Глава одиннадцатая

Глава одиннадцатая

От «Уроков Октября» к пароходу «Ильич».

Кто изобрел «троцкизм»?

Троцкий закончил рукопись «Уроков Октября» 16 сентября 1924 года в Кисловодске. Там он готовил к печати третий том своих сочинений. И к этому тому прилагалось огромное предисловие, по сути, целая брошюра, которую автор так многозначительно и называет — «Уроки Октября». Учитель Троцкий, в отсутствие Ленина, всем преподает свой показательный урок.

До этого в мае прошел XIII съезд, на котором могло показаться, что острота личных и политических противоречий между Троцким и остальными членами Политбюро — к этому времени в конфронтирующую с «чужаком» Троцким шестерку вошел и Н. Бухарин, заняв место Ленина, — несколько сгладились. Ленин ушел, и пыл борьбы угас? Нет, как на какое-то время даже пожар уходит внутрь строения, весь пыл этой борьбы устремился вглубь, чтобы вспыхнуть с новой и разрушительной силой. Пока же шло медленное «выжимание» Троцкого из всех областей партийного и государственного строительства, которые он еще возглавлял. А может быть, все объяснялось просто: Троцкий болел, писал свои книги, а другие «политбюровцы» были раздражены тем, что его часть рутинной и повседневной работы падает на них?

Заканчивая рукопись, предваряющую том его речей и выступлений семнадцатого года, Троцкий благодарит за внимательное отношение и компетентную работу своего редактора Ленцера. Последнему, кстати, принадлежат примечания ко всему корпусу этих речей. Он также благодарит его помощников: «тт. Геллер, Кржижановского, Ровенскую и И. Румера» — подбор сотрудников определенный. Особо Троцкий говорит о «громадной работе по подготовке этого тома, как и других его книг, которую выполнил его ближайший сотрудник М. С. Глазман».

Через месяц пахнущую краской корректуру доставили Каменеву и торжественно положили на стол. Среди обязанностей Каменева числилась и такая: руководство издательским делом. Наверное, именно от него перешла к Сталину привычка зорко следить за выпускаемой литературой по корректурам и гранкам. Упреждающее слежение. Можно представить себе, с каким волнением Каменев читал строки в книге Троцкого, посвященные себе. Но, наверное, какая-нибудь каменевская идеологическая «шестерка» все уже прочла и об особо нетерпимых местах доложила.

Со времен Октября прошло семь лет, «вождями» было наговорено, в том числе и Каменевым, много разных слов, выражающих преданность и глубинное согласие с революционным течением правящей ныне русской истории, но не забылись слова и поступки прежние. Пепел дней не похоронил всего. Пепел сегодняшних обид стучал Троцкому в сердце. И Каменев, и Зиновьев, и Сталин верой и правдой служили складывающемуся режиму, но, оказывается, уверяет Троцкий, в их предшествующем служении партии и идее существуют некоторые изъяны. Поколение новых торопливых революционеров или не знало об этом, или забыло. Ученики в действительности или не понимали сущности учения, или просто много раз предавали своего учителя. А теперь они осмеливаются сами комментировать основополагающие тексты, оттесняя основного комментатора. Основным комментатором ленинизма не без основания Троцкий считал именно себя.

Как и положено опытному богослову, Троцкий побивает своих противников цитатами «учителя», а цитаты у Ленина всякие. Но и сами «поля комментариев» достаточно убедительны. В прозорливости и оригинальности исторического анализа отказать маститому писателю трудно. Какие пассажи о крестьянстве, втянутом в войну 1914 года! Какие пассажи не только о социальной, но и организационной базе, которую в войну создало это крестьянство для буржуазных партий! По формулировкам все это достаточно ново. Как убийственно точен анализ этого революционного блудодея! Впрочем, это, считает испугавшийся завораживающего слова вельможный цензор, то есть Каменев, лишь незначительные огрехи коварного плана Троцкого. И когда Троцкий разъясняет, почему только что сошедший с курьерского поезда 3 апреля Ленин неистово выступает против старого, доставшегося в наследие от революции 1905 года лозунга «демократической диктатуры пролетариата и крестьянства», Каменев в этом видит только стремление подвести действие к цитате.

