Глава 25 ПРОРЫВ

Глава 25

ПРОРЫВ

«Шеер» без устали продвигался на север, пересек экватор, миновал район северо-западных пассатов с живописными кучевыми облаками и прошел через Саргассово море с густыми зарослями водорослей. Заметно похолодало, и команда наполовину переоделась в синий цвет. Надеясь на удачу, которая сопутствовала «Шееру» и уже вошла в пословицу, матросы оживленно готовились к сходу на берег, штопали, чистили, гладили и наводили лоск, пока еще была такая возможность. Они знали, что вскоре у них не останется свободного времени.

Первым признаком Северной Атлантики, обычно бурной в это время года, стали длинные волны. На борту постепенно росли возбуждение и напряжение. Вскоре должна была, так или иначе, решиться судьба «Шеера». Крейсер уже приближался к главным морским путям неприятеля, и эфир полнился оперативными радиограммами британских кораблей, несомненно связанными с интенсивными поисками немецких линейных крейсеров «Шарнхорст»[12] и «Гнейзенау», которые недавно провели успешную операцию против судоходства в Северной Атлантике и на юге до островов Зеленого Мыса.

Военно-морское оперативное командование сообщило «Шееру», что между 21 и 23 марта ожидается возвращение на базу в Бресте двух линейных крейсеров, а также что тяжелый крейсер «Хиппер», ранее покинувший Брест, теперь возвращается на родину через Датский пролив. На первый взгляд может показаться, что все это лишь осложняло задачу «Шеера» вернуться как можно незаметнее. Но по существу, немецкие военно-морские власти проявили завидную прозорливость. По их расчетам, благодаря постоянному воздушному наблюдению, которое вел противник за французскими атлантическими гаванями, находящимися в руках немцев, о возвращении двух линейных крейсеров на базу в Бресте обязательно станет известно, и вследствие этого противник будет склонен к тому, чтобы сократить количество судов, охраняющих центральную часть Северной Атлантики и проходы в Северное море, или воспользоваться мнимой передышкой, чтобы снабдить топливом и продовольствием многочисленные корабли, которые в течение долгих недель вели напрасные поиски, хотя «Шеер» замечали то тут, то там.

Но тогда у Кранке возникла другая трудность. Он не знал, где именно находится «Хиппер» и когда он намерен действительно войти в пролив. Таким образом, существовала опасность, что два тяжелых крейсера могут сорвать друг другу несогласованные планы. Однако военно-морское оперативное командование, конечно не знавшее точных координат «Шеера», через несколько дней устранило эту трудность, сообщив, что «Хиппер» должен пройти через пролив 28 марта и раньше «Шеера»; после него совершить прорыв предстояло «Шееру».

22 марта «Шеер» находился примерно на 45-й северной широте. Как будто знаменуя его прибытие, Северная Атлантика предстала перед ним во всем своем буйном великолепии. По небу мчались грозовые облака, северо-восточный ветер достигал 6–7 баллов. Видимость ухудшилась, сильно похолодало. Команда уже сменила полутропические костюмы на зимние. Для Центральной Европы температура вполне соответствовала концу зимы, то есть стоял умеренный холод, но матросы «Шеера» столько времени провели в тропиках, что он казался им настоящим морозом.

В зыбком свете раннего вечера был обнаружен танкер, идущий западным курсом примерно в 9 километрах от «Шеера». В обычных обстоятельствах он представлял бы собой ценную добычу, но не сейчас; если «Шеер» атакует танкер, но не сможет помешать ему отправить сигнал RRR, то на немецкий крейсер слетятся британцы, как осы из потревоженного гнезда, и вероятность благополучного возвращения домой сильно уменьшится. Поэтому Кранке дал танкеру беспрепятственно пройти. На следующий день ненастье превратилось в северо-восточный шторм, типичный для Атлантики. Нептун снова гремел и бушевал, и воздух полнился завываниями ветра, похожими на человеческие вопли, а с морских глубин, вздымавшихся огромными валами, доносились жуткие стоны. Снасти вибрировали, как струны контрабаса, и палубные доски содрогались, когда на них обрушивались огромные массы воды, словно какой-то обезумевший барабанщик играл фортиссимо.

