Глава третья

Глава третья

Наступали горячие денечки подготовки дипломной работы. Сергей Михайлович Белоцерковский вспоминает, что ему было очень приятно, когда Юрий Гагарин вместе с Андрияном Николаевым попросили взять над ними руководство. «А может быть, и дальше», — добавили они.

Во время обсуждений темы у кого-то из космонавтов, говорят, у Павла Поповича, возникла когда-то, в начале учебы, еще при жизни Королева, мысль обсудить наметки с Главным конструктором. Сергей Павлович принял тепло и сердечно. Замысел, тема ему в целом понравились, он их одобрил, сделав целый ряд интересных замечаний. И высказал одно суждение, которое не раз вспоминали потом:

— Покажите им, Сергей Михайлович, как тяжело быть в нашей «шкуре». Это очень важно. «Шкуру» космонавта они почувствовали, а «шкуру» конструктора — нет. А им надо хорошо понимать, чувствовать и трудности космонавта, и трудности конструкторов.

И как напутствие прозвучали его слова:

— Смелый, искусный летчик и космонавт. Грамотный, думающий инженер. Это то, что нужно. И не останавливаться на этом — вы же на переднем крае новой научной проблемы!

После этой встречи окончательно были распределены темы между дипломниками. И хотя еще шли обычные учебные занятия, космонавты уже начали расчеты.

Сергей Михайлович Белоцерковский наблюдал, анализировал:

«Дипломная работа — не реальный проект, но и она позволяет дать общую оценку идеи, выявить ее плюсы и минусы. А комплексный диплом хорош тем, что в нем летательный аппарат рассматривается не односторонне, а многопланово. Но этим он и труден. Нелегко было состыковать отдельные дипломные работы в единое исследование, а части летательного аппарата — в целую конструкцию. В этом почти всегда участвовал дипломник № 1 — Юрий Гагарин. Своим умением глубоко видеть проблемы, деловитостью и четкостью он поражал всех нас. А его доброжелательность, общительность и юмор помогали в самые трудные моменты.

Гагарин «конструировал» и «облетывал» свой летательный аппарат, широко используя имевшуюся тогда вычислительную технику — цифровую и аналоговую. ЭВМ не только интенсифицируют исследования, но и позволяют глубже подойти к проблеме, найти узкие места ее. Эту задачу он решал вместе с Андрияном Николаевым.

Гагарину дали возможность побывать и в «шкуре» конструктора, и в «шкуре» космонавта. На специальном стенде-тренажере моделировались предпосадочный маневр и посадка самолета. «Полет» воспроизводился с помощью аналоговой электронной машины.

И вот почти две недели по нескольку раз в день разыгрываются с вариациями похожие сцены. Идет упорный поиск — как улучшить компоновку. Результаты анализируются, и «конструктор» Гагарин, принимая решение, восклицает:

— Ладно, хватит, пусть летают на таком аппарате. Что, космонавты зря учатся, тренируются? За что им деньги платят?

Потом отправляется на испытательный стенд, вводит с помощью лаборантов новые данные в вычислительную машину и начинает «проигрывать» посадку.

— Кто создал этот «утюг»? О чем думают конструкторы, что они умеют? За что им деньги платят?

Нередко после таких столкновений Гагарина-«конструктора» и Гагарина-космонавта Юрий Алексеевич валился в кресло своего рабочего кабинета.

— Ну и ситуация, тут не соскучишься! Дай хоть немного отдохнуть от этой бесконечной круговерти!

Потом снова напряженная работа. И так день за днем, пока наконец общими усилиями «конструктора» Гагарина и летчика-космонавта Гагарина в спорах с консультантами не были найдены и обоснованы приемлемые решения. По сути дела, в своей дипломной работе Гагарин испробовал методы, которые затем применялись в системе автоматизированного проектирования самолетов (САПР).

Наконец все материалы — пояснительная записка, чертежи, схемы, таблицы — полностью готовы. Остается одна важная процедура — предварительная защита, которую проходят все перед внутренней комиссией. Юра «взял планку» со второго раза. Не то чтобы в первый раз было обнаружено что-то криминальное, нет. Но, как часто бывает с диссертантами, он еще не успел отойти от частностей работы, был в плену деталей. Сам чутко уловил это и предложил:

— Вижу, не то. Надо еще разок.

И дня через два, 15 февраля 1968 года, пришел собранный, созревший, внутренне готовый. Говорил четко, взвешенно, отменно держался и при ответах на вопросы. Критический разбор был, но больше по традиции для «шлифовки».

— К защите допущен.

И в ответ по-детски выраженная радость:

— Вот здорово!