Можно себе только представить: ночь, уснувший Кремль, настольная лампа и бледнолицый Каменев, лихорадочно листающий пахнущие типографской краской страницы. Какие каменья ворочает этот старый писака Троцкий!

«Но как же быть при этом с демократической революцией, или, точнее, с демократической диктатурой пролетариата и крестьянства? Ленин дает, — пишет Троцкий, — беспощадный отпор тем «старым большевикам», которые не раз уже, — говорит он, — играли печальную роль в истории нашей партии, повторяя бессмысленно заученную формулу, вместо изучения своеобразия новой, живой действительности». Надо равняться не по старым формулам, а по новой действительности. Ленин спрашивает: «Охватывается ли эта действительность старобольшевистской формулой т. Каменева: «Буржуазно-демократическая революция не закончена»? — «Нет, — отвечает он, — формула устарела. Она никуда не годна. Она мертва. Напрасны будут усилия воскресить ее».

Неоднократно во время чтения холодный пот прошибает Каменева. И тут же эта хитрая объективистская лиса Троцкий — это-то Каменев чувствует всей шкурой — дает сноску, приглашая всех полюбоваться, как был не прав нынешний тов. Каменев: «В. И. Ленин. Собр. соч., т. XIV, ч.1, стр. 28-33».

Хорош был и другой пассаж, который можно было бы расценить как личный выпад: «4 апреля, — пишет Троцкий, — на другой день после приезда в Петроград, Ленин решительно выступал против позиции «Правды» в вопросе войны и мира». А кто, спрашивается, был в то время во главе «Правды»? Кто сейчас гордится этим? Соредакторы Каменев и Сталин.

Этот всезнайка Троцкий просто устраивает погром ведущему современному звену партии. Ну да, все знали, что перед событиями 25 октября Каменев сделал роковую ошибку, пытаясь предостеречь партию от восстания. Он покаялся за нее. У кого ошибок не было? Теперь это обнародуется еще раз, и с дерзкими намеками. С невероятной жадностью Каменев вчитывается в этот текст. Он его герой от начала и до конца.

Троцкий действительно ничего не забыл. Его перо работает, как топор дровосека. Кажется, еще минута — и весь лес повалится. Но кто в России обращает внимание на слово? «18 октября, то есть за неделю до переворота, появилось в «Новой жизни» письмо Каменева. «Не только я и тов. Зиновьев, — говорится в этом письме, — но и ряд товарищей-практиков находят, что взять на себя инициативу вооруженного восстания в настоящий момент, при данном соотношении сил, независимо и за несколько дней до съезда Советов, было бы недопустимым, гибельным для пролетариата и революции шагом». 25 октября власть была захвачена в Петербурге, создано Советское правительство. 4 ноября ряд ответственных работников вышел из состава Центрального Комитета партии и Совнаркома. Выдвинув ультимативное требование создания коалиционного правительства из советских партий… Таким образом, те, кто был против вооруженного восстания и захвата власти как против авантюры, после того как восстание победоносно совершилось, выступили за возвращение власти тем партиям, в борьбе с которыми власть была пролетариатом завоевана».

Каменев с невероятной отчетливостью узнал себя и здесь. Первая реакция была — эта книга и этот текст никогда не должны появиться! Но политик не должен поддаваться первому импульсу, и потом возникли другие соображения: ведь понятие «старый революционер» почти синоним словосочетанию «опытный интриган».

В роскошную кремлевскую квартиру Каменева были приглашены заинтересованные лица: Сталин и Зиновьев, совет мудрецов. Каждый понимает, чью шкурку подпаливает Троцкий. А не слишком ли горяч этот соратник Ленина? Значит, им, опытным аппаратчикам, надо быть холоднее и холоднее. Ведь можно посмотреть на работу Троцкого и под другим углом зрения. А может быть, это повод, чтобы выманить опасного противника из его цитатного убежища? Нет, нет, ни в коем случае нельзя препятствовать печатанию этой книги. Но она должна появиться почти одновременно с жесточайшей ее критикой.

Оппоненты Ленина были не самыми глупыми людьми и не уступали в извивах мысли иезуитам Средневековья. Каменев, которому больше всех досталось, оказался и самым изворотливым. Именно он предложил сервильную идею о попытке Троцкого подменить ленинизм троцкизмом. Так лиса, попавшая в капкан лапой, эту лапу отгрызает.

