ЗАВЕТЫ ИГНАТА
ЗАВЕТЫ ИГНАТА
Игнат Некрасов, ушедший на Кубань с несколькими тысячами булавинцев в сентябре 1708 года, продолжал борьбу вплоть до своей смерти в конце 1737 года, в течение трех десятилетий. Появление отрядов казаков-некрасовцев, некрасовских лазутчиков, их призывы будоражили население Дона; многие донцы уходили к Некрасову на Кубань, пополняя ряды тех, кто не желал мириться с наступлением крепостничества, самодержавия на Дон, признавать власть бояр и князей, дворян и чиновников. Помимо казаков, на Кубань, в Туретчину ушло немало русских крепостных крестьян.
Некрасовцы принесли в созданную ими на чужбине общину порядки донского казачьего самоуправления. В нее они перенесли обычаи родного Войска Донского, только без вмешательства царя, Посольского приказа, карательных оргий Долгорукого и козней старшин. Недаром, как магнитом, некрасовская община притягивала к себе обездоленных и недовольных, внушала надежды угнетенным людям России. Издавна они мечтали о свободной, без барина, жизни на своей вольной земле — бежали в ее поисках то в белорусскую Ветку, то в заволжские скиты на Керженце, Ветлуге, Иргизе, то придумывали легенды о таинственной и счастливой Беловодии. Народные социально-утопические легенды сопровождают жизнь социальных низов в течение всей феодальной эпохи истории России. Одной из них стала легенда о «городе Игната» — «царстве некрасовцев»:
— Живут такие люди на берегу большого озера. Город у них большой, пять церквей в нем, обнесен он высокой стеной; четверо ворот — на запад, восток, север, юг. Ворота все закрыты. Только восточные открыты бывают днем. На воротах стоят оруженные часовые, а ночью и по стенам часовые ходят. В город свой те люди никого не пускают. Живут богато. У каждого каменный дом с садом, на улицах и в садах цветы цветут. Такая красота кругом. Занимаются те люди шелками. Обиды ни людям чужим, ни друг другу не делают. Женщины у них раскрасавицы, разнаряжены: носят зеньчуг [34], рубены, золотые монисты, лестовки [35] янтарные. Носят они сарахваны из серебряной и золотой парчи, а рубашки из лучшего шелка. Живут там женщины, как царицы. Мужики их любят, пальцем не трогают. Не дай господь, какой мужчина обидит свою жену — его за то смертью наказывают. Женщины и на круг ходят, и грамоте обучаются с дьяками вместе.
В город свой те люди мужчин не принимают и не пускают, а женщин принимают. Кто ни пройдет, того накормят, напоят, оденут и проводят ласковым словом: «Спаси тя Христос».
«Город Игната» с его равенством и братством, кругами и уважением к женщине, с одной стороны, отразил, в сильно идеализированной форме, порядки, царившие в столице Войска Донского — Черкасске, даже черты его внешнего облика (крепостные стены, ворота), с другой — строгие нравственные нормы, царившие в некрасовской общине на Кубани, в Добрудже (на Дунае) и азиатской Турции. Именно эти порядки некрасовцев и отвечали заветным чаяниям простого народа.
Петр и его помощники, преемники не раз пытались вернуть некрасовцев в Россию. Царь официально обращался к султану с просьбой выдать Некрасова, Лоскута, Павлова, Беспалого и других. Иван Андреевич Толстой, азовский губернатор, побуждал своего брата Петра, умнейшего и хитрейшего из петровских дипломатов, воздействовать на Стамбул:
— О Некрасове, — извещает он царя, — в Царь-град к брату своему писал я прежде сего. А ныне по письму Вашего величества домогатца того стану всячески, чтобы оного вора отдали.
Но властям российским не удалось вернуть некрасовцев. Они обосновались по правому берегу реки Лабы, у ее устья; построили здесь несколько селений. Позднее Некрасов с большей частью поселенцев перебрался на Таманский полуостров. Здесь, между Темрюком и Копылом, поставили три городка — Будиловский, Голубинский, Чирянский.
Уже через три года после ухода с Дона Некрасов с конным отрядом пришел в Саратовский и Пензенский уезды. Их появление подняло местных крестьян на борьбу против помещиков и воевод. Многих они побили и разоряли. С Некрасовым ушло на Кубань немало крестьян. В ответ Апраксин, казанский и астраханский губернатор, привел по царскому приказу регулярные полки, яицких казаков и калмыков на Кубань, разорил некрасовские городки.
