Шульц и Рейган о перспективах наших отношений

Шульц и Рейган о перспективах наших отношений

Новый, 1984 год начался со встречи с госсекретарем Шульцем. По поручению правительства я изложил ему (3 января) наш ответ на высказанные им ранее соображения относительно поддержания „конфиденциального диалога" между правительствами СССР и США. Хотя в Кремле весьма скептически относились к возможности такого диалога при Рейгане, там все же сочли целесообразным испробовать все шансы.

Шульц поблагодарил за положительный в принципе ответ, сказал, что он сегодня же доложит о нем президенту, поскольку Рейган сам затрагивал этот вопрос в послании Андропову. Он отметил также, что намерен обсудить детали такого диалога с Громыко при их встрече в Стокгольме.

Про себя я подумал, что обоим министрам при встрече в Стокгольме предстоит весьма непростой разговор. Важно, чтобы они не разругались, как это было в Мадриде.

По ходу беседы я поинтересовался мнением госсекретаря насчет перспектив советско-американских отношений в 1984 году и возможностей некоторого просветления в них.

Отметив, что эта часть беседы будет носить сугубо неофициальный характер, Шульц сказал, что готов высказать некоторые свои личные соображения на этот счет. Начал он с шутливого замечания, что наши отношения настолько испорчены, что имеется масса возможностей, чтобы, не прилагая больших усилий, обе стороны могли бы заявить о каких-то улучшениях в наших отношениях.

На прямой вопрос, значит ли это, что именно таким подходом будет определяться линия администрации в отношении СССР в новом году „ставка на какие-то маленькие шаги без больших усилий, т. е. без попыток решать крупные вопросы", — Шульц прямо не ответил, высказавшись, однако, в том духе, что, дескать, любое продвижение вперед, по их мнению, было бы позитивом для наших отношений и они это приветствовали бы.

По словам госсекретаря, накануне Нового года, Рейган изложил ему свое мировозрение и подчеркнул, что этими же взглядами он будет руководствоваться и в президентской предвыборной кампании 1984 года.

Как бы переводя эту „философию Рейгана" на советско-американские отношения, Шульц заметил, что позиция президента в отношении коммунизма вообще и СССР в частности хорошо известна американскому народу и она не вызывает на сегодняшний день какой-либо серьезной оппозиции в стране. В этом смысле Рейгану не так уж сложно вести свою предвыборную кампанию.

В то же время госсекретарь фактически вынужден был признать, что рост угрозы ядерной войны является немаловажным фактором, который может сказаться на исходе президентских выборов и что Рейган не может не учитывать это. К тому же, заявил Шульц, Рейган действительно не хочет войны с СССР, и он не относится к этому вопросу легко, как многие неправильно думают.

Именно в этом плане, по мнению госсекретаря, следует рассматривать последнее послание Рейгана Андропову. Главное в нем — готовность президента к поиску путей, ведущих к постепенному выравниванию отношений там, где это возможно. Речь идет не о чудесах, а о взаимном трезвом взвешивании всех возможностей и о попытках достижения определенных договоренностей. На это, конечно, потребуется время, учитывая все сохраняющиеся еще трудности и сложность в наших отношениях, часть из которых неизбежно будет продолжать играть негативную роль. Такого подхода Рейган будет придерживаться и в период предвыборной кампании в США, хотя своя специфика здесь имеется.

Затем госсекретарь в осторожной форме поинтересовался состоянием здоровья Андропова, вскользь бросив реплику „о различных спекуляциях на счет его болезни, которые доходят и до Белого дома, и лично президента".

Я сказал, что, насколько я знаю, Генеральный секретарь продолжает заниматься государственными и партийными делами.

У Андропова была прогрессирующая неизлечимая болезнь почек, и он должен был регулярно ложиться в госпиталь для очистки крови специальным аппаратом. Он все чаще оказывался в госпитале. Однако эта болезнь тщательно скрывалась, о ней достоверно мало кто знал, хотя слухи на этот счет порой и появлялись. Советские послы, включая меня, ничего толком о серьезности заболевания Андропова не знали. Последний раз я встречался лично с ним во время своего отпуска в Москве в конце лета 1983 года в здании ЦК партии, где находился его рабочий кабинет. Выглядел он неважно, но разговор об американских делах вел по-прежнему энергично. Ругал Рейгана за то, что тот своей политикой, и особенно публичными нападками на СССР, не дает ему возможности выйти на более примирительные отношения между двумя странами. А именно таков был его настоящий подход к отношениям с США. „Не повезло, что именно мне достался такой американский президент", — в шутку заметил он в заключение. Вместе с тем какая-то доля горечи чувствовалась в его словах.

О подходе Рейгана к отношениям с СССР в свете избирательной кампании мне доверительно рассказал (5 января) и сенатор Перси. По его словам, у Рейгана на днях было специальное совещание на эту тему с участием узкого круга советников и помощников президента. Решили остановиться на следующей формуле: избиратель должен по-прежнему знать в принципе известную (антисоветскую) позицию Рейгана в ее существе, но президент ничего не должен делать или говорить, что могло бы побудить избирателей считать его „поджигателем войны", т. е. понизить тон, но не вселять особые надежды на крупные договоренности с СССР.

