Глава IX

Глава IX

Оправдалось еще одно пророчество Чаки. Дингисвайо был вне себя от гнева: его политика уступок по отношению к Звиде не принесла никаких результатов. Трижды разбивал он его в бою и трижды отпускал на волю, довольствуясь небольшим выкупом, надеясь каждый раз, что тот превратится в доброго соседа, а может быть — и в союзника. Однако Звиде заключил союз не с мтетва, а со своими северными соседями и обрушился на ничего не подозревающего вождя нгванаанов Мативаана. Поход этот закончился почти поголовным истреблением племени. Краали нгванаанов были сожжены, а скот угнан. Когда же Дингисвайо потребовал у него объяснений, Звиде сослался на то, что он якобы боялся, что нгванааны нападут на старых друзей и союзников Дингисвайо — хлуби.

Уличенный во лжи, Звиде направил к Дингисвайо свою сестру Нтомбазану в надежде, что ей удастся завоевать расположение и любовь вождя мтетва. Ей еще было дано секретное задание добыть что-либо — волосы, остриженные ногти, на худой конец — испражнения для колдовства над ними, чтобы полностью подчинить себе волю Дингисвайо. И Нтомбазане это удалось.

Пока составлялись магические зелья, Звиде при помощи подарков и искусно затягиваемых переговоров удерживал Дингисвайо от решительных действий. Когда же колдовское зелье было готово, а урожай собран, Звиде решил испробовать свои силы. В качестве предлога для войны он убил Малуси, который был женат на сестре Дингисвайо Номантули. Вдова убитого, естественно, потребовала наказать виновного. Дингисвайо мобилизовал бригаду Ньелези и направил послов к Чаке за помощью. Обе армии должны были обрушиться на земли ндвандве одновременно. Армия Дингисвайо прибыла на земли Звиде и разбила лагерь, поджидая подхода Чаки.

Тем временем Дингисвайо, то ли действительно поддавшись действию черной магии, то ли окончательно уверовав в свою неприкосновенность, без каких-либо оснований для этого продолжал продвигаться вперед в окружении нескольких девушек в качестве личной охраны. Звиде решил не упускать удобного случая и захватил в плен вождя мтетва. Продержав Великого несколько дней под арестом в своем краале, он приказал убить его. Голову Дингисвайо отрезали для приготовления еще более сильных колдовских снадобий, а тело предали земле.

Между тем армия Дингисвайо, совершенно растерянная из-за внезапного исчезновения своего вождя, пребывала в бездействии в своем лагере, пока не пришло печальное известие. Хотя и в подавленном состоянии, они все же вернулись к себе, пробившись сквозь отряды вражеских племен. Уже на обратном пути к ним присоединился Нгобока со своими воинами, который, подобно Чаке, не имел времени на подготовку к этой так неудачно составленной и трагической по своим результатам кампании.

Тем временем Чака уже выступил со своими полками, но на полпути один из вождей племени кумало, Донда, который тоже должен был присоединиться к мтетва, встретил его словами: «Куда ты идешь? Дингисвайо уже убит, а армия мтетва уходит».

Расправившись с Дингисвайо, Звиде решил, что ндван-две теперь по праву могут претендовать на первое место среди племен нгуни, и стал собирать силы для похода на земли мтетва. Но чтобы гарантировать себя от всяких неожиданностей, необходимо покончить сначала с Чакой, который угрожал его армии с фланга.

Гибель Дингисвайо означала и полный развал возглавляемого мтетва союза племен, который держался на личном авторитете Великого. Большинство союзных вождей тут же вспомнили о старых добрых временах и вышли из союза. Остальные же пребывали в состоянии полной растерянности. «Империя» мтетва распадалась на глазах. Наиболее дальновидные обратили свои взоры к Чаке, справедливо полагая, что только военный гений вождя зулу способен предотвратить вражеское нашествие. Первым в Булавайо пришел Нгомаан, приведя с собой второй полк Изи-цве, затем появился Нгобока во главе воинов сокулу. Их примеру последовали вожди нескольких мелких племен, не желавшие полагаться на милость Звиде. Группами и по одному приходили воины мтетва. Их сразу же распределяли по полкам, где они проходили курс ускоренной военной подготовки. Численность зулусской армии возросла таким образом до пяти тысяч человек.

