Жан Маре Актер и человек

Жан Маре

Актер и человек

«Жан Маре красив – и только», – писали критики в самом начале его карьеры. «Он создал за полвека свою актерскую вселенную, в которой талант выступил умноженным на мечту и на поэзию. Франция потеряла одного из самых выдающихся своих актеров и художников», – заявил премьер-министр Франции после его смерти. Между этими двумя высказываниями – целая жизнь, насыщенная и плодотворная, полная головокружительных успехов и неизбежных потерь. В чем только не проявлял себя его талант: он был актером, режиссером, каскадером, художником, скульптором, гончаром, декоратором. А еще – щедрым, благородным, любящим и скромным человеком. «Жизнь несправедлива. Мне ничего от нее не доставалось, кроме самого лучшего», – сказал он незадолго до смерти.

Жизнь Жана Маре началась в городе Шербур 11 декабря 1913 года. Его отец, Альфред Маре-Виллен, который предпочитал опускать вторую часть своей фамилии, был ветеринарным врачом. Мать звали Мари-Алина, но она еще до замужества переименовалась в Анриетту. Первыми у Альфреда и Анриетты родились Анри и Мадлен, но Мадлен буквально за несколько дней до рождения Жана умерла, и Анриетта очень надеялась на то, что у нее снова родится дочка. Узнав о том, что родила мальчика, она поначалу отказалась его видеть. Судя по тому, что сам Маре неоднократно упоминает об этом в автобиографии «Жизнь актера», его это обстоятельство очень задевало. Сам он в детстве любил мать безумно и безраздельно. Впрочем, и она очень скоро сменила гнев на милость, так что их чувства в конце концов стали взаимными. «Моя мать была одновременно строгой и справедливой, нежной и суровой, веселой и серьезной, элегантной и краси вой, красивее Пирл Уайт», – так писал о ней Маре в автобиографии. Более весомого комплимента и придумать невозможно, учитывая то, что звезда немого кино Пирл Уайт была его кумиром с четырех лет, когда мать впервые отвела его в кино. После этого Жан назвал всех своих кукол Пирл Уайт, разыгрывал с ними и оловянными солдатиками сцены из запавшего ему в душу фильма «Тайны Нью-Йорка» и страстно мечтал стать актером.

Отца он совершенно не знал: тот ушел на войну в 1914-м, а сразу после его возвращения мать оставила его и переехала вместе с детьми, матерью и теткой в Париж, после чего они перебрались в Везин, а затем в Шату. Сама она рассказывала Жану, что приняла это решение, после того как Альфред залепил ему за дерзкую реплику пощечину, но, когда Маре много лет спустя разговаривал с другом отца, тот эту версию не подтвердил. Возможно, Анриетте просто было тесно в рамках провинциального городка и уже надоевшего супружества.

Сыновей она действительно очень любила: много играла с ними, устраивала розыгрыши и костюмированные представления. Воспитывала: учила побеждать страх, не ныть во время обработки ран и ссадин, не ябедничать друг на друга. Периодически она куда-то пропадала – бабушка и тетя говорили, что она уехала по делам или путешествует.

Однажды она пошла с Жаном в театр. В спектакле было задействовано только два участника. Главную героиню звали Розалин, а героя – Шабишу. Юного Жана так впечатлила история любви этих персонажей, что он стал воображать себя Шабишу, а свою мать – Розалин. В итоге мать обрела для него новое имя – так он ее потом до самой ее смерти и называл.

Подросшего Жана отдали в коллеж. Учился он плохо – не потому, что не хватало мозгов, а потому, что это не было престижно среди его сверстников. Мальчик хотел нравиться одноклассникам, быть популярным – и поэтому отчаянно хулиганил, всячески проказничал, организовывал и возглавлял школьные банды. Единственные предметы, по которым он хорошо успевал, – это физкультура и декламация. Интерес к последней подскочил у него после начала эры звукового кино – мечта стать актером никуда не делась. А еще он напропалую врал: рассказывал одноклассникам и учителям, что его родители богатые аристократы, и воровал – из карманов, портфелей, шкафчиков в раздевалках, сумок бабушки и тетки. Однажды украл в школе коробку с красками – и, чтобы украденное не пропадало зря, научился рисовать.