Через год Некрасов громит феодалов под Харьковом, посылает прелестные грамоты по Дону, соседним русским и украинским уездам, призывает их жителей к восстанию. Еще через год в тех же местах действуют сорок его лазутчиков — под видом монахов и нищих они распространяют воззвания, подговаривают простой люд идти на Кубань. Два года спустя снова сам Некрасов со своими конниками громит домовитых по Дону — за их измену Булавину и его делу, за содействие царским властям в преследовании раскольников.
Из года в год агенты Некрасова появляются в России, в в 1720 году Петр издает против них специальный указ — их самих и тех, кто их укрывает, казнить без пощады. Беглецов с Дона задерживали специальные заградительные отряды. Но это мало помогало. В конце 20-х годов по призывам некрасовских эмиссаров, а их на Дону и в южных уездах России появилось до двухсот человек, казаки и крестьяне уходили на Кубань целыми станицами и селами.
С кончиной Некрасова походы в Россию прекращаются, а созданная им на Кубани община слабеет. Императрица Анна Ивановна несколько раз предлагала им вернуться на родину. Обещала дать землю, забыть их «измену». Некрасовцы отказались. Донской атаман Фролов по ее указу два года подряд разорял их селения. Екатерина II возобновила попытки вернуть некрасовцев в Россию. Но они не поддавались на уговоры. Несколькими партиями, в начале 40-х и в 60-е годы, они переселились в Добруджу, на устье Дуная и на остров Разельм. Жили в селениях Некрасовка, Слава Черкасская, Журиловка, Большие Дунавцы, Сары-Кей и других. Рыболовство и охота помогали им прожить.
1775 год, когда пришел конец Запорожской Сечи, осложнил и жизнь некрасовцев. В дельте Дуная появились запорожские казаки, основали здесь Задунайскую Сечь. Началась борьба за рыболовные угодья, землю, взаимные нападения. Некрасовцы в конце концов полностью разгромили Задунайскую Сечь, и она прекратила существование. Но и сами победители ушли отсюда — из-за столкновений с запорожцами и еще больше по причине появления царских войск в Измаиле, Крыму. В конце столетия большинство их переселяется в Энос, на берегу Эгейского моря, в западной части Турции, и на озеро Майнос, в восточной ее части, у Мраморного моря. Некоторое время спустя некрасовцы-эносцы воссоединились с майносцами. Те же, что остались на Дунае, постепенно ассимилировались с новыми выходцами, беглыми из России, и утратили многие из обычаев, принесенных с Дона. Майносцы же, в условиях проживания изолированной, замкнутой общиной, окруженные чуждой, турецкой средой, наоборот, держались стойко — сохранили черты общественного казачьего самоуправления, язык, предания, песни своих предков, сказания об Игнате, его «заветах», «Игнатове слове».
На Майносе некрасовцы жили в пяти станицах. Турки называли их поселение Бив-Эвле, то есть «селение из тысячи домов», или, что очень характерно, «Игнат-казаки». Их косили чума и тропическая лихорадка, поскольку обитали они чуть ли не на болотах; преследовали турецкие власти. Но они держались крепко, стояли друг за друга. У них появлялись выходцы с Эноса и Дуная. Этническая, культурная, религиозная стойкость, приверженность языку и обычаям предков помогли им не только выжить, но и сохранить национальную самобытность. Иностранцев-путешественников, посещавших русское поселение на Майносе, поражали трудолюбие, моральная чистота, общественный порядок, грамотность некрасовцев. Сами они считали, что все это потому, что они свято соблюдали «заветы Игната».
Игнат Федорович Некрасов, накануне Булавинского восстания атаман Есауловского городка, убежденный раскольник, как и многие другие повстанцы, отличался крепким характером, стойкостью убеждений. Свои взгляды, устремления, воспитанные в условиях демократической донской общины, он и перенес на Кубань, в основанную им здесь общину. Провозглашенные им принципы, проводимые строго и неукоснительно, стали своего рода конституцией некрасовской общины, а она существовала два с половиной столетия [36].