Но несравненно более усилилась армия ндвандве. Гибель Дингисвайо, столь неожиданная и, казалось бы, непонятная, укрепила положение Звиде, и многие вожди поспешили к нему на поклон. А тут еще вождь ндвандве успел расправиться с вождями кумало и влить их воинов в свою армию. Так у Звиде оказалось в наличии двенадцать полков, примерно по тысяче человек в каждом. Будучи человеком осторожным, вождь ндвандве постарался подыскать подходящий повод для войны с зуду, чтобы обеспечить себе расположение окрестных вождей. Звиде придрался к старым обязательствам покойного Сензангаконы, который и впрямь был щедр на посулы. В ультимативной форме он потребовал у Чаки трех девушек для своего гарема, якобы обещанных ему отцом вождя зулу. Последовал обмен резкостями, в результате которого полки ндвандве двинулись к границам зулу.

Во главе двенадцатитысячной армии ндвандве стоял Номахланджана — молодой, самолюбивый и слишком уверенный в своих силах наследник Звиде, а в рядах отборного полка Ама-Нкайя шли почти все остальные взрослые сыновья вождя ндвандве.

Колоссальному численному превосходству противника Чака мог противопоставить только богатый боевой опыт и железную дисциплину своей армии. И все же для сражения в открытом поле этого было явно недостаточно — двенадцать полков ндвандве окружат и сомнут его пять полков, и дело завершится скорее всего их полным истреблением. И Чака выбрал единственно возможную для него тактику.

Но прежде всего вождь зулу принял меры невоенного порядка. Были срочно мобилизованы все способные носить оружие юноши, еще не достигшие призывного возраста, и старики, чьи военные подвиги стали уже давно достоянием прошлого. Именно этим, наспех сколоченным формированиям и поручили заботу о скоте народа зулу. Скот и припасы под их присмотром были срочно укрыты в непроходимой чаще леса Нкандла.

Вдоль берегов Умфолози, являвшейся в то время границей между ндвандве и зулу, Чака заблаговременно расставил сильные сторожевые заслоны из мобильных отрядов, состоящих в основном из воинов союзных племен под общим командованием Нгобоки. Задача их облегчалась тем, что из-за прошедших ливней вода в реке стояла высоко и переправу можно было осуществить только на бродах, прекрасно известных той и другой стороне.

Основные силы зулу было решено построить на холме Гокли, лежавшем почти у самой границы, но удаленном от реки на такое расстояние, что ндвандве не смогли бы утолять в ней жажду, не покидая поля боя на длительное время.

Гокли — холм со срезанной вершиной — идеально подходил для осуществления Чакиного замысла. На плоской его вершине можно было расположить значительный резерв, укрытый от глаз наблюдателей. Туда же доставили сосуды с питьевой водой и запас продовольствия, которого на худой конец хватило бы на несколько дней.

На рассвете решающего дня к холму Гокли приблизилась под надежной охраной вереница девушек, возглавляемая Пампатой. Они принесли горшки с пивом и новые запасы продовольствия. Прибытие этого своеобразного пополнения явилось для Чаки неожиданностью, а неожиданностей, да еще перед самым боем, он не любил. Однако Пампата тут же сослалась на приказ Нанди, и Чака сменил гнев на милость, справедливо рассудив, что лишний запас пива в такую жару не помешает. Но скоро он понял, что Пампата явилась сюда отнюдь не ради пива или снеди для его воинов — у нее явно были какие-то другие планы. Все утро она молча ходила за отдававшим последние распоряжения Чакой, но как только у того выдалась свободная минута — тут же заговорила с ним. Чака не сразу понял, к чему она клонит.

