцев, еще державших Западный фронт, было физически ощутимо.
III
Попытка добраться до Арденн в разгар боев не удалась. Американские военные власти, как объяснили нам в штабе 21-й группы, решительно возражали против поездок корреспондентов на фронт. Мы ходили на ежедневные пресс-конференции, где сообщения для печати занимали две-три минуты, а закрытая информация затягивалась на полчаса. Сначала офицеры штаба относились к арденнскому сражению как к чисто американскому делу. Они неизменно информировали нас прежде всего о мелких событиях на британском и канадском фронтах, затем переходили к американскому. Иногда они делали прозрачные намеки на то, что американцы плохо информируют их. Один из офицеров, слывший остряком, начал однажды свой обзор словами: «Согласно сообщению лондонского радио обстановка на фронте складывается так…»
21 января 1945 года начальник службы общественных связей группы бригадир Невиль явился на пресс-конференцию возбужденный и торжествующий: генерал Эйзенхауэр назначил фельдмаршала Монтгомери командующим четырех армий: британской, канадской и двух американских.
— Они вынуждены вернуться к тому положению, которое было в Нормандии.
Бригадир воздержался от того, чтобы дать местоимению «они» собственное имя, но мы понимали, что он имел в виду американцев. Этот вывод Невиля был так многозначителен, что корреспонденты Соединенных Штатов, число которых сильно возросло, возмутились.
Корреспондент армейской газеты «Старз энд страйпс», пригласивший меня после пресс-конференции в свою машину, клял англичан всю дорогу до отеля. Несмотря на секретность назначения Монтгомери, английским корреспондентам, по его словам, шепнули, чтобы они просунули эту весть в печать и на радио: англичане хотели рекламы для Монтгомери. Уже через несколько дней английская пропаганда преподносила Монтгомери всему миру как грядущего избавителя от немецкого разгрома. Эта реклама особенно усилилась, когда разведка 21-й группы обнаружила, что 6-я танковая армия СС начала оттягиваться назад, чтобы быть переброшенной на восток. Да и до этого союзное командование знало не только размер советских приготовлений, но и день нашего наступления в Польше. Поэтому англичане безошибочно могли «предсказывать» неизбежность избавления от немецкого нашествия в Арденнах.
После назначения Монтгомери у англичан сразу же появился самоуверенный тон. Поменявшись местами с американцами, они третировали их, как приготовишек, не знающих даже азов военного дела.
В первой половине января военные корреспонденты в Брюсселе устроили ужин командованию 21-й группы. По этому случаю в отель «Кентербэри» прибыли генералы, послы союзных держав, министры. Я оказался за одним столом с бригадиром Вильямсом и американским послом в Брюсселе. После ужина посол отвел меня в угол и стал подшучивать над англичанами.
— Хотя Монтгомери еще не выиграл битвы, — говорил он, — они ведут себя так, будто победа у них уже в кармане. Насколько мне известно, англичане еще не сделали в Арденнах ни одного выстрела…
По залу, переполненному людьми и насквозь продымленному курильщиками, двигался седой человек, худой и высокий. Показав глазами в его сторону, мой собеседник сказал:
— Человек за спиной генерала Эрскина — Ничбелл-Хьюджессен, английский посол. Вы с ним знакомы?
Ничбелл-Хьюджессен был отменно любезен, приглашал заглянуть на чай, побеседовать. Он познакомил меня со своим пресс-аташе Созмарезом, давнишним обитателем Брюсселя, негласным дирижером нестройного хора бельгийской печати. Созмарез изъявлял готовность оказать мне всяческую помощь. Для начала я спросил его, нельзя ли умерить антисоветский холодок, который с момента приезда британского посольства в Брюссель гуляет по страницам бельгийских газет.
Пресс-атташе немедленно сослался на свободу печати в Бельгии, но во имя англо-советской дружбы соглашался использовать свое «персональное влияние».
Американский посол, смеясь, спросил его, не может ли он устроить так, чтобы бельгийская печать более объективно освещала ход боев в Арденнах. Созмарез с удивлением посмотрел на посла, но ничего не сказал.
