Вопрос о диссидентах снова осложняет отношения

Вопрос о диссидентах снова осложняет отношения

Сложности, которые создавала проблема диссидентов, усугубились в середине июня в связи с ожидаемыми в СССР судебными процессами над некоторыми из них („масла в огонь" добавили обвинения в США ряда советских граждан „в недозволенной деятельности").

В связи с тем, что в Москве было объявлено о суде над диссидентом Щаранским, Вэнс выразил серьезную озабоченность по поводу воздействия такой акции на отношения между обеими странами^{17}. При этом он добавил, что глубоко сожалеет, что Москва сочла необходимым начать судебный процесс как раз ко времени его встречи с Громыко (Женева, 12–13 июля), вместо того, чтобы отложить его, скажем, на неделю. Москва тем самым поставила госсекретаря в крайне щекотливое положение во внутриполитическом плане. Вэнс бросил реплику, что Картер может теперь и не разрешить ему встретиться с Громыко. Через день Шульман сообщил мне, что Картер все-таки разрешил встречу Вэнса с Громыко, но намерен сделать „сильное заявление" в связи с судебными процессами в СССР над диссидентами. Одновременно будет объявлено об отмене поездки в СССР помощника президента по науке Пресса.

По словам Шульмана, очень бурно проходило обсуждение у президента срочной телеграммы из Москвы посла Туна, который настаивал на отмене встречи Вэнса с Громыко. Большинство склонно было поддержать предложение Туна. Вэнс выступил категорически против. Бжезинский за то, чтобы „временно отложить, а не отменить". Картер колебался. Решил аргумент Вэнса: в случае отказа от встречи с Громыко весь вопрос о встрече на высшем уровне между Картером и Брежневым может отодвинуться на неопределенное будущее с неясными последствиями для советско-американских отношений, которые и так находятся на весьма низком уровне.

21 июля администрация в знак протеста отменила ряд поездок официальных лиц в СССР, а также приостановила и другие контакты между СССР и США.

В конце июля мать президента Картера на аудиенции в Ватикане передала папе римскому личное письмо Картера, который призывал католическую церковь „более активно" включиться в „борьбу за права человека" в СССР и других социалистических странах.

Короче, советско-американские отношения все больше заходили в тупик, усиливались личная неприязнь между Картером и советским руководством и взаимное упорство, с каким они отстаивали свои позиции по правам человека в СССР.

Небольшим проблеском в этой довольно-таки мрачной картине наших отношений явилось решение Вашингтона закрыть дело, которое было предметом многолетних и эмоциональных споров между обеими сторонами, а именно „облучение" или создание электромагнитного поля вокруг посольства США в Москве. Шульман сообщил мне (20 ноября), что госдепартамент одобрил доклад о результатах исследований, проведенных в американском посольстве специалистами в течение двух последних лет.

Исследование не выявило никаких свидетельств влияния на здоровье сотрудников микроволнового поля вокруг посольства США в Москве.

После моего возвращения в Вашингтон из отпуска в начале сентября Гарриман рассказал мне, что имел продолжительную беседу с Картером. У последнего сейчас три основные внешнеполитические задачи: заключение договора между Израилем и Египтом; заключение соглашения по ОСВ; нормализация отношении с Китаем. И чтобы добиться осуществления этих планов, Белому дому необходимо будет успешно противодействовать значительной оппозиции в конгрессе по двум последним вопросам.

В осенних планах Картера приоритет был вроде пока таков: сначала договор с СССР, потом Китай.

Тем временем 6-17 сентября в Кэмп-Дэвиде состоялись трехсторонние американо-египетско-израильские переговоры на высшем уровне. В результате был заключен мирный договор между Египтом и Израилем. Советская печать охарактеризовала эти переговоры как „сепаратную антиарабскую сделку". Примерно такие же оценки давались нами и по линии дипломатических контактов с Вашингтоном. Это, конечно, не улучшало наши отношения с Картером.