«Я верю в труд»

«Я верю в труд»

Аркадий Исаакович постоянно убеждался, что талантливых людей очень много. К сожалению, некоторые даже не подозревают о существовании у себя таланта. Чтобы раскрыть способности, требуется немалая работа.

О том, как умел работать сам Райкин, ходят легенды. Илья Набатов рассказывал, как однажды утром, придя в «Эрмитаж», в глубине еще пустого сада между деревьями он увидел странную фигуру жестикулирующего и разговаривающего с самим собой человека. «Кто это?» — спросил он бутафора. «Да это же Аркадий Райкин. Он здесь каждое утро с восьми часов репетирует на свежем воздухе».

Писатель Владимир Поляков, сотрудничавший с Аркадием Исааковичем в течение десяти послевоенных лет, написал о трудоспособности Райкина в несвойственной юмористам патетической манере: «О, молодые артисты! Если бы вы умели так самозабвенно работать, так уважать актерский труд, затрачивать столько энергии, как это делает Райкин, — какими хорошими артистами вы бы стали! Мастерство Райкина — это талант, талант, помноженный на сумасшедшую работу. Он работает всегда и везде: на сцене, во время многочисленных репетиций, в своей актерской уборной, дома, на улице, в доме отдыха, в библиотеке... Он ходит по улицам, магазинам и учреждениям и подмечает интересные черточки в поведении людей; их отношения с начальством, с подчиненными, с женщинами, с детьми; их манеру разговаривать, их походку, их привычки, как они едят, пьют, курят, кашляют, поют, танцуют».

Еще один свидетель — Рина Васильевна Зеленая, которая была рядом с Аркадием Исааковичем в конце 1930-х — 1940-е годы: «Труду всей актерской жизни Райкина, трудолюбию его можно поражаться. Это удивительно беспощадное отношение к себе. Я такого сроду не видела. Знала я людей талантливых, но экономных, тех, кто работает честно, не жульничает, но всё же как-то бережет себя. Но так безжалостно расходовать себя, как это делает Райкин!..»

«Он занимает первое место — и, надо признаться, по праву. Работает — вернее, отрабатывает, доводит он каждый выход свой, как изобретение, что далеко не так часто среди актеров. Подчас только циркачи так старательны. Особенно те, у которых жизнь зависит от точности работы. Вот и Райкин так работает. И при этом он еще талантлив. И своеобразен», — записал в своем дневнике Евгений Шварц.

Сам Аркадий Райкин любил ссылаться на музыкантов, которые должны ежедневно упражняться в течение нескольких часов, чтобы обладать необходимым мастерством. Выходя на эстраду, музыкант всегда сохраняет определенную дистанцию с публикой — его мастерство для нее недоступно. Что же касается артиста эстрады, то ему нужно трудиться не меньше, но стремиться при этом к несколько иному результату. У публики в момент его выступления должно возникнуть ощущение, что всё происходит и произносится столь легко и естественно, словно это может каждый сидящий в зале.

Кроме чисто актерской работы много внимания и времени он уделял литературным текстам, делал десятки вариантов за письменным столом, не говоря уже о том, сколько характерных оборотов речи, словечек рождалось на репетициях и фиксировалось в окончательном варианте. Впрочем, окончательного варианта не было — после премьеры он работал ничуть не меньше, чем перед ней. Немыми свидетелями неутомимой работы Райкина служат лежащие передо мной программки. Ленинградский театр миниатюр, как уже говорилось, ежегодно показывал премьеру. Основная нагрузка в каждом спектакле, не говоря уже о множестве организационных вопросов, ложилась на ведущего актера, который играл 20 и более ролей (в одном из спектаклей он сыграл 44 роли).

Даже немногие сохранившиеся в ЦГАЛИ Санкт-Петербурга заметки и материалы — документальные свидетельства его труда. В перерывах между репетициями, в редкие свободные дни, а иногда и в ночные часы после спектакля Аркадий Райкин работал над текстами. В папке, датированной 1951 годом, сохранились его машинописные наброски целого ряда вещей; некоторые впоследствии вошли в его репертуар, другие дают представление о его размышлениях и замыслах. Он продолжает работать над упомянутым еще в 1946 году сюжетом «Жизнь человека» — два листа испещрены набросками пантомимы «Жизнь пьяницы». Миниатюра обдумывалась и видоизменялась, пока не получила окончательное оформление в 1956 году. В этой же папке — известная впоследствии сценка «Защита диссертации» с плачущим ребенком, мешающим работать молодому ученому. Впоследствии она исполнялась почти без изменений и очень понравилась приезжавшему в нашу страну знаменитому французскому артисту и режиссеру Жану Луи Барро. В этой же архивной папке хранятся эскизы забавных сценок МХЭТа, осмеивающих обывательскую психологию: «У врача», «В ресторане». Набросок небольшой программы «Прекрасный незнакомец» позволяет познакомиться не только с замыслами актера-автора, но и с присущей ему иронической оценкой собственного творчества.

Первый эпизод начинается с чтения старинной басни И. И. Хемницера:

Стояла лестница однажды у стены.

Хотя ступени все между собой равны,

Но верхняя ступень пред нижнею гордилась.

Шел мимо человек, на лестницу взглянул,

Схватил ее, перевернул,

И верхняя ступень внизу уж очутилась.

В следующем эпизоде актер, исполнив прощальную песенку, походкой усталого человека идет в свою гримерную, садится в кресло. Возле него хлопочет костюмер, старичок Наум Осипович.

«Райкин: Мы играем не то. Не то! Не то! Старое, виденное, игранное, переигранное. А надо новое. Но что? Можно задохнуться в кругу этих старых тем...

Костюмер: Развяжите галстук, Аркадий Исаакович.

Райкин: От этого легче не станет. Если бы вы знали, как хочется развернуть пошире плечи.

Костюмер: Осторожнее! Пиджак уже трещит».

Сохранившиеся наброски, относящиеся к 1951 году, — яркие свидетельства тонкого, изящного юмора артиста, свободного владения репризой (к концу жизни он решительно от нее отказался), а главное, стремления «развернуть пошире плечи».