Чем ложь решительнее, тем она правдоподобней. Ай да мудрецы! Это была ловкая тройка. Но и она пороху выдумать не могла. На ночном совещании было условлено идти тем же путем, каким шел сам автор «Уроков Октября»: еще раз перетряхнуть все ленинские цитаты против Троцкого, периода его жестоких разногласий с Лениным! Наготове был целый научно-исследовательский институт, вот что значит вовремя создать учреждение в память о вожде. Выжечь Троцкого из истории, если невозможно выжечь Ленина! Масса — глупа, все это бывшие крестьяне, ставшие пролетариями, и новая интеллигенция. Ни черта они не соображают! Соотечественников-партийцев нужно вооружить новыми формулами. Был составлен план первой государственной кампании по превращению белого в черное. За работу, товарищи!

Какая гора партийной бумаги была истрачена на эту кампанию! Сколько прозвучало речей с ложным пафосом! Сколько людей на этой склоке сделало себе карьеру! Все это достаточно подробно изложено в книгах самого Троцкого и просматривается по документам эпохи. История Троцкого, Каменева, Зиновьева хорошо известна. Многочасовой доклад, который Каменев сделал на собрании Московского комитета партии, по объему превосходил сами «Уроки» Троцкого. Когда припекало, приходилось браться за работу. Борьба с «человеком номер два Октября» сплотила соратников, превратив их в подельников. В ней, блистая новыми и новыми аргументами, поучаствовали Сталин, Зиновьев, Квиринг, Куусинен, Сокольников, Бухарин.

Самое любопытное, что через год Троцкий, будто забыв старые разногласия с этими ныне политическими противниками, блокируется — кто бы мог подумать! — с Каменевым и Зиновьевым! Это напоминает сегодняшних хоккеистов, которые ходят из клуба в клуб. И все плохо кончат. Троцкий потому, что никогда не солидаризировался со Сталиным; Каменев и Зиновьев потому, что регулярно выбирали того своим союзником.

Сталину потребуется всего шесть лет, чтобы освободить российскую политическую арену от основного претендента на власть и завоевать право говорить от имени Ленина. Нет Троцкого, значит, можно говорить, что Сталин — это Ленин сегодня. Сталин не смог в то время Троцкого просто убить, хотя сделает это, исходя из государственных интересов позже, в Мексике. Высокие государственные интересы позволяют все! Это произошло накануне начала публикации фундаментального труда Троцкого «Сталин», двухтомной политической эпопеи. Да кто же станет терпеть политическую эпопею от противника? В Мексике Троцкий окажется в ссылке. Сначала его сошлют в Среднюю Азию, потом вышлют за пределы Советского Союза через Турцию. Перед этим он будет смещен со всех своих постов и выселен из кремлевской квартиры.

Турецкий эпизод закончит эту главу и книгу, но сначала еще одна страничка, взятая из книги воспоминаний самого Троцкого. Он опытный литератор и знает законы жанра, поэтому свою высылку из Москвы сам не описывает, а цитирует дневник своей жены — Седовой:

«Позже нам сообщили, что «политическое руководство» отправкой Л. Д. возложено было на Бухарина. Это вполне в духе сталинских махинаций, — пишет Седова. — Агенты заметно волновались. Л. Д. отказался добровольно ехать. Он воспользовался предлогом, чтобы внести в положение полную ясность. Дело в том, что Политбюро старалось придать ссылке, по крайней мере наиболее видных оппозиционеров, видимость добровольного согласия. В этом виде ссылка изображалась перед рабочими. Надо было разбить эту легенду и показать то, что есть, притом в такой форме, чтобы нельзя было ни замолчать, ни исказить. Отсюда возникло решение Л. Д. заставить противников открыто применить насилие».

(Публикуя эти странички дневника жены, Троцкий не рассчитывал на ироническое их восприятие. А тем более на комическое. Да плюнул бы на все и уезжал в эмиграцию!)