— Дингисвайо погиб, доверившись Звиде, и теперь ты покрываешь тенью своей многие народы. Ты вождь вождей и великий воин. Сегодня будет решаться судьба не только зулу, но и всех нгуни, а воинов у тебя мало. Ндвандве сильны, многочисленны и коварны, а смерть Дингисвайо прибавила им смелости и уверенности в себе. Сегодня прольется кровь многих воинов, и почти во всех краалях завтра будут оплакивать своих близких. Кто я такая? Я не жена, хотя и оторвалась уже от девушек родного крааля. Признаюсь тебе, я уже давно приготовила себе наряд замужней женщины, но только примерила его, так никогда и не надев…

В Чаке закипело раздражение.

— Ты ведь знаешь…

— О нет, мой повелитель, — впервые в жизни Пампата осмелилась прервать своего любимого, — не мне обсуждать мудрость твоих решений, и долю свою я считаю достойной зависти. Но сегодня я, как о величайшей милости, прошу тебя разрешить мне надеть одежду замужней женщины в первый и последний раз в моей жизни. И прошу я тебя об этом не из женского тщеславия — я не собираюсь красоваться в нем перед своими подругами… Вспомни историю Нонтомы. Давно это было, но знают о ней даже дети в самых отдаленных краалях. А ведь она всего лишь удержала воинов своего сына от бессмысленного кровопролития. Я же хочу сделать нечто большее: когда полки ндвандве приблизятся к холму, я пойду им навстречу в одежде жены и разденусь перед самым их строем. Это напугает и собьет с толку даже храбрейших из них, а растерявшись, они станут легкой добычей твоих воинов. Я думаю, что духи предков не взыщут с меня за этот проступок, ибо таким образом я, возможно, спасу жизни многих воинов своего народа. Меня, конечно, убьют, но что значит смерть одной Пампаты, если многие более достойные не увидят завтра солнца. Ты потомок Зулу, ты воин, ты вождь, и в день битвы ты должен думать не о Пампате, а о судьбе десятков народов, чье будущее решится исходом сражения, поэтому, прошу тебя, позволь мне исполнить задуманное мной. Если все так хорошо запомнили историю Нонтомы, то, кто знает, может, вспоминая о твоих подвигах, потомки наши вспомнят и о Пампате… — она умолкла, просительно глядя на вождя зулу.

Чака не сразу нашелся, что ответить ей, но когда он заговорил, голос его звучал мягко и задумчиво:

— Ты права, Пампата. Я и в самом деле потомок Зулу, воин и вождь. Права ты и в том, что от исхода сегодняшнего боя зависит судьба многих народов и что победа нужна нам как никогда. Но, даже выиграв этот трудный бой, я буду далеко не первым зулу, воином и вождем, который одерживает победу. Проиграв его, а поражение это будет означать гибель моего народа и крушение всех моих надежд, я все-таки буду не первым, кому изменило военное счастье. Ты, Пампата, хочешь принести себя в жертву военной удаче, и, может быть, потомки наши и впрямь будут воспевать твой подвиг. Правда, сегодня многие воины пожертвуют собой, а имена их будут преданы забвенью даже в собственных краалях, но и это не беда, ибо таков удел воина. В щедрой доброте своей ты позабыла, очевидно, что от ударов вражеских копий мы закрываемся щитом, на котором натянута бычья шкура, остальное же зависит от собственной ловкости и немалой доли удачи. Я очень хочу выиграть этот бой, и мне тоже хотелось бы сохраниться в памяти народной, но я не хочу, чтобы потомки наши вспоминали меня как зулу, воина и вождя, который в страхе перед смертью первым на щите своем вместо бычьей шкуры расплял тело своей любимой. Но я все разно благодарен тебе, Пампата, за то, что ты хотела сделать. А теперь собирай своих подруг и уходи, ибо присутствие ваше мешает воинам сосредоточиться на предстоящем им деле…