На другой день командующий 21-й группой пригласил военных корреспондентов в свою ставку в маленьком бельгийском городке Ценховен. Монтгомери заявился на пресс-конференцию в слишком длинном и слишком широком для него пиджаке парашютиста. Пятнистый, как жираф, пиджак обвертывал его маленькую фигурку почти дважды. Подпоясанный узким ремешком, Монтгомери скорее напоминал мешочника, нежели командующего полуторамиллионной армией. Свой доклад о военном положении Монтгомери начал с объяснения этого маскарада: король, видите ли, только что произвел его в почетные полковники парашютного полка, поэтому он счел своим долгом показаться прессе в этом героическом наряде.
Кратко весь доклад Монтгомери можно было свести к знаменитому изречению Цезаря: «Пришел, увидел, победил».
Сначала Монтгомери отметил, что немцы захватили американцев врасплох и раскололи их первую армию надвое. Немецкий поток ринулся к реке Маас. В качестве предосторожности он, Монтгомери, произвел некоторую перегруппировку войск, чтобы не позволить немцам пересечь реку. Однако положение продолжало обостряться. После этого «дух солидарности восторжествовал», и генерал Эйзенхауэр назначил Монтгомери командующим всем Северным фронтом союзников. Фельдмаршал поспешно реорганизовал отступавшие американские части, указал им рубежи, бросил на помощь наземным силам воздушные, и положение было спасено. Немецкий главнокомандующий на Западе Рунштедт был вынужден отказаться от захвата намеченных объектов.
Монтгомери выразил восхищение боевыми качествами американских солдат, которые так геройски дрались под его командованием. Он и себя считал американским солдатом: ведь ему выдали американское удостоверение, и «оттиски сто пальцев были зарегистрированы в военном министерстве в Вашингтоне, что более предпочтитеаьно, чем иметь эти оттиски зарегистрированными в Скотланд-ярде!!» (Цитирую буквально, включая два восклицательных знака, как это было начертано в резюме доклада Монтгомери, розданном военным корреспондентом во время пресс-конференции.)
Фельдмаршал закончил свой доклад просьбой к военным корреспондентам выступить в печати за укрепление союзной солидарности, намекнув, что кто-то, зловредный и сильный, пытается подорвать ее. Он заверил, что нет более близких и верных друзей, чем Монтгомери и Эйзенхауэр, которого он называл не иначе, как «Айк» (доброжелательное прозвище Эйзенхауэра).
Доклад Монтгомери раздосадовал американцев. Они, видимо, не ожидали, что арденнское сражение обогатит их обиды еще одним ударом со стороны английского союзника.
По пути к окраине города, где стояли наши машины, меня догнал офицер отдела «психологической войны», который тут же осведомился, сколько слов я намерен послать в Москву о докладе Монтгомери. Я выразил опасение, что «философия войны», которой была посвящена большая часть выступления командующего группой, может показаться моим читателям не очень интересной.
— Но ведь не это было главным в докладе! — живо воскликнул мой спутник. — Главное — это стремление англичан к союзному сотрудничеству.
— А разве кто-нибудь пытается взорвать наше сотрудничество?
— Именно в этом суть доклада. Янки завладели ШЭЙФом целиком, они хозяйничают там, как на Бродвее, Они хотят диктовать всем союзникам свою волю, назначать и смещать их командующих, повышать или понижать их генералов…
Стоя возле машин, мы простились, решив встретиться в ближайший свободный вечер. Однако такой вечер наступил не скоро.
Американцы пригласили нас в Люксембург на пресс-конференцию к генералу Омару Брэдли, командующему 12-й группой. Путь до Люксембурга был тогда долог и утомителен: нам пришлось добираться до Реймса, а затем поворачивать почти прямо на восток.
