Никсон избран президентом. Неудача последних попыток Джонсона организовать встречу

Никсон избран президентом. Неудача последних попыток Джонсона организовать встречу

В начале ноября президентом США был избран Никсон. Хэмфри проиграл незначительным числом голосов. Связь с Джонсоном, с его крайне непопулярной войной во Вьетнаме оказалась для него роковой.

24 ноября меня пригласил на ужин помощник Никсона Р.Элсворт. Он сообщил, что Никсон поручил ему связаться со мной и передать, что он уполномочивает Элсворта поддерживать в дальнейшем конфиденциальную связь с советским послом по вопросам, которые могут интересовать Никсона и советских руководителей. Хотя Никсон официально и не является еще президентом и понимает деликатность ситуации, но он хочет уже сейчас „иметь готовый" конфиденциальный канал связи с Москвой „на всякий случай" для возможного обмена мнениями по различным вопросам, а затем и официального обсуждения после его прихода в Белый дом. Чувствовалось, что сам Элсворт гордился возложенной на него миссией и в то же время немного опасался связанной с этим ответственности.

Элсворт подчеркнул, что заявление Никсона в Майами на съезде республиканской партии (где он был избран кандидатом в президенты от партии) о том, что в отношениях США с СССР „после эры конфронтации пришло время для эры переговоров", было сделано не в целях предвыборной кампании, а отражает существо подхода нового президента к советско-американским отношениям.

По его словам, Никсон знает о предстоящей поездке посла в Москву и поэтому поручил ему срочно связаться со мной. После возвращения посла можно было бы, по мнению Никсона, начать разговор по конкретным вопросам, а также конфиденциальный обмен мнениями между Никсоном и советскими руководителями в виде устных посланий или переписки. Никсон хотел бы по возвращении посла получить более конкретные соображения советского руководства на этот счет. У Никсона вызывают озабоченность прежде всего Вьетнам и Ближний Восток. Интересуют его и проблемы разоружения. Он проявляет интерес и к положению в Чехословакии.

В связи с моей предстоящей поездкой в Москву Раск также выразил желание встретиться. Беседа состоялась 25 ноября. Он поднял вопрос о встрече на высшем уровне. По словам госсекретаря, Джонсон в беседах снова возвращается к вопросу о такой встрече. Он по-прежнему считает, что если такая встреча состоится (ориентировочно в середине декабря), то она должна завершиться позитивными результатами. На ней в первую очередь мог бы быть обсужден вопрос об ограничении гонки стратегических вооружений.

„Есть ли у Советского правительства уверенность на счет позитивных результатов встречи? — спросил Раск. — Что могла бы предпринять Москва для некоторого сдвига в вопросах Ближнего Востока и Юго-Восточной Азии?"

Чувствовалось, что сам Раск по-прежнему скептически относится к идее столь запоздалой встречи.

Я сказал, что вопрос о встрече уже неоднократно обсуждался руководителями обеих стран и что вряд ли имеет смысл возвращаться к новому обсуждению.

Раск больше не затрагивал эту тему.

Много позднее из мемуаров Джонсона стало известно, что после ноябрьских выборов он пытался убедить Никсона совместно участвовать в советско-американской встрече на высшем уровне или послать на эту встречу свое доверенное лицо, чтобы быть в курсе деталей этой встречи. Однако Никсон уклонился от такого предложения.

2 декабря Никсон объявил о назначении Киссинджера на пост помощника президента по национальной безопасности. Москва заинтересовалась его личностью, но в тот момент посольство не могло сказать многого на этот счет.