Теперь, когда прошло столько времени, преподаватели академии признаются, что иногда «пережимали». Но кто не знает пословицу: «Тяжело в учении — легко в походе». Защиты должны были развеять миф о «легкости» обучения космонавтов в академии, и они его развеяли перед самыми закоренелыми скептиками.

Гагарин и Титов защищали свои работы 17 февраля 1968 года в Звездном городке. Первым выступил Юрий Алексеевич.

И вот результаты:

«Оценка дипломного проекта.

Выполнение работы — отлично.

Защита работы — отлично.

Общая оценка — отлично.

Постановление:

На основании итогов учебной успеваемости и защиты дипломной работы полковнику Гагарину Юрию Алексеевичу присвоить квалификацию летчика-инженера и выдать ему диплом об окончании инженерного факультета с отличием.

Комиссия при обсуждении вынесла отдельное решение. Комиссия отмечает высокий уровень дипломной работы, способность дипломанта к научной работе и в связи с этим рекомендует ему обучение в заочной адъюнктуре Военно-воздушной инженерной ордена Ленина Краснознаменной академии имени профессора H. E. Жуковского».

Пророческими оказались слова Королева: «В Юре счастливо сочетаются природное мужество, аналитический ум, исключительное трудолюбие. Я думаю, что если он получит надежное образование, то мы услышим его имя среди самых громких имен наших ученых».

Сергей Михайлович Белоцерковский считает, что именно в эти годы, годы учебы в академии, начался подлинный жизненный взлет Гагарина, полностью раскрылись его ум, талант, характер, если учесть, что для космической орбиты Юрий был все же «избранником» судьбы. Юрий показал пример не только увлеченности наукой, не только глубины и силы мышления, но и человеческого обаяния. И здесь он проявил себя таким, как везде и всегда: прежде всего коллективистом. В академии сконцентрировалось все, что так помогало ему в предыдущей жизни. Наука сейчас настолько усложнилась, что молодому человеку, даже самому волевому и талантливому, трудно наметить себе достаточно далекую и правильную научную перспективу. Ему нужны умный, тактичный научный руководитель-наставник, ведущий активную творческую жизнь, хороший коллектив, где помогли бы в процессе исканий и проб найти себя. Новаторский подход к решению актуальных и важных задач, чувство причастности к большому делу, товарищеские помощь и поддержка — вот что увлекает молодых, воспитывает в них лучшие качества. В этом, наверное, можно согласиться с Сергеем Михайловичем. Достаточно вспомнить, что с первых жизненных шагов, начиная с ремесленного училища и кончая академией имени Жуковского, Юрий был прежде всего коллективистом. Наставники сначала рабочей, после летной, потом космонавтской, затем инженерной профессий, все, кто окружал Юрия — а ему везло на хороших людей, — развили в нем лучшие качества, которые сделали из него не просто исполнителя, но и творца.

Все, кто видел Юру в академии, уверяют, что он в полной мере обладал качествами, которые позволили бы ему стать современным руководителем крупного научного коллектива. Он был создан для этого. Оставалось лишь овладеть нужными методами, прочувствовать методологию исследований, рождаемую научно-технической революцией. У Юрия была неутолимая жажда к новым знаниям. Сейчас революционная роль ЭВМ в науке, авиации, космонавтике понятна, видима всем. А в те годы, когда многое еще было проблематично, Юрий Алексеевич быстро и безоговорочно проникся верой в ЭВМ и увлекся тем, что ныне зовется «численным экспериментом». Многие долго не верили, что он смог столько сделать в своей дипломной работе, причем используя разнообразные научные средства: ЭВМ, аэродинамические трубы, тренажер.

Однокашники Гагарина по академии, дважды Герои Советского Союза, кандидаты технических наук Б. Вольтов, А. Николаев, А. Леонов, П. Попович так отзываются об академической поре:

«С особым чувством теплоты и благодарности вспоминаются нам годы учебы в академии. Она дала нам прочные фундаментальные знания, научила нас решать специальные вопросы с позиции инженеров-исследователей. Но ее профессорско-преподавательский состав нес нам, воспитывал в нас и гораздо большее — безграничную преданность Родине, партии, своему делу, увлеченность наукой, дух коллективизма.

Особенно благоприятное влияние это оказывало на Юрия Алексеевича. В короткое время космонавт № 1 стал и слушателем № 1, нашим лидером в учебе, на которого мы равнялись, за которым тянулись. Здесь с особой силой развернулась еще одна сторона его богатой талантами натуры. Он проложил всем нам не только дорогу в космос, но и указал своим примером путь в Науку, по которому мы затем и пошли».