Прекратилось это внезапно – Жан впервые осмелился воровать в магазине и украл замшевую куртку. «Теперь мне стало понятным выражение представителей преступного мира: “Живот подвело от страха”. Кроме того, я не мог выходить из дома в этой куртке, опасаясь расспросов родственников. Понадобилась хитрость индейцев сиу, чтобы носить ее. Я подарил куртку кому-то и больше не воровал».

Учебные заведения Маре сменялись с завидной частотой: из одних его выгоняли за неуспеваемость, из других – за вызывающее поведение. Однажды, когда ему было уже четырнадцать лет, его исключили за то, что он переоделся девушкой и несколько часов флиртовал на прогулке с одним из нелюбимых учителей, чтобы проучить его, а заодно почувствовать себя выдающимся актером. Под конец обучения, правда, Жан проявил некоторое рвение в овладении знаниями, но было уже поздно: в шестнадцать лет ему пора было приниматься за работу, потому что денег в семье катастрофически не хватало.

Он стал работать на заводе по производству радиоприемников, подносил игрокам клюшки на полях для гольфа и, наконец, устроился помощником фотографа, где научился проявлять, печатать, ретушировать. Однажды они с фотографом поехали делать репортаж в женскую тюрьму. У Маре взяли документы, после чего под каким-то предлогом попросили удалиться. На следующий день ему сообщили, что он уволен. Только тогда он догадался, что его мать не уезжала ни в путешествия, ни в деловые поездки, а сидела в тюрьме. Выяснилось, что она всю жизнь была воровкой, и воровала не только потому, что таким образом зарабатывала себе и семье на жизнь, но и потому, что страдала клептоманией. Много позже, когда Маре сам стал зарабатывать столько, что матери уже не нужно было думать о пропитании, она все равно продолжала воровать, и это было причиной их постоянных ссор и размолвок.

Верный мечте стать актером, Маре начал параллельно с работой в фотоателье пытаться поступить в театральные училища. На одном из прослушиваний ему сообщили: «Молодой человек, вам нужно лечиться, вы закончен ный истерик». Эти слова буквально отрезвили его и послужили толчком к серьезным размышлениям. Позже он вспоминал в автобиографии: «Вскоре я понял, что ремесло актера состоит не в том, чтобы пребывать в состоянии гипноза и наслаждаться, как какой-нибудь мазохист, муками своих персонажей, а, при звав на помощь свои чувства, скрытые эмоции, управлять ими, выдавая ровно столько, сколько нужно».

После нескольких неудач с поступлением Маре решил подойти к желаемой профессии с другой стороны – попробовать себя в кино. Он разузнал адрес одного из режиссеров и заявился в гости с просьбой устроить ему прослушивание. Режиссеру, видимо, понравилась внешность юного красавца, и он дал Маре несколько эпизодических ролей в своих фильмах. Дал бы и главную, если бы тот согласился лечь с ним в постель, но Маре отказался. В конце концов он устроился на актерские курсы Шарля Дюллена. У него не было денег, чтобы их оплачивать, поэтому он подрабатывал у Дюллена статистом. Однажды удача по-настоящему ему улыбнулась, летом 1937 года к Дюллену пришла девушка с других курсов: труппа молодых актеров собиралась ставить «Царя Эдипа» по пьесе Жана Кокто, но им не хватало исполнителей мужских ролей. Маре, узнав о предложении, тут же за него ухватился: он уже слышал, что Кокто ставит новую пьесу, и главную роль в ней будет играть актер, имеющий однотипную с Маре внешность. Поэтому надеялся, что Кокто даст ему роль дублера, но не мог найти с автором пьесы никаких контактов. И тут – такая возможность.

На прослушивании Жан так приглянулся Кокто, что тот дал ему главную роль – царя Эдипа. Остальным это не понравилось – все-таки Маре был не из их труппы. Они попросили Кокто поменять решение, и в итоге Жану досталась маленькая роль в хоре, но он все равно был рад, ведь знакомство с Кокто состоялось. Потом, правда, он долгое время не мог решиться попросить заветную роль дублера, пока сам Кокто не подошел к нему и не сказал, что актер, который должен был исполнять главную роль в его новой пьесе, играть не может – из-за контрактов в кино. В итоге Маре получил то, на что даже не смел и надеяться: главную роль рыцаря Галаада в пьесе прославленного драматурга.

