Усиление темы

Усиление темы

Я не стану в этой главе описывать все мои номера, которые отношу к «позитивам», так как о некоторых из них буду говорить в следующих главах в связи с другими темами. Но об одном из «позитивов» все-таки скажу сейчас, потому что номер этот сильно отличается от тех работ, о которых я только что рассказывал.

Это романс «С тобою мне побыть хотелось», написанный Гречаниновым на одно из стихотворений Гейне в русском переводе Плещеева. Привожу это стихотворение полностью:

С тобою мне побыть хотелось

Часок-другой наедине,

Но ты куда-то торопилась.

«Я занята», – сказала мне.

Я говорил, что я страдаю,

Что без тебя мне счастья нет...

Ты низко, чопорно присела

И засмеялась мне в ответ.

Чтоб грудь мне мукой переполнить,

Ты до конца осталась зла:

Как ни молил я, поцелуя

Ты на прощанье не дала...

Но ради бога не подумай,

Чтоб с горя застрелился я, —

Увы, все это раз уж было

Со мной, красавица моя!

И вот если «Титулярный советник», песня «Про дьякона» и «Колыбельная» мною просто иллюстрируются куклами, сохраняя сюжет и характеристики персонажей такими же, какими они сделаны Даргомыжским, Корчмаревым и Мусоргским, то романс Гречанинова сопровождается игрой кукол, изображающих не мужчину и женщину, а кошек, вернее, кота и кошку.

Вначале, еще на музыкальном отыгрыше, на ширме появляется рыже-белая кошка с голубым бантом на шее и голубыми же глазами. За ней почти в ту же секунду выскакивает черный, желтоглазый кот. Мгновение он смотрит на кошку и с первых же слов романса кидается в погоню.

Почти полтора четверостишия идет круговая скачка. Потом кот в любовной муке трется головой, шеей, всем корпусом о край ширмы, а кошка сперва, не глядя на кота, надменно сидит на противоположном углу ширмы, а потом резко поворачивается и зло прижимает уши. Прижал уши и кот.

Секунду они глядят друг на друга в упор, и потом, как всегда это бывает, происходит неуловимо быстрая драка, и кошка исчезает. Ее голова появляется в середине ширмы, в маленьком, специально прорезанном для нее замаскированном окошечке.

Кот глядит на убежавшую возлюбленную сверху, свесившись с ширмы. Он застыл в злобе, и только хвост вертится во все стороны. Кажется, что кот сейчас прыгнет с ширмы, и погоня начнется сначала, но он неожиданно усаживается и начинает спокойно умываться. Оказывается, кот вовсе не так уж распален страстью, как это казалось вначале. Ну, не удалось добиться кошачьей взаимности, так не удалось! Это не впервые и, в конце концов, не так уж для него важно.

Но если описанная мною любовная сцена разыгрывается кошками, то почему же я причисляю этот номер к «позитивам»? Ведь Гейне, Плещеев и Гречанинов вовсе не кошек видели героями этой сцены. Конечно, перед их глазами были люди.

И все-таки мне кажется, что я прав, считая, что не опрокидываю темы авторов и не искажаю их. Ведь романс, как и стихотворение, написан иронически. Тема этого романса – насмешка над ложной «трагедией неразделенной любви». Я нисколько не извратил темы Гейне, а значит, и Гречанинова: я сохранил тему в неприкосновенности и только постарался театрально ее усилить.

Вероятно, это желание родилось у меня от протеста по отношению к некоторым исполнителям романса, не замечающим его иронического содержания.

В дальнейшем я убедился в этом на примере одного из крупных оперных певцов, часто исполнявшего этот романс на концертах.

Мы подружились с этим певцом во время наших совместных летних гастролей в Крыму. Как-то после концерта я попросил его честно рассказать мне, что ему понравилось в моем выступлении и что не понравилось. Перечислив номера, которые понравились, он в конце сказал, что кошки ему совсем не понравились и он не понимает, зачем мне понадобилось так зло высмеять хороший романс. Я не возражал, так как если мне не удалось убедить его искусством, то убедить рассуждением тем более нельзя.

На следующее утро меня на пляже окликнул характерный для большинства оперных певцов немного носовой «поставленный» голос:

– Товарищ Образцов! Подождите прыгать в воду! Вы знаете, вчера я вам сказал, что Гречанинов мне не понравился, а сегодня ночью я заново проговорил весь текст и понял, что вы правы. Подумать только! Ведь я тридцать лет пел этот романс как «классический», а он действительно «кошачий», то есть не кошачий, конечно, но кошки ему подходят. Он ведь злой, насмешливый, а совсем не любовный.

Таким образом, мои кошки были амнистированы и даже оперным певцом признаны позитивными.