«Я не верю…»

«Я не верю…»

То, что сделал Владимир Высоцкий, положивший жизнь свою на струны, не сделал ни один современный поэт России, ни самые именитые и они же вкупе взятые, никто другой.

Петр Вегин

Закончился юбилейный год. Видимо, должен был пройти этот впервые узаконенный, немного странный праздник то ли поминовения, то ли нового рождения Высоцкого, чтобы без оглядки восторжествовала память о нем. Трудно было переварить всю лавину мероприятий и информации, свалившейся на зрителей, читателей и слушателей.

Крайность непризнания и замалчивания при жизни и первые пять лет после смерти перешла в другую – возвеличивания, «наведения хрестоматийного глянца» и канонизации имени Высоцкого. Наряду с честными, ценными воспоминаниями появилась масса таких, в которых имя Высоцкого буквально тонуло в воде слезливых заштампованных эпитетов, воспоминаний-фальшивок, допридуманных и приукрашенных – на потребу дня… Чрезмерное количество мемуаров, публикаций, не всегда честных, часто поверхностных, бесчисленные календари, брелоки, фотографии… Чаще всего само имя Высоцкого становится лишь поводом для того, чтобы показать себя, извлечь из его славы непосредственную выгоду, нажиться, сделав свое имя на чужом.

Высоцкого стали насаждать, как картофель при Екатерине II. Раскручивали и популяризировали без того сверхпопулярную личность. Например, апофеоз «прикладного искусства» – аппликация с профилем Высоцкого, которую можно приклеить и на маечный перед, и на джинсовый зад. Действительно, от великого до смешного… Создавался культ Высоцкого, способный заслонить самого Высоцкого. Как он сам писал, словно предчувствуя последствия собственной славы:

Охромили меня и согнули,

К пьедесталу прибив ахиллес.

Не стряхнуть мне гранитного мяса

И не вытащить из постамента

Ахиллесову эту пяту…

Н. Губенко: «Мучительно видеть тиражирование, дешевую распродажу оптом и в розницу. Да, выходят диски, книжки – это замечательно, он так этого хотел, но ведь повторяется один и тот же набор… А у него есть удивительные по философской мудрости вещи. В спектакле мы пытаемся проникнуть в его поэзию. Он понял не только свое время, он докопался до глубин, до причин. А то, что сейчас делается порой, просто противно. Солидные издательства ведут себя как те, кто торгует фотографиями Володи на кладбище. Да еще под маской вдруг проснувшейся любви».

Евгений Евтушенко

Безудержность

Мы ни в чем не знаем удержу.

Прет толпища пребольшая

к равнодушием удушенному,

вновь любовью удушая.

Он —

экранный,

он и бронзовый,

ну а в чем-то нами брошенный,

ибо столько бронз и слез

льется наспех,

невсерьез,

и пугает – аж до судорожности —

недержание безудержности!

Мы безудержны

и в мести,

как в лизательстве.

Где ты,

мудрый город Удерж?

Ты когда в России будешь?

А не будешь никогда,

всем прославленным —

беда.

Безудержное восхваление и канонизация имени Высоцкого у многих вызывало естественное чувство сопротивления.

Интервьюер № 1 Советского Союза Урмас Отт: «К теме Высоцкого я, честно говоря, испытываю аллергию, я просто панически пугаюсь, когда кто-то из тех, у кого я беру интервью, ее затрагивает. Может, потому, что сталкивался в своей жизни со слишком большим числом спекуляций на тему «Володя был моим лучшим другом» или «Я был последним, кому он позвонил за пять минут до смерти и сказал…». Не исключено, что где-нибудь в провинции и сейчас есть аферисты, которые излагают публике, за деньги, разумеется, свои воспоминания о Высоцком. Бум, возникший вокруг Высоцкого, – с пластинками, вечерами воспоминаний, книгами – странным образом возвел между мной и Высоцким какое-то препятствие».

Была и другая крайность. Представители «компании Большого Каретного» относились к нему без придыхания, у некоторых вообще отсутствовало сколько-нибудь восторженное отношение к Высоцкому. Это отношение было даже несколько приниженным, и, скорее всего, оттого, что он остался в их воспоминаниях Володей, пробующим сочинять песни, неудачливым актером… О масштабах же сотворенного им в дальнейшей жизни они имели слабое представление. Некоторые из них так и не поняли, что тот пацан, который бегал по двору дома № 15 на Большом Каретном, стал гениальным поэтом.

А. Утевский: «Скажу откровенно: я никогда не относился к нему с благоговением. Для меня он был всегда тем Володькой, который звал меня Толяном…»

И. Кочарян: «Володя, мальчик с московского двора, полюбил великую актрису…»