27 марта 1968 года на листке календаря в кабинете Ю. А. Гагарина остались записи, наметки на этот день:

1) 10.00 — тренировочные полеты.

2) 17.00 — редакция журнала «Огонек», «Круглый стол», надо выступить.

3) 19.00 — встреча с иностранными делегациями в ЦК ВЛКСМ.

Так он распределил ближайшее время. А что «записывали» ум и сердце? Самое последнее, что помнит, например, Нина Ивановна Королева при одной из встреч с Гагариным: потемневшее, осунувшееся лицо и короткие, жесткие, как о давно решенном и необратимом, слова: «И все-таки я полечу, я добьюсь, чтобы меня пустили в полет, чего бы это ни стоило». Г. Т. Береговой вспоминает, что «когда после гибели Комарова Гагарина исключили из всех программ подготовки к полету в космос, он стал настойчиво добиваться разрешения вернуться к авиационным полетам». Ведь, достигнув всего, Юрий снова оказался как бы на распутье. И думается, напрасно восхищаются тем, как легко переносил этот человек славу всемирной известности.

Вообще — что же такое слава?

«Похвальная молва, общее одобрение, признание достоинства, заслуг, — толкуют словари, — самыя почести, хвала по ним». В народе говорят еще так: «Про него слава на весь свет стоит. Слава за очи хвалит. Слава за очми живет». Не тщеславные ли люди дивились тому, как свободно и непринужденно нес Юрий Гагарин бремя славы? Труднее было другое — оправдать то признание, ту любовь, которую он заслужил, сразу усыновленный своим народом, да и всем человечеством. Постараться оставаться самим собой, стремиться к большему, к еще недостигнутому — вот что стало главной его проблемой после полета в космос.

Кто же это сказал: «Люби меня таким, каким любишь, и я всю жизнь буду стараться приблизиться к твоему идеалу во мне»?

Николай Петрович Каманин писал:

«За два с половиной года Юра прошел дистанцию от старшего лейтенанта до полковника, обычно на этот путь требуется 15–20 лет. Два с половиной года всемирной славы не испортили Гагарина. Он сильно вырос за это время, приобрел большой опыт в выступлениях, он хорошо может проводить самые сложные пресс-конференции и беседы. Объехав более тридцати стран, проведя тысячи встреч и выступлений, он не имел времени много читать, думать и учиться. Но сами поездки и встречи с народами различных стран были такой большой школой, с которой не может сравниться ни одно высшее заведение».

И вот теперь он не просто космонавт, а инженер, с желанным значком Жуковки на тужурке. Жизнь накатана на много лет вперед. Но не такой Юрий, чтобы довольствоваться достигнутым. Снова мучительные раздумья выбора. Что делать? Пойти по научной стезе? Но нужны годы и годы. Да и по плечу ли мне это? В отряд приходит новое поколение образованных космонавтов, космонавтов-ученых, и он не имеет морального права ставить себя выше, командовать ими.

Лететь! Лететь в космос! Единственная из всех дорог, которую он окончательно выбрал. А лавры самого первого, единственного пусть засыхают в семейных альбомах — для детей, внуков и правнуков.

И он вдруг понял, что все тридцать четыре прожитых им года были лишь увертюрой будущей жизни. Теперь, если лететь, — не просто лететь, а лететь инженером.

Петр Ильич Климук с затаенной болью в глазах тихо рассказывал генералу Каманину:

«С Юрием Алексеевичем я встречался много раз, все последние три дня. 25 марта в 14.45 он пришел в спортзал. Мы вместе раздевались. Шутил. Спрашивал, как живу, чем занимаюсь в свободное от работы время. Переодевшись, вошел в спортзал. Там еще никого не было. Он пробежал несколько кругов, начал выполнять разминочные упражнения. В 15.10 Юрий Алексеевич поинтересовался: почему никого нет на занятиях? Обратил внимание на то, что по расписанию в это время должна заниматься группа слушателей.

Пришли преподаватели. Юрий Алексеевич поговорил с ними. Попросил разрешения у них и начал заниматься на батуте. В этот день с занятия он ушел немного раньше.

26 марта я видел Юрия Алексеевича на предварительной подготовке к полетам. Он вошел в класс бодрым. Поздоровался. И сразу принялся за подготовку к полетам. Спросил, кто должен летать, записал в планшетку время их вылетов.

