42 крючка
42 крючка
В нашей жизни, как опыт показывает, некоторые, ставшие уже привычными вещи — уходят безвозвратно…
У кого — то к примеру, — волосы выпадать начинают, у кого — то зубы, или другие к примеру полезные и нужные функции организма,…тьфу — тьфу — тьфу…(и постучал себя по лбу, как по самому лучшему в мире дереву).
Бывает… а у меня вот так с рыбалкой произошло.
Родился я в семье, где рыбалка в поколениях культивировалась, как самое что ни на есть полезное и нужное занятие.
Далекие предки — те и вовсе егерями у помещиков служили, профессионально то есть охотой да рыбалкой занимались, а кого помню — дед, отец, дядья, да что дядья, тетка — и та заядлой рыбачкой была. Сейчас, правда, по возрасту не занимается этим делом …
И на всем вот этом вот единодушном фоне, я — вроде белой вороны был. Нет, конечно в семейных выездах на рыбалку всегда участвовал — а куда б я делся, коли дома один пес оставался, а то и его прихватывали — но азарта особого никогда не проявлял, не находя с раннего детства в ужении рыбы ничего особого.
Однако же в силу семейных традиций основы так сказать ремесла этого усвоил, и к окончанию школы практически стопроцентно мог поймать десяток — два плотвичек, или там окуньков на небольшую ушку или сковороду жарехи.
Благо рек, речушек, стариц и прочего водного пространства в округе было предостаточно.
Но, тем не менее, в семье меня рыбаком никогда не считали, так, сочувствующий без должного рыбацкого азарта…
Правда сказать, когда на флот попал, рыбалкой по первости действительно не занимался, да и смешно, честно говоря, ловить рыбу в замазученной воде Городской бухты, и воняла она до безобразия.
Тем удивительнее мне было увидеть на первой же боевой, как буквально через десять минут после постановки на якорь, борта крейсера украсились удочками, к концам которых прикипели, с горящими от азарта глазами, мичмана, лейтенанты, каплеи, капитаны третьего ранга……
Но и на той боевой я рыбалкой не занимался. И некогда по молодости лет было, да и в силу незнания обстановки и неподготовленности к этому делу.
Правда, впоследствии все было возмещено сторицей.
Ловили мы везде — и все, что попадалось.
Хоть Средиземное рыбой и не очень богато, но попадались так таки и угорь, и зубан, и тунец, и карась, а уж про кальмара, скумбрию, сардину, ставриду — и говорить не приходится.
Разные конечно рыбы, а больше, пожалуй, всего мурена запомнилась нестандартным своим поведением.
Правда и повод для такого поведения был преизрядный — док наш подарок Городскому Аквариуму решил сделать, и мурену ту, свежевыловленную, прямо с юта — в лазарет, и — в ведро с формалином посадил. Тоже, понимаешь, естествоиспытатель Луи Пастер.
Очень ей это дело не понравилось — имею в виду ведро с формалином. И, соответственно в силу своей неподготовленности к такому повороту событий, и не имея видимо желания веселить Городскую публику своим видом в статусе экспоната Аквариума, она из того ведра выпрыгнула, и начала плясать на палубе лазарета какой — то зажигательный рыбий танец, чем — то смахивающий на фламенко, используя зубы в качестве кастаньет, задорно ими пощелкивая и посверкивая зелеными своими глазками… Зрелище то еще, я вам скажу.
Док этот танец прекратить в силу своей интеллигентности и привычки в основном скальпелем махать не смог, так что позвали срочненько боцмана с топориком килограммов на десять, и благополучно расставшись с головой где-то на пятнадцатом ударе, мурена эта, не возжелавшая внести свою лепту в науку кончила свою хладнокровную жизнь …
Так что все обошлось, а на претензии дока, на порубленный в лазарете линолеум боцман гордо ответил, что он боцман, а не снайпер, и не фиг над людьми издеваться, съели бы просто, без затей, и никакого палубе урона…
Словом шло все своим путем, и приезжая домой, можно было теперь похвастать определенными успехами на ниве семейного увлечения.
