Тесть
Тесть
…Никогда не говорил о войне…
Даже когда просили собственные дети.
Только серьезнел и замыкался надолго — «Да как — нибудь потом…» Невысокий, плотный, с простецким «вяцким» лицом.
И всю жизнь, ту, которую я знал — заботился о семье.
Любил ходить на рынок..
Его в троллейбусе однажды обозвали «спекулянтом» — когда он с Центрального рынка вез домой две полные авоськи…
Он не обиделся.
Улыбнулся как-то виновато…
Проработал еще двадцать лет после увольнения. И был душой любого коллектива.
А как он бегал по Питеру — Ленинграду тогда еще, когда приехал к нам в гости…
Казалось, что он хочет оббежать весь город, чтобы снова вобрать в себя его красоту…
Он будто чувствовал, что осталось мало…
Совсем мало…
Медали… «Отечественная»… две «Звездочки»… «Знамя»… «Невский»…
«Невский»… их было всего сорок две тысячи, за всю войну…
…«награждаются командиры Красной Армии, проявившие в боях за Родину в Отечественной войне личную отвагу, мужество и храбрость и умелым командованием обеспечившие успешные действия своих частей»…
Мы уже не узнаем, за что…
Мой сын, его внук, приезжая из далеких своих Африк и Америк любит открыть эту заветную шкатулку — и перебрать ордена…
Но он не поднимет архивы.
Он еще помнит деда.
Может быть правнук… может быть…
…Не сдавался до последнего. И когда я приезжал в отпуск, с какой — то тогда не понятой мною болью интересовался: А не принял ли я присягу Украине… и как там флот… и Город…
И что вообще в вооруженных силах?
Наверное я обижал его, когда отмахивался, да мол все нормально, служим..
Мы всегда думаем, что родители — вечны…
А он плевал в телевизор, когда выступали «перестройщики».
Мы смеялись.
А не смешно. Горько.
И только за сутки до смерти
в бреду
с отрезанной — привыкшими кромсать привезенных с этой уже, чеченской войны раненных — хирургами Ростовского госпиталя, израненной в той, Великой войне ногой…
он воевал.
Всю ночь, что я сидел в полусне в его палате…
Он брал рощу. Отбивался на высоте.
Форсировал какую-то речку…
Всю ночь.
А утром — новая операция. И остановка сердца.
Сорванного войной…
С 41 по 45 — сердца.
«Ванька — взводный», принявший войну в лицо на Украине, и шедший с ней на восток — а потом на запад, до Кенигсберга.
Кому жить-то на войне отпущено полдня.
И отмеривший все ее дни до донышка.
И пришедший к Победе начштабом полка…
И еще долго служивший…
И закончивший заочно школу…
И академию.
Что он не говорил…
Что не сказал…
И чем измерить меру нашей вины…какой — то душевной черствости…
Остался военный альбом, где он веселый, молодой, с друзьями…
И ордена.
И память.
Не хочу, чтобы она стиралась…
Помнить…