Через несколько дней Элсворт снова пожелал встретиться со мной у него дома. Он сослался на „слухи" в Вашингтоне о возможной встрече Джонсона с советскими руководителями. По поручению Никсона, он хотел бы сообщить, что у избранного президента имеются серьезные возражения против этого. Он понимает положение так, что Джонсон сейчас руководствуется не интересами дела, а желанием возвысить свою роль в истории. От этого может быть только один вред. Никакой серьезной подготовки в вопросе об ограничении стратегических вооружений не может быть, поскольку нет уже времени. А встреча может породить большие надежды. И Никсону придется расплачиваться за последствия, порожденные нетерпением и разочарованием людей, введенных в заблуждение шумихой вокруг этой встречи. Джонсону осталось сидеть в Белом доме всего сорок дней, а Никсону — почти четыре года. То, что затевает Джонсон, может принести этому важному делу больше вреда, чем пользы! Что касается Никсона, то он, не проявляя такой поспешности, как Джонсон, подходит к этому вопросу положительно и серьезно. Никсон просит информировать Советское правительство об этом его мнении.

Через неделю Элсворту было передано для Никсона ответное сообщение из Москвы, в котором говорилось: „Поскольку, как выясняется, г-н Никсон, видимо, не в курсе всех обстоятельств дела, мы хотели бы информировать его о том, что вопрос о желании президента Джонсона встретиться с советскими руководителями был поставлен по инициативе американской стороны в начале июня с. г.

Затем в середине сентября и вновь в конце ноября американская сторона опять же по своей инициативе вернулась к этому вопросу… Мы не руководствуемся конъюнктурными соображениями. Наше отношение к проблеме ограничения гонки стратегических вооружений самое серьезное. Мы готовы обсуждать этот вопрос".

Таким образом, ставилась окончательная точка на непоследовательных и нерешительных попытках Джонсона организовать в последний момент встречу на высшем уровне.

Так достаточно бесцветно заканчивалось президентство Джонсона. Война во Вьетнаме похоронила все его мечты о создании в США „великого общества", а морально-политический облик Америки подвергся серьезному испытанию даже в глазах ее собственных граждан.

Перед окончательным переездом Раска из Вашингтона в Атланту, где он собирался жить и преподавать в местном университете, я пригласил его на прощальный ужин к себе в посольство.

Раск приехал на подержанном автомобиле старой марки. С горькой иронией он сказал, что после 8 лет пребывания госсекретарем, когда в его распоряжении были все средства современного транспорта — от правительственных автомобилей до самолетов, — ему теперь приходится снова учиться водить автомобиль и самому заказывать билеты в аэропортах. Небольшая пенсия и отсутствие собственного состояния не позволяют ему нанимать секретаря и другой обслуживающий персонал. Чувствовалось, что ему нелегко давался переход с поста госсекретаря на положение частного гражданина. И дело тут было не только в материальном положении, но и в отходе от крупных и интересных государственных дел. В этом он сам признался мне, хотя и говорил, что устал от долгой работы госсекретарем.

Раск был настроен на философские размышления. Да, в период Кеннеди и Джонсона были ошибки во внешней политике США, и он сам в немалой степени несет за них ответственность. Во многом ему самому придется еще разобраться. Но что было, то было, и он не намерен искать оправданий. Пусть история сама судит о его деятельности.

Мой собеседник до конца оставался верен себе: он продолжал придерживаться своих взглядов, но не пытался навязывать их кому-либо или публично отстаивать их после ухода в отставку. Его личная порядочность никогда никем не ставилась под сомнение.

Я проводил его до дверей посольства. Глядя вслед уезжавшему старенькому автомобилю, я невольно подумал о превратностях судьбы и о таком символическом конце ушедшей администрации.

Много лет спустя я посетил в Техасе мемориальную библиотеку Джонсона. Бывшего президента уже не было в живых. Было немного печально и грустно рассматривать экспонаты музея, в которых видное место занимали фотографии и другие пожелтевшие от времени материалы, относившиеся к взлету, а затем и падению Линдона Джонсона. Чувствовалось, что библиотека хранила немало несбывшихся надежд покойного президента. Один из немногочисленных посетителей заметил задумчиво: „Человек умер с разбитым сердцем".

Данный текст является ознакомительным фрагментом.