Более 170 «заветов Игната» некрасовцы, мужчины и женщины, передавали из поколения в поколение, донесли до нашего времени, когда они снова живут па Родине. Созданы они самим Некрасовым, его соратниками, последователями-потомками. Собственно говоря, «заветы» — продукт коллективного творчества, но имя инициатора, первого и главного «законодателя» члены общины закрепили за своей «конституцией» навечно. С самого своего основания ее члены во главе с Некрасовым решили:
— Царизме не покоряться, при царизме в Расею не возвращаться.
Правда, первые партии некрасовцев вернулись из Турции в 1912—1913 годах. Но тогда, в пору революций и Государственной думы, позиции царизма ослабли, и некрасовцы, тяга которых на родину, наоборот, усилилась, предприняли первые шаги.
Как и на Дону, высшим органом власти являлся у некрасовцев круг — общая сходка. Атаман, избиравшийся крутом на один год, осуществлял исполнительную власть. Их распоряжениям обязаны подчиняться все:
— Ни один член общины не может отлучиться без разрешения круга или атамана.
— Никто не имеет права общаться с турками.
— Одну треть заработка казак сдает в войсковую казну.
Третья часть средств, полученных общинниками от рыболовства, скотоводства, охоты, шла на содержание школы, где обучали мальчиков (с начала нынешнего столетия — и девочек), на престарелых, больных, церковь, вооружение.
Некоторые установления отличались большой строгостью:
— За измену войску расстреливать без суда.
— За брак с иноверцами смерть.
— За изнасилование женщины бить плетьми до смерти.
— За измену мужу жену закопать в землю по шею или — в куль да в воду.
— За убийство члена общины виновного закопать в землю.
К женщине некрасовцы относились уважительно:
— Муж должен относиться к жене с уважением.
— Муж, обижающий жену, наказывается кругом.
Все наказания устанавливает круг. Он же может «поучить» или отстранить от должности атамана — за нераденье, корыстолюбие. В работе круга, принятии им решений участвуют все казаки с 18-летнего возраста. С 30 лет они могут занимать воинские должности, с 50 быть избранными в походные и войсковые атаманы, старшины. Виновного круг может лишить казачьих прав, и он тем самым становится вне закона — его всякий может убить.
Круг принимает в общину пришельцев-христиан. Только он может открыто помогать бедным, больным; члены же общины должны делать это тайно (согласно одному из заветов первоначального христианства: «Творите милостыню тайно»), чтобы избежать греха гордыни, не смущать принимающего милостыню («завет от Игната был: дает правая рука, не видит левая»).
Каждый член общины занимается тем делом, ремеслом, на которое способен. Все должны почитать старших. За неподчинение старшим — наказание плетьми. За непослушание и оскорбление родителей — бить батогами или лишить жизни (в зависимости от тяжести поступка).
Столь же суровы религиозные предписания некрасовцев-раскольников:
— Держаться старой веры.
— Попов никонианского и греческого рукоположения на службу не принимать.
— Попа, не исполняющего волю круга, можно выгнать и даже убить, как бунтовщика, еретика.
— За богохульство расстреливать.
Эти и прочие законоположения некрасовцы записали в «Игнатову книгу». Ее хранили в священном ларце в церкви на Майносе. Имелось у них и знамя Игната. Когда оно совсем обветшало, по его образцу в начале нашего века круг решил изготовить точную копию [37].
«Заветы Игната» не были мертвой догмой, пустой бумажкой. Они реально бытовали у некрасовцев. В. П. Иванов-Желудков (Кельсиев), побывавший на Майносе два года спустя после отмены крепостного права в России, посещал их круги, наблюдал повседневную жизнь, обряды. Убедился в реальной власти круга и атамана:
— Атаман решает, виноват или не виноват обвиняемый, а наказать или не наказать — приговаривает круг.
— Если круг прощает, то виноватый кланяется атаману, потом старикам, потом на все стороны; и тем дело кончается. Если круг приговаривает поучить, то учат...
Подобного наказания, если на то появятся веские основания, не может избежать и атаман:
— А что атамана можно высечь и секут, это не подлежит сомнению и вовсе не выходит из ряда обыденных событий майносской жизни. Точно так же (как и других, рядовых казаков. — В. Б.) кладут ничком и точно так же заставляют поклониться в землю и поблагодарить словами: «Спаси Христос, что поучили!» Затем ему вручается булава, символ его власти, которую на время наказания отбирает какой-нибудь старик. Вручив булаву, все валятся атаману в ноги, вопя: «Прости Христа ради, господин атаман!» — «Бог простит! Бог простит!» — отвечает, почесываясь, народный избранник, и все входит в прежний порядок.