Матросы вышли на вахту в штормовках и зюйдвестках и старались не зажмуривать глаза под напором ветра. Горе тому, кто, стоя против ветра, неразумно раскроет рот. Ему покажется, что его надувают, как мехи. Глаза впередсмотрящих слезились от ветра и горели от морской соли, которой был наполнен воздух. «Шеер» то и дело зарывался носом в волны, как будто собирался нырнуть на дно, но потом снова вздымался, и с палуб с шипением и ревом скатывалась вода. Барометр продолжал неуклонно падать.

По заведенному и неизменному обычаю, в такую пакостную погоду Кранке ни на минуту не покидал мостика и обедал, завтракал и ужинал в штурманской рубке. Все его мысли занимал компас, капитан то и дело сверялся с ним, глядя на стрелку, вертевшуюся то в одну, то в другую сторону, порой на много градусов отклоняясь от курса.

— У меня сильное желание предложить вам развернуться, — рискнул заметить штурман. — Даже лучший в мире рулевой не сможет вести судно прямо при таком волнении, особенно при этих ураганных шквалах.

— Я и сам об этом подумывал. Ну и отлично, Хюбнер, выполняйте.

Приняв безопасное положение, «Шеер» еле-еле удерживал его, идя против ветра на 7 узлах, но опасные валы уже не так свирепо обрушивались на корабль. Шторм продолжался два дня, в течение которых только орудия главного калибра и зенитные орудия, установленные на возвышении, были готовы к бою, потому что время от времени отдельные валы все еще разбивались о корму, нос и центр корабля, отчего обслуживание других орудий было невозможно.

К 25 марта сила ветра ослабла. Океан все еще сильно волновался, но уже без неистовства. К полудню «Шеер» подошел к мысу Фарвель на южной оконечности Гренландии, и Кранке направился через Датский пролив старым курсом. «Хиппер» сообщил, что прошел пролив. На пути ему встретились определённые трудности, так как пришлось лавировать среди дрейфующих льдин, которыми кишел проход между паковым льдом Гренландии и Северным мысом Исландии. Согласно донесениям патрулей люфтваффе, ширина прохода в это время года зачастую не превышала 30 морских миль, но «Хипперу» удалось пройти через него практически без потерь, не считая погнутой лопасти винта.

«Хипперу» было нелегко бороться со льдом, потому что северо-восточный штормовой ветер нагнал дрейфующие льдины в узкие места, где катил свои волны Гольфстрим, тогда как обычно преобладающий ветер уносил льды вокруг северного побережья острова. Для Кранке, которому предстояло в ближайшем будущем совершить такое же путешествие, эта информация имела большую ценность. Но еще важнее оказались сведения, предоставленные капитаном «Хиппера» Мейзелем, о том, что во время прохода сквозь дрейфующие льды «Хиппер» заметил южнее два британских крейсера. Иными словами, несмотря на ненастье, неприятель оставил в проливе сильные патрули, поэтому нужно быть начеку.

Теперь «Шеер» был готов ко всему. С палуб, из кают и внутренних отсеков надолго вынесли все, что было не закреплено. Леера опустили, орудия зарядили, переборки закрыли, люки задраили. Матросы, заступающие на следующую вахту, укладывались спать так, чтобы быть под рукой, и наблюдение велось в состоянии полной готовности.

26 марта «Шеер» достиг южного входа в Датский пролив. Ветер стих, море успокоилось. Можно сказать, стоял штиль, да и видимость, к сожалению, намного улучшилась. Присутствие серебристо-серых чаек в небе говорило о близости суши. К полудню видимость была практически идеальной, какая бывает в этих местах только в ясную морозную погоду.

По сведениям, поступившим из военно-морского оперативного командования, в Исландии располагались авиабазы британцев, поэтому приходилось считаться с возможностью того, что их самолеты регулярно патрулируют район между Рейкьявиком и Гренландией. Учитывая это обстоятельство и в особенности исключительную видимость, Кранке посчитал весьма маловероятным, что «Шеер» сможет пройти через пролив незамеченным. Однако он решил идти как можно ближе к границе пакового льда, надеясь, что из-за перепада температур там образуется туман. Теперь курс «Шеера» лежал на северо-запад, шел прямо к фьорду Сермилик на Земле короля Кристиана IX. К вечеру дальновидность Кранке была вознаграждена — видимость ухудшилась, и резкое падение температуры указало на присутствие льда. Дул холодный, сырой ветер, и вскоре корабль окутал промозглый и липнущий, но радостно встреченный туман.

