Вэнс подает в отставку. Прощальный ужин
Вэнс подает в отставку. Прощальный ужин
Через несколько дней стало известно, что Вэнс 21 апреля передал президенту Картеру заявление о своей отставке. Причина — несогласие с секретно планировавшейся попыткой освобождения американских заложников в Иране силами коммандос. Вэнс с самого начала считал, что такая попытка чревата серьезными осложнениями с Ираном и может вызвать гибель заложников. Он был к тому же возмущен и обижен, что ответственное решение президента об операции было принято на созванном в Белом доме совещании в пятницу, 11 апреля, т. е. когда его не было в Вашингтоне (он находился в эти дни с женой на кратковременном отдыхе во Флориде). Его последующая попытка переубедить президента окончилась неудачей.
24 апреля в обстановке строжайшей секретности в пустынной местности, недалеко от иранской столицы, была высажена американская десантная группа с целью освободить заложников. Однако уже в 7 часов утра 25 апреля по американскому телевидению было передано драматическое выступление президента, в котором он брал на себя всю ответственность за отмену операции в связи с „техническими неполадками", возникшими на месте высадки десантников. Восемь десантников погибли и пять были ранены при столкновении вертолета с военно-транспортным самолетом США.
Уход Вэнса в отставку вряд ли можно связывать только с иранскими событиями. Скорее, этот эпизод стал лишь последней каплей, переполнившей чашу неудовлетворенности госсекретаря общим курсом администрации в условиях международной напряженности и усиливающихся в этот период разногласий внутри администрации. В условиях, когда президент все чаще отказывался поддерживать позицию госсекретаря, Вэнсу было трудно эффективно выполнять свои обязанности. Добровольная отставка Вэнса во многом символизировала и резкое изменение советско-американских отношений после Афганистана.
28 апреля президент официально принял отставку госсекретаря Вэнса. На следующий день я встретился с ним. Он пригласил меня для прощальной беседы. Настроен он был довольно мрачно, что было вполне понятно.
Вэнс сказал, что, уходя с поста госсекретаря, он по-прежнему считает советско-американские отношения определяющими не только для наших двух стран, но и для всего мира. Об этом он хотел сказать мне лично еще раз. Он сожалеет, что вынужден уйти со своего поста в момент, когда эти отношения остаются напряженными, без видимого просвета на ближайшее будущее.
Поясняя причины решения уйти в отставку, Вэнс сказал, что дело тут не в единичном неудавшемся рейде по освобождению заложников, а в политике, которую этот рейд олицетворяет. Я считал и считаю, что освобождение заложников должно вестись мирными средствами, путем переговоров. В свое время именно так нам удалось вернуть невредимыми американских заложников в Северной Корее после захвата американского судна „Пуэбло". Сейчас же вся внешняя политика США (включая отношения с союзниками и с самим Ираном на дальнюю перспективу) ставилась на карту во имя сомнительной военной операции. Об этом я прямо говорил президенту, сказал Вэнс. Однако другие советники убедили его в успехе такой операции, что с точки зрения предвыборной кампании, конечно, больше привлекало президента, чем длительные переговоры.
На вопрос, каким же он сейчас видит дальнейший курс президента Картера в советско-американских отношениях и в иранском вопросе, Вэнс ответил: вчера вечером, уже после объявления о принятии президентом моей отставки, я имел длительную беседу с Картером. У нас с президентом очень близкие личные отношения, ближе, чем у многих других членов кабинета. Хотя мой уход в отставку и не мог не наложить свой отпечаток на эти отношения, они все-таки остаются достаточно дружественными. Поэтому с президентом у меня был очень откровенный разговор.
Я обратил внимание Картера, отметил он, на важность отношений с СССР. Особо указал ему на важность возобновления диалога с советским руководством, который сейчас оказался полностью взорванным. Конечно, до выборов при существующих очень сильных разногласиях между Вашингтоном и Москвой по ряду вопросов было бы трудно рассчитывать на достижение каких-либо серьезных договоренностей. Но взаимно держать руку на пульсе событий, особенно в период напряженности, чрезвычайно важно, чтобы не было каких-либо просчетов из-за незнания намерений друг друга.
Президент, по словам Вэнса, в принципе согласился с этим. Согласился он и с его предложением, чтобы канал связи с советским руководством осуществлялся через госсекретаря, а не через „сотрудников Белого дома". Не знаю, однако, добавил Вэнс с сомнением, будет ли это осуществляться на практике. (Я тоже не очень верил обещаниям Картера, которые он давал уходящему госсекретарю.)
Суммируя далее впечатления от своей последней беседы с президентом по иранскому вопросу, Вэнс сказал, что в предстоящие недели из Белого дома будут по-прежнему раздаваться время от времени „воинственные заявления" и угрозы применить силу против Ирана. Однако в Москве должны знать, заметил он, что это будет в основном риторика, ибо президент убедился теперь, что военный путь не приведет к решению проблем заложников.
Будет, к сожалению, и враждебная риторика в адрес СССР с учетом предвыборной кампании в США. Однако новых практических шагов, направленных на дальнейшее ухудшение отношений, судя по всему, предприниматься не будет. Так во всяком случае Вэнс понял президента. Но твердых гарантий на этот счет Вэнс дать не может. Картер слишком эмоционален и поддается влиянию со стороны.
Вэнс сказал, что будет постоянно жить в Нью-Йорке и вернется к прежней юридической практике. Он обещал Картеру, что готов негласно высказывать ему свою точку зрения по важнейшим вопросам международных отношений. Не знаю, добавил с горькой усмешкой уходящий госсекретарь, захочет ли, однако, президент интересоваться моим мнением в будущем.