Преследования турецких властей, с 1860-х годов заставлявших их служить в аскерах (солдатах) не только в военное, но и в мирное время, потеря земель, новое переселение (с Майноса на остров Маду на Бейшеирском озере), эпидемии, увеличение налогов, вмешательство турок во внутренние дела общины, ее расслоение — экономическое, социальное, религиозное — привели к вымиранию некрасовцев, нарушению «заветов Игната» (к примеру, запрета одному казаку работать на другого). Некрасовцы-земледельцы становились богаче в сравнении с рыбаками. Первые посвящали своих попов в Белой Кринице, то есть приняли австрийское священство; вторые — посвящали их в Москве.
Несмотря на это, некрасовцы сохранили связь с прошлым, свои обычаи, отческие предания, культуру предков. Ни жизненные передряги, ни проживание в Туретчине не заставили их, например, поступиться своим старинным языком:
— Чище нашего языка нет, — уверена П. С. Герасюшкина, одна из женщин-некрасовок. — Сколько мы ездили по чужим странам, сколько языков поменяли: и румынский, и болгарский, и греческий, и турский, и грузинский — один только наш русский язык устоял.
Казачка говорила эти слова лет тридцать тому назад. А почти столетие до нее некрасовец с Майноса выразил то же убеждение в разговоре с Ивановым-Желудковым:
— И ты тоже, — сказал он ему, — хорошо по-русски говоришь, Василий.
— Ну, мне-то оно и не чудно: я родился и вырос в России.
— А самый чистый русский язык, — возразил майносец, — энто у нас. Пройди по всему энто белому свету, чище нашей речи нигде не найдешь.
Действительно, некрасовцы-майносцы, как отмечают специалисты, в неприкосновенности сохранили язык донских казаков булавинско-некрасовской эпохи.
В преданиях, старинах-бывалыцинах некрасовцы сберегли память о народном восстании, которое возглавили Булавин, Некрасов и другие предводители. Некрасов — главный герой их фольклора, авторитетный вождь и законодатель, положивший начало их общины, самоуправлению. Ведь именно он увел часть казаков с семьями, спас их от карателей, от гибели. В народном сознании Игнат наделен даром волшебника, сверхъестественной силой. Неудивительно, что именно ему предание приписывает расправу с Долгоруким. Этот и другие вымыслы понятны — таково обаяние его имени в народно-поэтическом сознании. С ним связываются и борьба с царем Ерохой — Петром, и надежды на освобождение от гнета бояр и воевод, и ненависть ко всем поработителям, обидчикам.
Недаром простой народ создал мечту о земле обетованной — «городе Игната Некрасы и о царстве некрасовцев»:
— Вот наши старики, — повествует Т. И. Капустина, — стали ходить по разным странам и искать тот Игнатов город. Все время искали. Думали: как найдут тот Игнатов город, так и уйдут к своим, в Расею. Во многих странах побывали казаки, да только так и не нашли того города. А есть он! Как ему не быть, когда его люди видали?! Не станут же люди неправду гутарить!
Рассказчица уверена, что другие люди, в отличие от майносцев, видели город Игната:
— Может, Игнат на нас, майносских, сердце поимел, что его завет нарушили? Вот он и прятал тот город от наших казаков. Игнат-то наш силу такую имел. Он и войско свое невидимым делал. Старики так и гутарили: — Игнат дороги прятал к своему городу. Туман напускал на город.
Светлую память сохранял народ о Некрасове и том святом деле, которому он, как и Булавин, посвятил свою жизнь. В одной из песен Игнат говорит, перед уходом на Кубань, «речи грозные»:
Не слыхать вам, казакам, звону колокольного,
Да не видать вам, донским казакам, Дону Тихого,
Забыть вам, донским казакам, веру христьянскую,
Ой-да, привыкать-то донским казакам к бою-подвигу
Ой, к бою-подвигу супротив царя да супротив бояр.
Ой-да, мы царю не сдадим вольной вольницы,
Ой-да, за Булавина отдадим свои бойны головы.