На ночь «Шеер» остановился. Никто не спал, экипаж находился в состоянии повышенной боевой готовности, но делать было нечего, кроме как ждать. На борту царила мертвая тишина; единственное, что двигалось, это антенна корабельного радара, которая неустанно вращалась, охватывая горизонт, но из радиолокационной рубки неизменно докладывали: «Посторонние объекты не обнаружены. Посторонние объекты не обнаружены». В недрах корабля только вспомогательные двигатели вхолостую накручивали обороты.

Вахтенные в опушенных мехом куртках мерили шагами мостик, кроме мостика какое-то движение продолжалось только в камбузе. Чашки кофе следовали одна за другой. В радиорубку набился полный состав, но там тоже ничто не нарушало молчания. Большой шифровальный аппарат «М» с его сложнейшим механизмом настроили на прием особых кодовых сообщений. Здесь тоже оставалось только ждать. Сигарный дым клубился в офицерской кают-компании, и часы монотонно отсчитывали секунды. Одна и та же мысль засела в голове у каждого: «Сколько еще нам торчать тут без дела?»

В 5.00 корабль окутался плотным туманом, пошел снег. Метеоролога Дефанта, который снова стал одним из важнейших людей на борту, вызвали на мостик. Будить его не пришлось. Он работал, всю ночь собирал данные. Стоило Кранке увидеть его мрачное лицо, как он понял, какой ответ получит на свой вопрос.

— Значит, надеяться особенно не на что? — спросил он.

— Боюсь, что нет, капитан. Во всяком случае, пока. В течение еще нескольких дней заметных изменений погоды в ближайшем районе не предвидится.

— Значит, нам остается только держаться как можно ближе к границе пакового льда и двигаться к теснинам, — задумчиво сказал Кранке, на что метеоролог не ответил: это было дело капитана.

«Шеер» взял курс 70°, пробираясь сквозь снегопад к узостям Датского пролива на скорости 20 узлов.

В 7.52 из радиолокационной рубки доложили на мостик: «Крупный объект в 337°, дальность 18 000 метров».

Крупный объект означал корабль, почти наверняка вражеский крейсер, наискосок с левого борта, то есть еще ближе к паковому льду, чем «Шеер». Он шел со скоростью 15 узлов курсом 60°.

— Это, наверно, патрульный крейсер, — сказал Кранке, — разумеется, высматривает нас там, где видимость хуже всего, — на границе льда.

— Судя по его курсу, он идет к узости, — вставил штурман.

— Верно, — ответил Кранке, — и если я не очень ошибаюсь, то он не один. Вероятно, у него там встреча со вторым крейсером.

— Неплохо придумано, — признал штурман.

— Они там тоже не дураки.

— А вы чего ожидали? — спросил Кранке.

— Если мы зашли так далеко, то вовсе не потому, что наш противник глуп, это совсем не так. Скорее всего, третьего с ними нет, поэтому продолжим идти тем же курсом, но увеличим скорость до двадцати трех узлов.

— Как насчет двух других крейсеров, о которых сообщал «Хиппер»? — спросил штурман.

— Думаю, мы выйдем на это место ночью, — сказал Кранке. — Посмотрим. Так или иначе, у меня большие подозрения, что наш объект — один из них.

В 10.40 из радиолокационной рубки доложили, что объект исчезает с экрана, а через несколько минут окончательно подтвердили, что он исчез.

В полдень немного распогодилось. К 13.00 установилась хорошая видимость, и Кранке взял курс 90°, чтобы еще дальше отойти от ранее замеченного объекта. Артиллеристы получили приказ занять места у орудий главного калибра; в любой момент «Шеер» мог вступить в контакт с врагом, тем более что видимость постоянно улучшалась. Положение усугублялось тем, что вышло солнце и окончательно разогнало остатки тумана. Под голубым небом видимость была превосходной. День не отличался от вчерашнего. Учитывая цели Кранке, погода не могла быть хуже, но «Шеер» уже слишком далеко забрался на северо-восток, чтобы повторное приближение к границе льда могло принести какую-то пользу. В любом случае где-то рыскал вражеский крейсер, и Кранке изменил курс хотя бы для того, чтобы не столкнуться с ним. Теперь осталось только идти заданным курсом и надеяться на лучшее, хотя все как будто указывало на то, что вскоре «Шееру» предстоит тяжелое испытание.

— Темнота или густой туман, — тихо сказал Кранке. — Больше нам ничто не поможет.

Но ни того ни другого ждать не приходилось. В 16.20 впередсмотрящий доложил об обнаружении мачт и низкой трубы в 60°.