«Мы заперлись вместе с двумя нашими гостями в одной комнате. С агентом ГПУ переговоры велись через запертую дверь. Они не знали, как быть, колебались, вступали в разговоры со своим начальством по телефону, затем получили инструкции и заявили, что будут ломать дверь, так как должны выполнить приказание. Л. Д. тем временем диктовал инструкцию о дальнейшем подавлении оппозиции. Мы не открывали. Раздался удар молотка. Стекло двери превратилось в осколки, просунулась рука в форменном рукаве. «Стреляйте в меня, т. Троцкий, стреляйте», — суетливо-взволнованно повторял Кишкин, бывший офицер, не раз сопровождавший Л. Д. в поездках по фронту. «Не говорите вздора, Кишкин, — отвечал ему спокойно Л. Д., — никто в вас не собирается стрелять, делайте свое дело». Дверь отперли и вошли, взволнованные и растерянные. Увидя, что Л. Д. в комнатных туфлях, агенты разыскали его ботинки и стали надевать их ему на ноги. Отыскали шубу, шапку… надели. Л. Д. отказался идти. Они взяли его на руки».

(Все это напоминает поведение капризной примадонны, а не знаменитого революционера. Представить в этом положении Ленина… Человек «номер два» испарился!)

«Мы поспешили вниз за ними. Я накинула шубу, боты… Дверь за мной сразу захлопнулась. За дверью шум. Криком останавливаю конвой, несший Л. Д. по лестнице, требую, чтобы пропустили сыновей: старший должен ехать с нами в ссылку… Прибыли на совершенно пустой вокзал. Агенты принесли Л. Д., как из квартиры, на руках. Лева (сын — ред.) кричит одиноким железнодорожным рабочим: «Товарищи, смотрите, как несут т. Троцкого». Его схватил за воротник агент ГПУ, некогда сопровождавший Л. Д. во время охотничьих поездок».

Этот эпизод произошел 16 января 1928 года. Повторимся, что-то специфическое и трагически-жалкое есть и в этом рассказе, и во всей сцене. Но какова сцена! Боярина арестовывают опричники.

Через год с небольшим турецкому офицеру, который явился на пароход для проверки пассажиров, Троцкий вручил свое специальное заявление. Это произошло 12 февраля 1929 года, когда пароход вошел в Босфор, то есть в территориальные воды Турции. Через пять лет после смерти Ленина и через шесть после начала борьбы Сталина с Троцким последнего выслали за пределы Союза. Симптоматично было то, что не расстреляли, не посадили. Сил для этого еще было недостаточно. В дальнейшем Сталин таких просчетов не делал. Заявление Троцкого было адресовано президенту Турецкой республики Кемаль-Паше. Каждое слово было взвешено и каждое слово было справедливо. Троцкий понимал, что создает исторический документ, который много раз будут цитировать.

«Милостивый Государь. У ворот Константинополя я имею честь известить Вас, что на турецкую границу я прибыл отнюдь не по своему выбору и что перейти эту границу я могу, лишь подчиняясь насилию. Соблаговолите, господин президент, принять соответственные мои чувства. Л. Троцкий».

Символично, что в Константинополь Троцкий прибыл на пароходе «Ильич». Великий режиссер Сталин все продумывал до мелочей. Как с гвоздями и скипидаром в гражданскую…

Пароход выходил из порта Одессы, в которой Троцкий провел семь лет свой ученической жизни. Вспоминал ли он свое детство, когда из окна заледеневшего вагона, окруженный охраной, смотрел на город своей юности?

Порт, несмотря на глубокую ночь, был оцеплен агентами. Вагон по подъездным путям подогнали к самому трапу. Отрабатывалась технология. Сторонники у Троцкого имелись, властям уже пришлось с ними встречаться на демонстрациях и митингах в Москве и Ленинграде.

Как же Сталину все это удалось?

Еще пять лет назад, когда сразу же после смерти В. И. Ленина больной Троцкий прибыл в Сухуми, он обратил внимание, что на стене два портрета: Ленин и Троцкий. Это было лишь рутинное и привычное свидетельство, что так и существовали два основных персонажа русской революции и Октябрьского переворота.

Ленин уже лежит в своем стеклянном саркофаге, и Сталин показывает его делегатам Коминтерна, а для того чтобы разделаться с Троцким, был придуман «троцкизм».

Но тогда своего портрета в Сухуми из какой-то ложно понятой деликатности Троцкий снять не приказал.

1997-2000 гг.