Три раза он приходил на прослушивание пьесы к Кокто домой – точнее, в отель «Кастилия», где тот тогда жил; и каждый раз опасался, что повторится история с режиссером, требовавшим за главные роли интимных услуг. Но опасения его не оправдываются – Кокто не требует от него ничего сверх актерской игры. Прошла премьера «Царя Эдипа» – не слишком удачно, несмотря на хорошую игру молодежной труппы: спектакль был, как и многие другие постановки Кокто, слишком смелым и новаторским, чтобы публика сразу его приняла. После этого Кокто исчезает на два месяца – Маре уже начал переживать за судьбу своей роли Галаада. И тут – телефонный звонок. «Приходите немедленно, произошла катастрофа!» Маре прибежал в отель, боясь, что спектакль, в котором он должен играть, отменили или роль пришлось отдать кому-то другому. Но катастрофа заключалась совсем в другом. «Катастрофа… Я люблю вас», – признается ему Кокто. Маре оказывается перед серьезным выбором. Он уважал Кокто и восхищался им – но не любил. Однако ему очень хотелось сделать карьеру. К тому же ситуация была совсем не такая, как с тем режиссером, – в этом случае, соглашаясь на роль возлюбленного, он понимал, что может подарить счастье великому человеку. И он солгал – сказал, что тоже любит. Впрочем, играть роль ему пришлось недолго: «Каждый, кто приближался к Жану, не мог его не полюбить», – напишет он позже.

Невозможно переоценить роль, которую Кокто сыграл в жизни Маре. Причем не только в его актерской карьере. Маре на тот момент был человеком малообразованным: в школе серьезно не занимался, а в шестнадцать лет и вовсе перестал учиться. Кокто же был гением, причем в самых разных областях: выдающийся поэт, писатель, драматург, художник, режиссер, декоратор, – он ошеломлял Францию новаторством и яркостью своего творчества еще со времен первых дягилевских сезонов, когда Сергей Дягилев попросил его:

«Жан, удиви меня». Кроме того, это был разносторонне развитый, очень эрудированный и начитанный человек, который знал обо всем на свете, а если чего не знал, мог мгновенно овладеть новой информацией. Маре в автобиографии вспоминает один связанный с этим эпизод: они как-то поехали на гастроли в Турцию, о которой Кокто знал так мало, что спросил, почему они едут в Стамбул, а не в Константинополь. Но во время первого же своего выступления перед турецкой аудиторией он так пора зил всех объемом своих знаний о турецких обычаях, культуре, системе образования, что ему устроили бешеную овацию. Когда изумленный Маре спросил, откуда тот взял все эти сведения, Кокто ответил, что успел с утра посетить местную библиотеку.

И вот такой человек берет под свое покровительство начинающего актера. «Благодаря ему я открывал красоты, о которых даже не подозревал, которых сам никогда бы не заметил. <…> Его восхищение всем прекрасным, необычным так много мне дало! и при этом ни разу он не пытался преподать мне урок. Я мог смело задавать ему вопросы, выдающие мою ужасную необразованность. Он отвечал на них терпеливо, без удивления. Я был счастлив». Чутко и ненавязчиво руководил Кокто расширением кругозора своего возлюбленного Жанно, давал ему читать свои любимые книги, помогал раскрыться его актерскому дарованию.

А еще Кокто писал ему прекрасные стихи, листочки с которыми просовывал по ночам в щель под дверью в комнату Маре в квартире на площади Мадлен, где они поселились вместе вскоре после знакомства. Уже после смерти Кокто Маре издал эти стихи сборником, написав в предисловии: «Я долго предполагал, что буду тайно хранить эти стихи. Но теперь я думаю, что нехорошо из эгоизма утаивать такое богатство».

О солнце любви твоей обжигаюсь,

Но бегу от защиты любой,

Ибо если я чем опьяняюсь,

То вовсе не опиумом, а тобой.