Но, возвращаясь к началу отмечу, что сколько веревочке не виться…
Году этак в 83-м встали мы на якорь ненадолго, топливом да водичкой с совсем обнищавшими коллегами поделиться. Один пароход к борту приняли, второй — на бакштове, то есть веревке за кормой висит. Подаем на них воду, топливо, а я тем временем — дело святое — донку с юта вооружил.
Минут через сорок пять тралец, что на бакштове был напился, отдавать надо, значит — донку снимать.
Тяну.
Что — то тяжело… Потом легко…снова тяжело…не пойму никак…
Всплывает наконец, метрах в двадцати за кормой… Мечта любого Средиземноморского рыболова…КАРАСЬ!!!
В длину метра полтора, в обхвате — сантиметров пятьдесят…(Ну рыбак, рыбак, но здоровый гад был!)
Ажиотаж поднялся, с бака тральца — советы сыплются, командир наш с моста прибежал, на юте народ заклубился, крики, шум..
Боцман крюк отпорный — уж не знаю, для каких боцманских нужд остро заточенный приволок…
Подтянул я карася тем временем к борту. Боцман крюком за жабры зацепил, подымаем помалу, кэп руководит, вокруг — азарт, болельщики…Гад морской смирно висит…
Вытягиваем.
Уже к леерам… уже на леера…уже кэп лично, как любимую жену обнял рыбину поперек тулова… уже через леера…
И тут эта проклятая зверюга, на последнем видимо издыхании — бьет кэпа хвостом… прямо по физиономии…
Он от неожиданности руки разжал, да еще и оттолкнул от себя, за борт. И эта сволочь, как бы выполнив свой последний долг перед всеми обитателеми моря — падает за борт, оборвав леску, и безвольно плывет по поверхности.
Сдох окончательно…
Командир тральца орет:
— Отдавай бакштов! Я его счас догоню немедленно! Вытащу!
А течение несет себе тело… Только в свете прожекторов бок белый поблескивает на фоне черной воды…И ведь весь экипаж накормили бы…
Отцепили тралец, тот пошел, поискал, и по радио говорит — нету, мол. Не нашел…
Может соврал. Его то экипажу — так вообще на неделю рыбу есть хватило б… А может и не соврал.
Только вот с тех пор — ни одной рыбины из вод — соленых ли, пресных ли — добыть я не мог — легальным конечно способом.
И чем дальше это я осознавал — тем в больший азарт начал впадать… И так ловить пытался, и этак… не клюет.
А рыбки свеженькой хочется.
Тем более, что заправляют нечасто, а эта не знаю как назвать нормальным словом водоплавающая — за кормой по вечерам весело так это играет серебристым боком, целой стаей.
Но не клюет ни при каких обстоятельствах…
Как отрезало.
Причем не только у меня самого, но и у всех подчиненных…Беда…
А надо сказать, что в Средиземном мы регулярно за борт гранаты бросали, профилактически, так сказать, против возможного нападения боевых пловцов…
И вот граната бухнет, повсплывает рыбешка кверху брюхом на время, а потом, видно очухается — и снова за свое…
И ведь вспомнил кто — то, что рыбу глушить надо спаренным так сказать взрывом. Может промышлял на гражданке…
На следующий же вечер — шлюпку на воду, в нее двух гребцов, боцманят с сачками, лагуны сорокалитровые.
Верхнюю площадку трапа вывалили, два лагуна отходов с камбуза, шлюпка у кормы, за бортом прячется, две гранаты…
Отходы камбузные — за борт. Подождали малость, набежала живность морская…
Товсь!… Ноль!..Одну гранату с траповой площадки, и следом за ней — вторую…
Бухнула одна… Бухнула вторая.
И целое поле серебряное у борта…
Шлюпка из-за кормы выскочила, боцманята сачками замахали…
Десять минут — и килограммов сорок свежей рыбки…
Так вот и ловил с тех пор, на «сорок два крючка», как народ окрестил, гранаты — то РГ-42 называются…
Зато экипаж — завсегда с тех пор со свеженькой рыбкой был.
А на удочку — так и нет.
И уж сколько лет с той поры прошло — а все же так и нет.
Рядом сидят — ловят…напротив — ловят…везде ловят…а я — нет…
И что самое обидное — что сын мой — рыбак заядлый. То есть ловит.
А я нет…