— Господа, это второй крейсер! — воскликнул Кранке и тут же отдал приказ повернуть на юго-восток.

Какое-то время «Шеер» следовал курсом 140°, затем снова вернулся на 90°. Кранке вздохнул с облегчением: впередсмотрящий британского крейсера не заметил их. Такая мелочь могла решить все. Передышка, которую капитан дал своему экипажу, приносила плоды; ни один человек не чувствовал себя усталым или разбитым. До конца дня впередсмотрящие не заметили ни вражеского самолета, ни корабля. А теперь они с надеждой наблюдали, как солнце садится за горизонт. Трудно было поверить, что этот сияющий мягким светом диск в тропиках обжигал их своим свирепым жаром.

Постепенно становилось холоднее. Свет померк, небо в зените стало синевато-зеленого цвета, а там, где солнце опустилось за горизонт, появились пастельные оттенки более изящных тонов, от розового с золотистым отливом до самого теплого желтого. На востоке сгущалась тьма, чтобы накрыть «Шеер».

В 18.00 всем матросам было приказано занять места. В 18.30 машинный телеграф дал сигнал полный вперед, и «Шеер», взяв курс 50°, помчался прямо к теснинам, до которых было уже рукой подать. В то время как команда стояла у орудий и на постах впередсмотрящих, со сдерживаемым возбуждением ожидая решительных действий, возможно, в ближайшее время, на мостик пришло неутешительное донесение: «Радар неисправен».

Лицо Кранке помрачнело; проблемы громоздились одна на другую. До сих пор «Шееру» везло, но сейчас погода и таинственные враждебные силы, влияющие на технику, словно бы сговорились действовать против него. Однако через несколько минут ему доложили, что причина неисправности установлена: внезапное изменение температуры привело к конденсации влаги. Понадобится несколько часов, чтобы радиолокатор заработал, может быть, до следующего утра.

Делать было нечего: оставалось только положиться на длительную и тщательную подготовку, которую прошли впередсмотрящие в мирное время, на первоклассное качество немецкой оптики, а также зоркость и проницательность матросов. В 19.50 офицер торпедной части Шульце доложил о том, что в его превосходном торпедном прицеле виден силуэт по левому борту. Кранке лично пошел проверить, в чем дело. Шульце показал ему прибор.

— Вы правы, Шульце, — через миг подтвердил капитан. — Вражеский крейсер на десяти градусах, идет на восток. — Затем он выпрямился и приказал: — Право руля! Все по местам. Дать сигнал тревоги!

«Шеер» круто повернул, накренившись, и носовая волна резко взметнулась вверх полукругом. На половине поворота Кранке отдал новый приказ:

— Средний ход!

Этого приказа сначала не понял ни один из услышавших его офицеров. Шуманн, командир артиллерийской части, и штурман Хюбнер с удивлением посмотрели на капитана. Как?! Сбавить ход сейчас, в тот самый момент, когда необходимо как можно быстрее скрыться от врага? Кранке заметил изумление и опасения, написанные на лицах его подчиненных, и понял, что отдал приказ, скорее опираясь на интуицию, а не зрелое размышление, но тем не менее приказ был верен.

— На полном ходу наши винты производят гораздо больше шума, чем на среднем, — спокойно заметил он, — и потому акустические аппараты гораздо легче нас обнаружат, причем с большого расстояния. По крайней мере, этот риск мы снизили.

«Шеер» шел курсом 210°, и расстояние между двумя кораблями составляло около 7300 метров. Вражеский крейсер также повернул на юг. Может быть, он намеренно следовал за «Шеером»? Может быть, его впередсмотрящий тоже увидел очертания корабля? Теперь на мостик приходило донесение за донесением. Все орудийные расчеты доложили, что орудия заряжены бронебойными снарядами и наведены на цель. Это явно был тяжелый крейсер. Хватило бы короткой вспышки света на борту вражеского корабля, чтобы произвести точную пристрелку. Хоть бы кто-нибудь зажег спичку или зажигалку.

Следует ли «Шееру» открывать огонь? Тот, кто первым наносил удар, получал большие преимущества, особенно ночью. Для «Шеера» это было проще простого. Самое пристальное и внимательное наблюдение за вражеским кораблем не выявило никаких признаков того, что впередсмотрящий противника заметил «Шеер». Торпеды были готовы к пуску, но британский крейсер занимал неудобное положение для торпедной атаки. Он все так же шел прежним курсом на относительно малой скорости 15 узлов, и, насколько можно было рассмотреть, стволы его орудий оставались неподвижными.