Опиум был одним из камней преткновения в их отношениях. Маре хотел, чтобы Кокто избавился от этой зависимости, но долгое время был бессилен. Только в начале войны, когда опиум раздобыть становилось все труднее, он уговорил Кокто пройти лечение в клинике. Позже тот снова вернулся к своей привычке – но уже после того, как они расстались. Самому же Маре удалось избежать манящего соблазна – он понимал, что это может плохо сказаться на его карьере. Он вообще не был подвержен столь характерным для богемы порокам: пил мало, причем крепкие напитки вообще не любил; курить начал крайне неохотно и только для того, чтобы его голос стал ниже и приобрел благородную хрипотцу.

Актерская слава Маре началась со спектакля «Трудные родители» – эту пьесу Кокто написал специально для него, отчасти вдохновляясь отношениями Маре с матерью. Роль была сложная – Маре даже сначала испугался, что никогда не сможет сыграть такой многогранный характер. Но справился, причем блестяще. Кокто собирался экранизировать пьесу, но помешала война, – в итоге фильм был снят уже в конце 1940-х годов.

Первый год войны, до капитуляции Франции, Маре отслужил шофером – как раз кстати при нехватке автомобилей оказалась машина Кокто, которую Маре предложил в распоряжение воинской части. Потом его поставили наблюдателем – высматривать с высокой башни немецкие самолеты, причем сам он не был уверен, отличит ли их от французских: имея очень слабое зрение, носить очки он отказывался, считая, что они подпортят его мужественный имидж. В итоге в настоящих военных действиях Маре так и не поучаствовал, зато во время отступления подобрал в лесах Прованса привязанную к дереву собаку. Как он сам потом говорил, это была взаимная любовь с первого взгляда.

Пес, которому он дал кличку Мулук, верно следовал за хозяином всюду – даже ездил один на метро к нему в театр и снялся с ним в фильме «Вечное возвращение», который режиссер Жан Деллануа поставил по пьесе Кокто, написанной по мотивам истории Тристана и Изольды. Фильм оказался настоящим прорывом. До него Маре уже успел сняться в нескольких картинах, но именно «Вечное возвращение» сделало из актера суперзвезду. Поклонницы начали забрасывать его письмами – их приходило по триста штук каждый день. Отвечать взялась Розалин: она подделывала почерк сына и даже составила картотеку поклонниц, чтобы не посылать им одинаковые фотографии.

С обожанием поклонниц в жизни Маре было множество курьезных случаев. Одна попросила его в письме «подарить ей мальчика», затем выследила актера, когда тот шел по парку, и начала преследовать, пока он не пообещал ей принести на следующий день пробирку с тем, что требуется для зачатия мальчика. После такого предложения поклонницу как ветром сдуло. Другая поклонница упала в обморок, когда простуженный Маре, раздавая автографы, высморкался, – она не ожидала такого от звезды экрана.

Несмотря на войну, актерская карьера Маре активно развивалась. Он снимался в кино, играл в театре, сам ставил спектакли, причем постановка им расиновской «Андромахи» показалась коллаборационистам настолько революционной, что они попытались сорвать спектакль, забросав сцену бомбами со слезоточивым газом, а сам Маре удостоился в вишистской прессе утверждения, что представляет для Франции большую опасность, чем английские бомбы. После этого прошел слух, что его собираются арестовать: каждое утро он просыпался около пяти и прислушивался, не идут ли за ним.

После освобождения Парижа Маре записался добровольцем в дивизию Леклерка и отправился на фронт помощником водителя бензовоза. На фронте он получил военный крест – по его мнению, совершенно незаслуженно: во время бомбежки он сидел в своем грузовике и ел варенье, включив мотор, чтобы не замерзнуть. И таким образом, сам того не подозревая, выполнил недавно вышедший приказ о том, что водители не должны ни при каких обстоятельствах покидать свои грузовики и заглушать двигатели. Крест Маре никогда не носил – как он сам объяснял, из уважения к людям, которые на самом деле совершали подвиги.