Перед тем как уходить на тренаж, Волков попросил у Юрия Алексеевича разрешения уехать в конструкторское бюро. На это Юрий Алексеевич ответил, что, кто на предварительной подготовке не бывает, тот отстраняется от полетов. Уходя на тренаж, он еще раз предупредил Волкова, чтобы он обязательно присутствовал на тренаже, иначе будет отстранен от полетов. Далее вместе со всеми Юрий Алексеевич пошел к самолетам, сел в МиГ-17 и проиграл весь полет, работая в кабине с арматурой.

Беседовал с летчиками об инструкции по эксплуатации и технике пилотирования самолета МиГ-17. Сказал, что вечером просмотрит ее повнимательнее. Задал несколько вопросов и своему инструктору.

27 марта Юрий Алексеевич пришел в столовую в 7 часов 50 минут. Как всегда, поздоровался, пожелал приятного аппетита. Из столовой в 8 часов 10 минут пошел к автобусу. В автобусе он разговаривал с летчиками-космонавтами. Принял доклад дежурного. Пошел в раздевалку и начал переодеваться. Проходя медицинский осмотр, шутил, разговаривал с врачом… Затем перешел в класс на предполетную подготовку. Здесь Юрий Алексеевич еще раз просмотрел плановую таблицу, уточнил задание. Проверил позывные аэродромов у начальника связи. Записал данные в планшетку, пометил в ней указания руководителя полетов. Больше Юрия Алексеевича я не видел».

Степан Сухинин со сдержанным волнением вырисовывал картину дня перед вылетом:

«Юрий Алексеевич внимательно записывал все, что говорилось на предполетной подготовке. Выслушал сообщения дежурного штурмана и синоптика, информацию руководителя полетами. Был добр и весел. Когда Гагарин и Серегин сели в самолет, я направился на СКП, находился там и слышал их передачу и команды руководителя полетов. Последние радиопереговоры были примерно следующие:

Юрий Алексеевич: «Я — 625-й, задание выполнил. Высота 5200, разрешите вход».

Руководитель полетов: «Уточните высоту».

Далее ответа не последовало. На всех каналах руководитель полетов запрашивал 625-го. Ответов не последовало».

Георгий Тимофеевич Береговой:

«…Мы собрались в служебном помещении, в бескрайней скорби замерли у дверей кабинета Гагарина.

Торопливо, не поднимая головы, прошел начальник Центра подготовки космонавтов Н. Ф. Кузнецов, у дверей остановился, вернулся, сказал:

— Не надо толпиться, идите по своим местам, вы можете скоро потребоваться…

Николай Федорович ушел, не добившись исполнения собственного приказания. Может быть, это и не было приказанием.

Ждали Николая Петровича Каманина.

Мы уже знали, что самолет Гагарина — Серегина не найден, что самолеты и вертолеты, посланные в район пилотирования, следов катастрофы не обнаружили.

Это известие мгновенно разнеслось до кабинетам я лабораториям, тренажным помещениям и учебным классам. Затеплилась надежда: они живы…

Приехал Каманин. Он угрюмо прошел в кабинет Кузнецова, не подняв тяжелой головы, не оторвав глаз от пола. Погасла пробудившаяся в нас надежда. Сомнений не оставалось: самолет потерпел катастрофу.

— Что сообщают группы поиска? — спросил Николай Петрович, ни к кому не обращаясь.

— Поиск ведут экипажи вертолетов на высоте пятьдесят-сто метров, самолеты Ил-14 ходят на высоте триста метров. Никаких следов катастрофы не обнаружено, — сообщил Степан Сухинин.

Каманин временами отключался от окружавшей его обстановки: не реагировал на свет, не обращал внимания на столпотворение. Иногда вдруг заговаривал вслух: «Да нет, не может быть» — так велико было его потрясение. Огромным напряжением воли заставлял он себя возвращаться к действительности.

— Попросите космонавтов вспомнить последние два дня из жизни Гагарина. О чем и с кем говорил, какие он давал указания. Пожалуйста, не забудьте об этом, — сказал он и глухо обронил: — Все свободны.

Вышли не все.

— Может быть, сообщить Валентине Ивановне? — робко спросил кто-то.

— Нет!

Это был приказ.

Каманин выехал на аэродром.

Со стартового командного пункта сообщили: «Экипаж вертолета с бортовым номером 27 в трех километрах от деревни Новоселово обнаружил обломки самолета».

Николай Петрович тотчас встал и, обводя глазами присутствующих, сказал:

— Срочно вертолет.

Всякое приходило в голову. Возможно, что в воздухе что-то произошло, допустим, отказал двигатель, наступило внезапное обледенение, самолет столкнулся с… С чем может столкнуться самолет зимой на высоте четыре тысячи метров? Они катапультировались, сели на вынужденную, приземлились на запасной аэродром?