Снова тяжесть принятия решения легла на плечи Кранке. Офицеры молча стояли рядом и ждали. Ему приходилось учитывать множество факторов. Сравнительно недалеко в заливе Скапа-Флоу стояли британские линкоры, намного превосходящие «Шеер» как в отношении огневой мощи, так и брони и развивавшие скорость до 30 узлов, а на бетонированных площадках исландских аэродромов выстроились британские эскадрильи с бронебойными бомбами, уже погруженными в бомбовые отсеки, ожидающие сигнала по радио, который немедленно отправится в эфир, как только «Шеер» выдаст свое присутствие, открыв огонь. От того места, где в данный момент находился «Шеер», до безопасного норвежского берега было гораздо дальше, чем до Скапа-Флоу.

Если дело дойдет до боя, «Шеер» почти наверняка уничтожит крейсер, не подозревающий о приближении неприятеля, но, разумеется, не успеет помешать ему дать сигнал тревоги по радио и сообщить адмиралу сэру Джону Тови и прочим заинтересованным лицам все подробности нападения. В таком случае сэр Джон отрядит все свободные корабли на захват «Шеера», что почти наверняка и произойдет на северо-востоке от острова. В таком случае незаметное возвращение домой согласно распоряжениям военно-морского оперативного командования будет невозможно — да и возвращение вообще. В то же время потеря «Адмирала Шеера» гораздо тяжелее ляжет на скудные военно-морские ресурсы Германии, чем потеря любого судна для Британии.

— Ну, Шуманн, — сказал Кранке своему командиру артиллерийской части, — нас засекли?

— Вряд ли, капитан, однако…

— Ладно, Шуманн, я прекрасно знаю, что означает ваше «однако». Вы хотите попробовать свои силы и вполне уверены, что сможете его затопить. Пожалуй, вы правы. Но у меня есть гораздо более серьезные причины не позволить вам этого, чем надежды на успех.

Порой капитан должен вести корабль к врагу — и это вселяет в экипаж боевой дух. Но бывают моменты, когда капитан должен увести корабль прочь от врага, избегая контакта. Это способствует унынию, но Кранке тем не менее был убежден, что наступил именно такой момент, и потому приказал взять немного левее, чтобы все орудия одного борта сосредоточились на неприятеле. Расстояние между двумя кораблями увеличилось, и, когда «Шеер» повернул на 90°, противник совсем пропал из вида, хотя «Шеер» теперь шел всего лишь со скоростью 8 узлов. Чуть погодя Кранке вернул корабль на старый курс, увеличил скорость до 24 узлов и продолжил свой путь по Датскому проливу.

После войны стала доступна информация, которая подтвердила правильность мнения и тактики Кранке. Британское адмиралтейство предвидело возвращение карманных линкоров в немецкие воды и сделало все возможное, чтобы встретить их с распростертыми объятиями как на море, так и в воздухе, как только будет замечен хотя бы один из них.

Однако сюрпризы ночи еще не кончились. В 22.45 горизонт расцветился трепещущими огнями. Переплетаясь и свиваясь, они блуждали по небу, исходя из какого-то источника за горизонтом, как будто расположенного под водой. Светящиеся завесы мерцали на фоне темно-синего неба, а потом стали переливаться взад-вперед огромными волнами. Пучки света взвивались на огромную высоту, светлея и меняя цвет от розоватого к сиреневому, а потом вдруг окрашивались резким ледяным зеленым цветом. Одновременно они колебались и кружились, словно пляшущие духи скандинавского пантеона. Матросы «Шеера» с благоговением взирали на представление, устроенное им северным сиянием.

«Шеер» продолжал двигаться вперед, и вот по правому борту вырос угольно-черный силуэт Северного мыса Исландии, ясно очерченный на фоне сверкающих небес. А по левому борту ледяные бугры и холмы Гренландии светились в пляшущих бликах.

— Прорыв под праздничную иллюминацию, господа, — мрачно пошутил Кранке. — И как нарочно, в самом узком месте.