Еще во время войны он чуть было не женился. Чтобы получить на четыре дня отпуск, он полушу тя сделал предложение актрисе Миле Парели, с которой у него был до этого непродолжительный роман во время съемок. К его удивлению, Мила с большим энтузиазмом согласилась. Впрочем, из этой затеи ничего не вышло: Маре пожил с Милой недолго, пока его дивизион участвовал в параде в Париже, и все это время не мог один выйти даже за пачкой сигарет. После этого он сказал ей: «Если это и есть брак, не будем об этом больше говорить». Впрочем, отношения у них остались прекрасные – Маре вообще умел душевно дружить с женщинами. Одна из них, также партнерша по съемкам, Мишель Морган, по его словам, была единственной женщиной, которую он мог бы полюбить. Но у них тоже ничего не вышло: Мишель предпочла ему Анри Видаля, за которого вышла замуж. С Жаном же они навсегда остались близкими друзьями.

После войны слава Маре как выдающегося актера упрочилась. Один за другим выходят фильмы, в которых он исполняет главные роли, в том числе «Рюи Блаз», с которого начался его имидж «героя плаща и шпаги», – в этом фильме он сам исполнил все сложнейшие трюки, а из-за одного даже чуть не утонул; блистательные фильмы Кокто: «Красавица и чудовище», для съемок в котором Маре был вынужден гримироваться каждый день по пять часов, «Двуглавый орел», «Трудные родители», «Орфей». «Орфея» вообще можно назвать вершиной актерского творчества Маре – он исполнил блистательную драматическую роль в фильме, который и сейчас считается одним из шедевров кинематографа. Для его съемок Кокто придумал множество новаторских решений, включая эффекты с зеркалами, через которые должна была проходить Смерть со спутниками. Когда Маре в роли Орфея погружал руки в зеркало, роль зеркала исполнял тазик с ртутью.

Личный союз Маре и Кокто к этому времени уже распался – впрочем, они остались друг для друга самыми близкими людьми: лучшими друзьями, учителем и учеником, отцом и сыном. У Кокто появился новый партнер, Эдуар Дермит, Маре же познакомился с американским танцовщиком Джорджем Райхом – по его воспоминаниям, Джордж не ушел однажды из дома Маре, когда у него заболел живот, да так в итоге и остался на десять лет. Когда он все-таки ушел, влюбившись в другого, Маре это очень тяжело переживал, даже писал письма Кокто, в которых предполагал, что это испытание, посланное ему за всю ту боль, которую он причинял Кокто. Кокто на это ответил, что Жан никогда не причинял ему боли.

Пятидесятые годы были для Маре очень плодотворным временем: он снимался в нескольких фильмах в год, постоянно исполняя главные роли, и еще умудрялся успевать играть и ставить пьесы в театре. Одной из самых успешных его постановок стал «Пигмалион» с Жанной Моро в роли Элизы. Именно благодаря ему Моро стала настоящей звездой. В конце пятидесятых, вместе с фильмами «плаща и шпаги» Андре Юнебеля слава Маре распространяется широко за пределы Франции: женщины во всем мире узнали и полюбили благородного Монте-Кристо, отважного капитана Фракасса и многих других блистательных героев, исполненных Маре. Практически все трюки в этих фильмах Маре делал сам: ездил верхом, фехтовал, прыгал с крыш и мостов, карабкался по стенам. «Я не боюсь. Нет, я не хочу дублера», – постоянно повторял он со смехом. Периодически в ходе исполнения этих трюков случались травмы: так, однажды, прыгнув с балкона на грузовик, он соскользнул с крыши машины и сломал себе обе руки. Но в основном удача от него не отворачивалась, и трюки получались блестяще.

А вот в личной жизни период конца пятидесятых – начала шестидесятых был для него тяжелым. Заболел раком его брат Анри – Маре взял его к себе и заботился о нем до самой его смерти. Умер отец, с которым он никогда не общался, – но, когда ему сообщили, что отец смертельно болен, Маре поехал к нему, познакомился, успел узнать и проникнуться теплыми чувствами. Потом, правда, узнал, что его отцом был другой человек, а Альфред Маре не мог иметь детей, и Розали это подтвердила, но Жан так до конца в это и не поверил – у матери под конец жизни очень испортился характер, она постоянно устраивала ему скандалы, ко всем ревновала и очень многое сделала, чтобы поссорить его с близкими, поэтому могла так сказать, просто чтобы сделать ему больно. За матерью, несмотря на то, что любовь к ней в его сердце умерла, он тоже преданно ухаживал до самой ее смерти в 1964 году.