Вэнс тепло отметил, что ценит деловое сотрудничество и хорошие личные отношения, которые установились у меня с ним в эти годы.
Поблагодарив, я искренне ответил ему тем же. С ним у меня действительно сложились дружественные отношения, хотя это и было непросто в период напряженности международных отношений. Пожалуй, в истории советско-американских отношений было немного госсекретарей, которые так добросовестно, без большого шума и рекламных жестов делали столь нужное дело, добиваясь выправления этих отношений.
Вскоре было объявлено о назначении новым госсекретарем сенатора Маски. Правда, пробыл он на этом посту недолго, менее года.
В эти же дни у меня был Уотсон, американский посол в Москве. Он прилетел всего на пару дней, чтобы разобраться, что послужило причиной ухода Вэнса. Сам Уотсон хотел подать в отставку вместе со своим другом Вэнсом, так как не видел для себя никаких перспектив для плодотворной работы в Москве.
Посол доверительно сообщил о трудностях, с которыми он сталкивается при установлении контактов в Москве: в связи с афганскими событиями Белый дом запретил ему проводить какие-либо завтраки или ужины с высокопоставленными официальными лицами, если при этом к тому же участвуют несколько человек. Указанный „бойкот" не распространяется лишь на старших сотрудников МИД, с которыми посольство поддерживает рабочие контакты.
В конце концов, он согласился с просьбой Вэнса побыть на своем посту до конца года (т. е. до президентских выборов). Вэнс опасался, что смена доброжелательного Уотсона каким-либо ставленником Белого дома может еще больше ухудшить отношения.
Бывший госсекретарь Вэнс пригласил меня с женой (8 июня) к себе домой на семейный прощальный ужин. После ужина мы уединились с ним для беседы. В целом это было взаимное признание в дружественных чувствах и доверительных отношениях, которые сложились между нами. Мне, откровенно говоря, было действительно жаль, что человек такого калибра покидает администрацию США в сложный период.
Мне бросилось в глаза, что по ходу беседы Вэнс практически — причем отнюдь не из вежливости — не возражал против нашей критики в адрес администрации, а порой и соглашался с этой критикой. Он не скрывал своего критического отношения к курсу, которому следует Картер в советско-американских делах, хотя и избегал прямо называть его по имени.
Судьба советско-американских отношений очень тревожила Вэнса. Вначале — с осени прошлого года — ему казалось, что тактика Белого дома в этой области в значительной степени временно окрашивалась предвыборными соображениями: президент считал, что в сложившейся обстановке антисоветская риторика поможет его кампании. Однако сейчас Вэнс пришел к выводу, что дело обстоит сложнее, ибо речь идет, по существу, об отказе от политики диалога и договоренности с СССР и переходе к длительной конфронтации с ним. Короче, и после выборов, если победит Картер, эта политика сохранится, во всяком случае пока советские войска находятся в Афганистане. Так по крайней мере в своем окружении президент излагал позицию администрации в отношении СССР.
Я, продолжал мой собеседник, разумеется, не одобряю ввод советских войск в Афганистан. Но я реалист, ибо бывают ситуации, когда великая держава не может поступить иначе. Значит, надо искать взаимные пути выхода, а не проводить курс голой конфронтации.
Бывший госсекретарь согласился, что политика администрации в отношении Пекина является, пожалуй, одним из наиболее опасных элементов ее нынешнего внешнеполитического курса. Вначале эта политика разрабатывалась не как самостоятельный элемент внешней политики США, а проводилась под углом зрения ответного „раздражителя в отношении русских" в качестве реакции на „их экспансию в Африке и Азии". Теперь это становится курсом политики.
Использование „китайской карты" против СССР президенту казалось полезным и с точки зрения предвыборной кампании, в которой вообще — в силу известных причин — преобладают враждебные СССР тона. Однако Вэнса с самого начала беспокоило, как бы эта „китайская карта" из области эмоций, как двигателя такой политики, не перешла в область продуманной долгосрочной политики США, которая сохранится и после выборов. Пока Вэнс был госсекретарем, он, по его словам, постоянно предупреждал президента против опасности такого курса, ибо китайцам доверять нельзя. Президент вроде соглашался с ним, проявляя некоторую сдержанность. Сейчас, наблюдая за быстрым сближением Вашингтона с Пекином, Вэнс больше не уверен, что президент будет проявлять сдержанность в этом вопросе, в том числе в военном и в политическом сотрудничестве.
Насколько я знаю, добавил он, даже в самые лучшие времена разрядки не существовало такого широкого и доверительного обмена мнениями между СССР и США по политическим и военным вопросам, которые сейчас складываются между США и Китаем. Это тревожит меня, тем более что и в этом случае некоторые его помощники (Бжезинский) убедили президента в том, что такая линия обещает наибольший успех в афганских делах.
Касаясь договора об ОСВ-2, Вэнс выразил серьезные опасения, что если в 1980 году договор не будет ратифицирован — а дело идет к этому, — то он вообще повиснет в воздухе. Потребуются дополнительные переговоры, а они могут затянуться надолго. Он заявил, что считает подписание договора одним из главных достижений на посту госсекретаря.
Отметив, что он возвращается в свою прежнюю юридическую фирму, Вэнс пошутил, что теперь переходит из „профсоюза низко оплачиваемых" министров иностранных дел в категорию „солидных людей". Зарабатывать Вэнс сейчас будет раза в три-четыре больше, чем на посту госсекретаря, где его годовая зарплата составляла 67 тыс. долларов.
Расстались мы с ним очень тепло. Он был и остается человеком широких взглядов, что особенно важно в вопросах внешней политики. Впрочем, ему было нелегко в обстановке жесткой внутриполитической борьбы и интриг, характерных — как он сам признавал — для Вашингтона.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.