Чака понимал, что Номахланджана не посмеет двигаться в глубь страны, оставляя у себя в тылу, по существу, всю армию зулу, но и опасался также одновременной атаки холма всеми силами ндвандве. Чтобы заставить наследника Звиде раздробить свои силы, вождь зулу пошел на уловку, которая прекрасно себя оправдала. Когда армия ндвандве после бесплодных попыток с ходу форсировать реку, стоивших Номахланджане около тысячи человек, дождалась спада воды и двинулась все же к холму Гокли, вспомогательные отряды зулу стали перегонять специально выделенное стадо в десяти километрах от Гокли. Номахланджана, как и следовало ожидать, клюнул на эту приманку и бросил примерно треть своих сил на захват скота. После беглого осмотра позиций зулу он решил, что для расправы с Чакой ему вполне хватит восьми полков (примерно 7500 человек) из двенадцати. Следует иметь в виду, что самоуверенность юного полководца немало подкреплялась и тем, что Чака выстроил на верхних склонах холма всего лишь около полутора тысяч, оставив две с половиной тысячи человек в укрытии на вершине холма в качестве резерва. Но даже и те воины, что были построены в боевые порядки, располагались таким образом, чтобы у противника создалось впечатление об их малочисленности. Беззаботный Номахланджана, отдав приказ атаковать противника, расположился на отдых тут же, у подножия холма. Командиры его полков также не разобрались в сложности ситуации и, построив своих воинов в обычные для нгуни шеренги, двинулись к вершине холма одновременно со всех сторон. Однако подобное движение привело к сужению линии фронта, а в результате сначала сократились интервалы между отдельными подразделениями, а потом и между воинами. К позиции зулу ндвандве подошли настолько плотно сбившейся массой, что не хватало места не только для каких-либо маневров, но даже и для простого броска копья. Этим не замедлил воспользоваться Чака и решительной контратакой смял их ряды. Вооруженные удобными для рукопашного боя ассегаями, воины зулу произвели страшные опустошения в рядах ндвандве, отступление которых больше всего походило на бегство. Однако преследователи, достигнув подножия холма, тут же вернулись па прежние позиции, подчиняясь строгому приказу Чаки: численное превосходство ндвандве было еще столь велико, что вождь зулу не решался ввязываться в длительную схватку.

Вторую атаку ндвандве начали, учтя ошибку предыдущей. Теперь интервалы между полками были сделаны с таким расчетом, чтобы сомкнутый строй образовался только на рубеже атаки. Но воины зулу, укрывшись за щитами, выдержали без особого ущерба для себя обрушившийся на них град метательных копий. Когда у атакующих осталось всего по одному копью, они уже просто не знали, что делать. Тут на растерянных противников ринулись воины Чаки, и ндвандве снова откатились назад.

К середине дня ндвандве предприняли еще три попытки сломить невиданное упорство обреченной, как они полагали, горстки воинов; зулу, и каждый раз откатывались с большими потерями. К этому времени выбыли из строя две трети защитников холма: из начавших бой полутора тысяч воинов у Чаки оставалось не более шестисот, да и из тех почти половина успела получить ранения. Однако и у Номахланджаны из семи с половиной тысяч человек погибло около двух с половиной тысяч, а из оставшихся пяти многие были ранены. Этого ему вполне могло хватить для завершения операции, если бы не одно обстоятельство: его воины, особенно раненые, жестоко страдали от жажды, а ближайший источник находился километрах в пяти. Почти половина войска ндвандве разбрелась по вельду в поисках воды, причем у раненых нашлось немало добровольных провожатых.

Раздраженный непонятным упорством зулу, Номахланджана решил закончить сражение одним ударом. Для этого он разделил свои силы на две неравные части. Полторы тысячи воинов были построены в колонну по двадцать человек в ряд и брошены на поредевшую шеренгу защитников холма с севера. Тысяча построилась дугой на южной стороне, отрезая зулу путь к отступлению.