Но самый тяжелый удар Маре пережил в 63-м, когда умер Жан Кокто. У Кокто под конец жизни было много проблем со здоровьем, он перенес два инфаркта – после каждого Маре оказывался рядом и делал все, чтобы тот поскорее шел на поправку; в итоге в возрасте семидесяти четырех лет режиссер умер от отека легких. Получив это известие, Маре почувствовал, что жизнь для него остановилась. «Жан, я люблю тебя. Ты сказал в “Завещании Орфея”: “Друзья мои, притворитесь, что плачете, потому что Поэт лишь притворяется мертвым”. Жан, я не плачу. Я буду спать. Я засну, глядя на тебя, и умру, потому что впредь я буду делать вид, что живу».

После смерти Кокто Маре сделал все, чтобы память о его великом друге и возлюбленном продолжала жить: он написал книгу «Непостижимый Кокто», ставил пьесы Кокто в театре, читал его стихи со сцены и издал их сборником. В 1983-м, через двадцать лет после смерти Кокто, он вместе с Жаном-Люком Тардье написал пьесу «Кокто-Маре», поставил ее в театре «Ателье» и гастролировал с этим спектаклем по многим странам.

После смерти практически всех близких людей утешением для Маре мог бы стать приемный сын Серж, которого он усыновил в начале шестидесятых, – встретил случайно в ресторане девятнадцатилетнего полунищего паренька-цыгана и проникся к нему отцовскими чувствами. Но Серж не оправдал возложенных на него надежд: он любил Маре, но был очень ленивым и не интересовался в жизни практически ничем, кроме женщин, которых постоянно менял. «Цыгане – аристократия лени», – говорил Кокто Маре, когда тот жаловался ему на инертность Сержа. Со временем приемные отец с сыном совсем отдалились друг от друга и почти перестали общаться.

Вообще этот эпизод с усыновлением неудивителен для Маре. Он всегда отличался большой душевной щедростью и желанием помочь людям, попавшим в затруднительное положение. Однажды, путешествуя по Италии, подобрал жутко грязного человека в лохмотьях и не только подвез до нужного места, но и дал ему денег на парикмахерскую и поделился собственной чистой одеждой. В другой раз купил в аэропорте билет пожилой женщине, у которой не хватало денег, чтобы вернуться домой.

Великодушие и щедрость, а также скромность и тактичность отмечали все, кто был знаком с этим выдающимся человеком. Он никогда не страдал звездной болезнью и не относился к себе и своим достижениям серьезно. «Я лентяй, – писал он о себе, – и никогда этого от себя не скрывал. Все, что меня не забавляет, кажется мне смертельно скучным, а игра, насколько мне известно, не требует особых усилий – поэтому я всегда играл. Я играю в театре, в кино точно так же, как я играю, когда рисую, пишу картины, леплю, занимаюсь постановкой спектаклей, создаю декорации. Я играю до изнеможения то в актера, то в гончара. Я играю сам с собой, против самого себя, будучи одновременно ребенком, взрослым, стариком…»

С шестидесятых, после оглушительного успеха «Фантомаса», которого он сам ненавидел, Маре почти не снимался в кино, но продолжал играть в театре, а последние десятилетия жизни всерьез увлекся новым для себя занятием. Он переехал в провинциальный городок Валларис на юге Франции и занялся скульптурой и гончарным делом совместно с супружеской парой Джо и Нини Паскали, которые на склоне лет стали его лучшими друзьями. Они втроем даже открыли магазин гончарных изделий, который так и назывался – «Жан Маре». Одну из его скульптур поставили на площади перед этим магазином.

В конце 80-х ему поставили диагноз «рак костного мозга», но он долгое время о нем не знал, продолжая плодотворно работать. Умер он в ноябре 1998 года от отека легких, как и Жан Кокто тридцать пять лет назад. Незадолго до смерти он сказал: «Я ожидаю свою смерть с крайним любопытством. Нужно уметь подчиняться неизбежному».