Но северное сияние, по крайней мере, дало ему одно преимущество: оно ясно показало, что вокруг нет неприятеля, ни единой тени на горизонте или на фоне темного ночного моря. Представление продолжалось около часа, затем сияние побледнело и съежилось и наконец совсем исчезло, после чего сгустился чернильный мрак. Можно было отменить повышенную боеготовность, к полуночи «Шеер» миновал самый узкий отрезок пролива. Ночь стояла ясная, видимость относительно хорошая, и путь «Шееру» не преграждали дрейфующие льды, как «Хипперу» несколько дней назад. Течение Гольфстрима унесло льды на север. Худшее осталось позади, и «Шеер» взял новый курс 64°. Однако до норвежских вод еще далеко, и угроза столкнуться с вражескими кораблями была достаточна высока.

Та ночь не обошлась без еще одной тревоги. В 4.45 с фор-марса пришло срочное донесение: «На 60° обнаружен крупный объект. Видимо, боевая мачта линкора класса „Нельсон“». Снова зазвучал сигнал тревоги, и матросы бросились по местам. Капитан приказал идти полным ходом курсом 130°, поскольку из-за близости исландского побережья повернуть было нельзя, и затем поспешил на фор-марс, гадая, «Нельсон» это или «Родней». Оба линкора были оснащены 16-дюймовыми пушками и целым арсеналом 6-дюймовых и 4-дюймовых. А может быть, это даже «Худ», самый большой и быстрый линейный крейсер в мире?

— Дальность? — спросил он еще на последних ступеньках.

— Восемнадцать тысяч, господин капитан.

— Восемнадцать тысяч, — изумленно повторил он, посмотрев в бинокль. — Невозможно. На таком расстоянии был бы виден его корпус, а не только мачты. Попробуйте еще раз.

— Семнадцать девятьсот, господин капитан. Ошибки быть не может.

Капитан снова посмотрел в бинокль и тихо произнес:

— Да нет, не может быть! Отменить тревогу.

Не в первый раз командир артиллерийской части с удивлением смотрел на своего командира, но теперь к удивлению примешивался почти ужас.

— Все в порядке, Шуманн, — успокаивающим тоном сказал капитан. — Взгляните еще раз на эту вашу боевую мачту. Чуть-чуть фантазии, и вот вам уже авианосец. Смотрите, это же айсберг.

Уже светлело, и вскоре можно было невооруженным глазом разглядеть то, что по ошибке приняли за линкор класса «Нельсон». «Шеер» вернулся на прежний курс и помчался по нему на полном ходу, стремясь оказаться как можно дальше от авианосца, стоящего у оставленного за кормой острова. Боевую готовность на борту можно было снизить еще больше, ибо ничто не говорило о присутствии противника. Только зенитчики по-прежнему стояли у своих орудий, так как воздушная атака — это совсем другое дело; вражеские самолеты могли налететь внезапно. К полудню «небесная канцелярия» снова сжалилась над «Шеером», и он вошел в четко ограниченную зону ненастья с яростным северо-западным ветром, большими волнами и снегопадом. Теперь корабль на своем пути домой был защищен и от сюрпризов с воздуха, а так как радиолокатор снова заработал, то «Шеер» получил возможность обнаружить врага независимо от условий видимости.

На нулевой долготе и 60-й широте «Шеер» взял курс зюйд-зюйд-ост. Кранке отправил короткую радиограмму в военно-морское оперативное командование: «Буду в Бергене 30 марта в 5.00 точка прошу осветить северный вход точка Ганс».

В ту ночь на «Шеере» никто не спал, и на следующее утро он прибыл к Бергену, имея несколько минут в запасе. «Объект на экране. На большой глубине», — доложили из радиолокационной рубки, и «Шеер» благополучно избежал столкновения с подводными скалами. Распороть обшивку в последний момент — это было бы уж слишком. Ровно в тот момент, когда пробило две склянки, у северного входа в гавань Бергена загорелся свет. Снова из радиолокационной рубки доложили: «Несколько объектов впереди по курсу». На этот раз это были свои: корабли 177-й противолодочной флотилии и ее командир капитан Рогге приветствовали и поздравили «Шеер». Крейсер взял на борт лоцмана, который должен был провести его трудным путем через канал во внутреннюю гавань.

В 7.00 30 марта «Адмирал Шеер» бросил якорь в гавани после пятимесячного похода во враждебных морях. Так получилось, что это был день рождения капитана, и судьба едва ли могла бы придумать для него более приятный подарок. С иллюминаторов и люков сняли бронированные крышки. Все вновь могли наслаждаться светом и воздухом. А еще миром и спокойствием в тени заснеженных гор. Да и горячими ваннами с пресной водой.

«Шеер» благополучно добрался до гавани, но еще не родной. Впереди лежал последний этап его путешествия.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.