Брэдли говорил тихим, спокойным и даже скучным голосом, без интонаций и не жестикулируя. Его продолговатое лицо с большой челюстью было украшено очками в железной оправе, седые волосы коротко подстрижены. С бесстрастием и точностью школьного учителя генерал доложил обстановку на фронте, признав неожиданность направления и силы немецкого удара. Брэдли решительно подчеркивал, что американские войска самостоятельно, без помощи англичан, справились с положением. 30-й британский корпус, брошенный на помощь американцам, перешел Маас и углубился в Арденны уже после того, как стало ясно, что немцы начали отступление.
Несколько дней спустя мы отправились в Арденны. За Маастрихтом нас встретила настоящая метель. Чем дальше углублялись мы в горы, тем сильнее и сильнее бушевала она. Снегопад быстро заносил следы грузовых машин, шедших впереди с цепями; нам приходилось держаться вплотную к последнему грузовику, чтобы не застрять в горах. В черных садах, стоявших вдоль дороги, крутила и свистела поземка, тяжелые снеговые облака неслись прямо над верхушками голых деревьев.
В долине между Вервье и Спа, забитой полтора месяца назад американским снаряжением, было сейчас чисто, как в амбаре перед новым урожаем.
Спа, куда вернулся штаб 1-й армии, поражал тишиной и… холодом. Начальник пресс-кэмпа, знакомый нам еще по боям в Нормандии, вспоминал наш визит в маленький городишко Мариньи, западнее Сен-Ло, когда мы не могли найти себе места, где бы спрятаться от нещадной жары, чтобы спокойно побеседовать. Шутливо он выражал надежду, что наконец-то мы попали в свою атмосферу. Что касается его, то полковник был готов бежать на край света, лишь бы спастись от холода: в городе не отапливалось ни одно здание.
— Теперь я понимаю, почему захватчики не любят русскую зиму.
В Спа нашу штабную машину, теплую и комфортабельную, пришлось сменить на открытый «джип». Ветер с гор пронизывал шинель насквозь, мы радовались каждому скользкому подъему, когда шофер заставлял нас подталкивать машину: правда, это не ускоряло нашего движения к фронту, но зато согревало. Как раз на полпути между Спа и Мальмеди мы нашли штаб 8-го парашютного корпуса, который был доставлен в Арденны по воздуху Работники штаба встретили нас подчеркнуто тепло.
Полковник штаба армии, оказавшийся в корпусе, взялся объяснить нам обстановку: немцы продолжали уползать в сторону Германии, усыпая дороги минами, чтобы замедлить движение американцев. Бои фактически прекратились. Контакт с частями 5-й танковой армии давно потерян. Перед парашютным корпусом, шедшим на главном направлении, отступали народные гренадеры, заслоняя своей спиной отходящие эсэсовские отряды. Гренадеры, по словам полковника, одинаково боялись эсэсовцев, американцев и арденнских морозов. Они упрямо огрызались, если эсэсовцы находились где-нибудь поблизости. Но едва они оказывались отрезанными от своего тыла, как сдавались с поразительной готовностью, которая возмущала американцев.
По пустынной зимней дороге мы отправились вперед, в сторону Германии. Мы ехали среди лесов, занесенных снегом. Поля, далекие синие холмы, поднимавшиеся к мутному небу, дышали холодом и тоской. Где-то ухали пушки, их звук был глух, как удары мерзлой земли о крышку гроба. В мелких разрушенных деревушках солдаты устраивались на ночевку: пилили дрова, разжигали очаги. Одежда не спасала их от холода; обмораживание становилось главной причиной потерь.
Уже в сумерках, догнав передовой батальон в городке Рехт, мы повернули назад. Над нами стыло фиолетовое небо, ветер начинал нести поземку, тонкую, как дым Пустынные белые поля синели быстро, черные леса стояли молчаливые и враждебные: там еще скрывались немцы. Над развалинами деревушек поднимался дым, остатки стен озарялись пламенем, в черных проломах окон блистал огонь. Навстречу нам медленно ползли обозы. Несмотря на цепи, грузовики скользили на склонах, катились юзом к обочине, переворачивались.