Любопытные наблюдения о Рейгане высказал мне в это же время и неофициальный представитель Ватикана Марлион (с ведома Ватикана он негласно поддерживал связь со мной во время своих периодических приездов в США). Марлион рассказал, что статс-секретарь Ватикана кардинал Казароли недавно встречался с Рейганом, чтобы выяснить его взгляды на международные дела.

Из беседы с президентом у Казароли сложилось в целом впечатление, что, хотя Рейган и несколько „сбавил свой пыл" с учетом предвыборной кампании (по информации Ватикана, полученной от католических священников в США, население страны сильно встревожено за три года правления Рейгана угрозой военного конфликта с СССР), он тем не менее фактически останется на своих прежних позициях по главным вопросам гонки вооружений и советско-американских отношений. Рейган, по оценке Казароли, по-прежнему придерживается упрямой, жесткой позиции, считая, что после установления американских ядерных ракет в Западной Европе СССР будет занимать более сговорчивую позицию.

В целом в Ватикане, сугубо доверительно сказал Марлион, довольно невысоко оценивают способность Рейгана как государственного деятеля международного масштаба. Кое-кто в католических кругах даже считает Рейгана аморальным человеком, несмотря на его внешнюю религиозность, поскольку он намеренно обостряет международную обстановку. Считается также „греховным" приклеивание Рейганом ярлыка „империи зла" другой нации, к тому же великой, ибо это означает натравливание одного народа на другой. Разумеется, публично об этом Ватикан ничего не говорит.

Перед отлетом в Стокгольм 14 января Шульц ознакомил меня с проектом речи, с которой через день выступит по телевидению президент Рейган. Речь будет специально посвящена советско-американским отношениям. Госсекретарь выразил надежду, что в Москве обратят внимание на эту речь, но уклонился от собственных комментариев.

Предыстория выступления Рейгана была такова. После того, как Советский Союз объявил о прекращении переговоров с США, госдепартамент предложил Рейгану нейтрализовать тревогу, возникшую в США, где приближались президентские выборы, и в Европе, где размещались американские ракеты. Шульц рекомендовал Рейгану выступить со специальной речью по советско-американским отношениям, чтобы подчеркнуть сохраняющуюся „решимость администрации продолжать диалог с СССР и добиваться при этом позитивных результатов" (в таком духе было написано письмо Рейгана Андропову от 24 декабря).

16 января президент выступил с речью в Белом доме, которая транслировалась не только на США, но и на Европу. Ей придавалось важное значение. Основной смысл речи сводился к тому, что теперь, когда экономика находится на подъеме и военная мощь США растет, а сплоченность в НАТО крепнет, администрация готова заняться урегулированием разногласий с СССР. 1984 год объявлялся „годом возможностей в пользу мира". Избегая на этот раз каких-либо язвительных эпитетов в адрес СССР, Рейган заявил, что в основе отношений США с СССР должны лежать три принципа: „реализм, сила и диалог", причем „сила и диалог идут рука об руку". Президент высказался за то, чтобы „контакты на высоком уровне стали регулярным и нормальным компонентом" в советско-американских отношениях. В заключение заявил: „Если Советское правительство действительно хочет мира, мир будет. Совместно мы сможем укрепить мир. Давайте займемся этим сейчас".

В целом, в любое другое время такая речь президента США могла бы быть расценена как заметный шаг в сторону улучшения отношений с Советским Союзом. Но это было время разрыва переговоров по ядерному разоружению, активного размещения американских ядерных ракет в Европе и приближающихся президентских выборов в США. Непросто было поверить в этих условиях в искренность Рейгана. В самих США эта речь получила слабое освещение, поскольку была отнесена к разряду предвыборных выступлений. В Советском Союзе, где не было никаких других доказательств добрых намерений президента, речь была воспринята как „предвыборный трюк".

Думаю, что это выступление президента все же отражало и определенную эволюцию его взглядов на отношения с СССР. Однако, как и в ряде других случаев, его важным заявлением не давались необходимые пояснения по конфиденциальному каналу.

Интересно, что бывший посол США в СССР Кеннан в беседе со мной так же однозначно охарактеризовал речь Рейгана, как предвыборную, вызванную ростом озабоченности в стране в связи с ухудшением отношений с СССР и боязнью ядерной войны. Соответствующие заявления Андропова с четкими критическими оценками опасного курса администрации своеобразным образом наложились на появившиеся в это время в США и получившие широкий отклик фильмы об ужасах ядерной войны (особенно фильм „День после взрыва", который смотрело около 80 млн. человек), книги и статьи, а также выступление ряда видных политических и религиозных деятелей США. Американцы стали все больше опасаться войны. Рейган стремился быть в год выборов „кандидатом мира, а не поджигателем войны". Отсюда его неожиданная готовность „к диалогу с СССР", что и было центральной темой его речи.

Кеннан советовал нам поймать Рейгана на слове, перевести его в положение обороняющегося, а „не обиженного", продемонстрировав народам США и Европы продолжающуюся готовность СССР договариваться с Вашингтоном даже при Рейгане, если это взаимовыгодно. Сейчас Рейган „испытывает" советское руководство, надо поставить его самого в положение „испытываемого", выбрав для этого конкретные вопросы, по которым можно было бы быстрее договориться.