Внизу на огромном пространстве, засыпанном снегом, Каманин искал парашюты, живительное пламя костра…

Со стороны деревни, выбрасывая сизое облако дыма, куда-то торопливо бежал трактор.

Из окна иллюминатора Николай Петрович видел, как трактор изменил направление, и мужчина выскочил из кабины, замер на широких траках.

Посадка! Впервые Каманин проявил нетерпение.

Вертолет, завершая крут, приземлился метрах в восьмистах от воронки.

Что это такое — никто на борту вертолета не знал. Мало ли что можно встретить в лесу, в мартовскую пору. Родник, выкорчеванный пень, медвежья нора, охотничья засада…

Утопая в снегу, Каманин быстро зашагал в сторону воронки.

В 16 часов он добрался до места предполагаемого падения самолета. Проваливаясь по пояс в снег, осмотрелся: густой лес, как обычно, смешанный, характерный для средней полосы России, вероятно, с мягким, тонким грунтом, ибо воронка медленно заполнялась грунтовыми и талыми водами. Макушки деревьев срублены, объект падал под утлом 60–70 градусов. Непосредственно у воронки, у места столкновения самолета с землей, никаких особых доказательств катастрофы именно с самолетом Гагарина — Серегина не было. При ударе о землю самолет разлетелся на мельчайшие обломки, отнесенные взрывной волной на большое расстояние.

Каманин внимательно осмотрел местность… приказал измерить глубину воронки, зажечь осветительные костры. Глубина воронки оказалась весьма внушительной — семь метров. Значит, там, на дне, двигатель и, возможно, кабина упавшего самолета. Но где доказательства, что это самолет Гагарина — Серегина? В этом районе летают и другие самолеты, рядом проходят воздушные трассы. Нет доказательств и гибели людей. Они, предвидя падение неуправляемого самолета, могли его вовремя покинуть!

Снова команда: «Искать!»

Во все стороны от воронки, вооруженные факелами и фонарями, пошли авиационные специалисты, тщательно осматривая территорию…

И снова возвращалась надежда, что летчики покинули самолет, экипаж жив.

И вдруг по цепочке первое тревожное сообщение: найден летный планшет. Каманин извлекает из него карты, карандаши, фломастеры… Планшет сильно потрепан… Но неясно, принадлежит ли он Гагарину или Серегину.

Стали извлекать из-под снега покореженные куски самолета, откачивали воду из воронки, расширили ее в диаметре, стремясь добраться до двигателя, оказавшегося глубоко в земле.

В 7 часов 52 минуты Каманин, как и все прилетевшие члены аварийной комиссии, осматривавшие место падения самолета, обратил внимание на клок материи, развевающейся на ветке березы. Сняли его, тщательно осмотрели и установили, что это нагрудная часть летной куртки. В кармане оказались талоны на питание, выписанные на имя Юрия Алексеевича Гагарина. А немного позже нашли бумажник Юрия и в нем — удостоверение личности, водительские права и фотографию С. П. Королева…

Все надежды рухнули, сомнения рассеялись, Гагарин погиб.

«Центральный Комитет КПСС, Президиум Верховного Совета СССР и Совет Министров СССР с глубоким прискорбием извещают, что 27 марта 1968 года в результате катастрофы при выполнении тренировочного полета на самолете трагически погиб первый в мире покоритель космоса, прославленный летчик-космонавт СССР, член КПСС, депутат Верховного Совета СССР, Герой Советского Союза полковник Гагарин Юрий Алексеевич. В этой авиационной катастрофе погиб командир авиационной части, член КПСС, Герой Советского Союза инженер-полковник Серегин Владимир Сергеевич.

Центральный Комитет КПСС, Президиум Верховного Совета СССР и Совет Министров СССР выражают глубокое соболезнование семьям и родным погибших товарищей».

«От правительственной комиссии по выяснению обстоятельств гибели летчика-космонавта СССР, Героя Советского Союза полковника Ю. А. Гагарина и Героя Советского Союза инженер-полковника В. С. Серегина.

Летчик-космонавт СССР полковник Ю. А. Гагарин днем 27 марта вылетел в очередной полет с подмосковного аэродрома с инструктором летчиком-испытателем 1-го класса В. С. Серегиным на двухместном реактивном учебно-тренировочном самолете для отработки техники пилотирования.

Закончив выполнение учебного задания в зоне полетов, при возвращении на свой аэродром самолет потерпел катастрофу вблизи деревни Новоселово Киржачского района Владимирской области. В результате катастрофы погибли летчик-космонавт СССР полковник Ю. А. Гагарин и инженер-полковник В. С. Серегин…»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.