На другой день мы сделали круг по Арденнам. Американский военный склад был очищен с чисто немецкой аккуратностью: немцы увезли даже железный лом, оставленный ими же самими при поспешном бегстве прошлой осенью. Мы не нашли даже следов тех сногсшибательных потерь в танках, которые, по уверениям англо-американской пропаганды, гитлеровцы понесли в Арденнах. Правда, севернее Бастони чернели остовы нескольких «М-4» и попадались изредка брошенные и разбитые транспортеры. Но о полутора тысячах немецких танков и самоходных пушек, которые списывают с немецкого счета генерал Маршалл в «Докладе военному министру» и генерал Брэдли в «Записках солдата», не может быть и речи. Бои в Арденнах шли вдоль дорог, а дороги были чисты. Осмотр Арденн подтверждал заявление бригадира Вильямса, что 6-я танковая армия СС ушла, не соприкоснувшись с главными силами союзников, а 5-я танковая сумела вытянуть свои машины из-под удара.
IV
«Битва за выступ», как были окрещены бои в Арденнах, вызвавшая серьезные трения между англо-американскими союзниками, породила ожесточенные споры, которые начались в те дни и не умолкли до сих пор. Командующие немецкими войсками в этой битве Рундштедт и Модель не оставили своих воспоминаний. Старик Рундштедт, угнетенный опалой со стороны Гитлера и поражением Германии, не желал высказываться ни о чем до самой смерти, последовавшей вскоре после окончания войны. Модель, который командовал непосредственно арденнским наступлением немцев, застрелился за несколько недель до конца войны.
Командующие союзными войсками в этой битве написали книги воспоминаний, в которых боям в Арденнах уделено большое место. Как и тогда на пресс-конференции, Монтгомери доказывает в книжке «От Нормандии до Балтики», что он, скромно выражаясь, спас союзников от разгрома в Бельгии и Франции и, таким образом, помешал Гитлеру изменить ход войны в свою пользу. Брэдли в своих «Записках солдата» постарался широко и более смело развернуть обвинения против Монтгомери, который якобы помешал американским войскам быстро, энергично и решительно разгромить немцев, вторгнувшихся в Арденны. В книге он заговорил во весь голос о том, о чем на своей пресс-конференции в те дни решался лишь шептать.
Еще более резко изменилась его оценка роли Советской Армии. Тогда Брэдли признавал огромную помощь, которую оказали союзникам советские вооруженные силы, начав свое зимнее наступление. Теперь он сбрасывает эту помощь со счетов.
Во время «битвы за выступ» и непосредственно после нее англичане и американцы признавали, что Гитлер, предприняв арденнское наступление, преследовал далеко идущие военно-политические цели: устроить союзникам «второй Дюнкерк», заставить их согласиться на заключение перемирия с Германией и даже позволить ей продолжить войну с Советским Союзом. Теперь Брэдли «открыл», что Гитлер преследовал лишь тактические цели. «Успешное наступление в Арденнах, — пишет он в своих «Записках солдата», — могло задержать наше наступление на западном фронте, и немцы получили бы возможность нанести удар Красной Армии, сосредоточившей свои войска на Висле». Второй целью Гитлера, по словам Брэдли, было намерение оказать «психологическое воздействие на население Германии, которое начинало понимать бесперспективность дальнейшей борьбы».[18]
Однако эта оценка намерений германского командования расходится не только с тем, что говорили тогда сами союзники, но и с тем, как оценивало цели этого наступления само верховное командование вермахта. Тогдашний начальник генерального штаба сухопутных сил Германии генерал Гудериан, который был осведомлен о намерениях Гитлера, конечно, лучше, чем Брэдли, касаясь в своих «Воспоминаниях солдата» боев в Арденнах, писал: «В случае удачи этого наступления Гитлер ожидал значительного ослабления западных держав, что предоставило бы ему время для переброски сил на Восточный фронт с целью отражения ожидаемого зимнего наступления русских. Он рассчитывал, таким образом, выиграть время, чтобы разрушить надежды союзников на полную победу, заставить их отказаться от требований безоговорочной капитуляции и склонить к заключению согласованного мира».[19]