Этого момента Чака терпеливо дожидался с самого начала боя. Пришла пора пустить в ход изнывающий от безделья резерв. И когда смертоносный таран колонны ндвандве добрался уже почти до вершины холма по обе стороны его, но вне пределов досягаемости метательного копья, помчались вниз быстроногие воины У-Фасимба и Изи-цве. Пятьсот ветеранов Ама-Вомбе приняли па себя удар головы колонны, а к этому моменту У-Фасимба и Изи-цве успели добежать до арьергарда ндвандве и чуть было не захватили врасплох их командующего. Номахланджане не осталось ничего иного, как присоединиться к замыкающим рядам колонны. «Рога» сомкнулись, и на этот раз полторы тысячи ндвандве оказались в окружении. Сделав полуобороты, воины зулу с ходу атаковали противника, а поскольку те были построены по двадцать человек в ряд, только первые шеренги и успели метнуть свои копья, остальные же из-за образовавшейся давки вынуждены были дожидаться, пока до них доберутся воины зулу. Ндвандве сражались до последнего, пытаясь подороже продать свои жизни, но измотанные предыдущими атаками, изнывающие от жары и жажды, а главное — ошеломленные невесть откуда взявшимися свежими силами зулу, они и не рассчитывали на успех. Сражение скоро превратилось в самое настоящее побоище, в котором особенно неистовствовал Мгобози. Он одного за другим уложил на поле боя всех участвовавших в сражении сыновей Звиде, но вскоре и сам свалился, обессилев от множества ран. Около тысячи человек были брошены на прочесывание местности для уничтожения мелких отрядов ндвандве, разбредшихся в поисках воды.

Номахланджана до последнего мгновения рассчитывал па то, что занявшая южный склон холма тысяча человек придет ему па помощь. Но чуда не произошло. Стоявшие там воины по-прежнему видели перед собой редкие шеренги зулу и, слыша доносившийся до них шум сражения, недоумевали, к какой еще новой уловке прибегнул вождь зулу, чтобы оттянуть разгром своих сил. Недоумение их сменилось растерянностью, а потом и ужасом, когда одержимые жаждой новых подвигов воины зулу ударили им во фланг. Однако командир ндвандве не утратил присутствия духа и, пожертвовав своими ранеными, из которых наспех создавались заслоны, попытался вывести свой полк из-под удара. Этому способствовало и то, что вдали уже показались четыре обремененных добычей полка ндвандве, отправленных в погоню за скотом зулу еще перед началом боя.

Увидев, что нет никакой возможности помешать силам ндвандве соединиться, Чака начал медленно отступать к Булавайо. Утомленные дневным переходом и изрядно измотанные мелкими стычками с зулусским ополчением, колонны ндвандве не могли навязать отступающим силам зулу решительного сражения и тем самым воспользоваться своим численным превосходством. А Чака тем временем разослал гонцов с приказом всем частям срочно стягиваться к столице. Он особенно рассчитывал на бригаду Белебеле, которая пока что не принимала участия в кампании и в качестве последнего резерва обороняла укрывшихся в лесу женщин и детей.

После целого ряда блестящих тактических бросков, в которых зулу использовали лучшее знание местности и превосходство в маневрировании, Чака решил дать бой у стен Булавайо. Сражение это, начавшееся под знаком превосходства ндвандве, было решено своевременным подходом бригады Белебеле, которая ударом во фланг смяла противника, а перешедшие в контратаку защитники зулусской столицы завершили разгром. Из двенадцати полков ндвандве уцелело не более тысячи человек. Но и потери зулу составили не менее полутора тысяч убитыми, а более пятисот человек получили тяжелые ранения. Сражение у холма Гокли не только раз и навсегда перечеркнуло планы Звиде относительно захвата земель мтетва, но и с полной очевидностью доказало, что среди племен нгуни появился новый центр притяжения — возглавляемое Чакой государство зулу.

И все же битва эта только на некоторое время оттянула решительное столкновение двух сил в борьбе за главенствующее положение в Натале. Обе стороны лихорадочно готовились к неизбежной развязке, однако ни одна из них пока что не решалась нарушить шаткое равновесие. Ндвандве имели почти неисчерпаемые людские резервы среди родственных им племен суту, их северных соседей, но те не спешили на помощь Звиде, намереваясь сначала убрать урожай. Чака, со своей стороны, не пытался ускорить ход событий, справедливо полагая, что время работает на него. Молодое зулусское государство росло как на дрожжах. К нему присоединились многие из тех племен, чьи вожди после смерти Дингисвайо заняли поначалу выжидательную позицию. Этому немало способствовало и то, что Нгомаан, один из наиболее заслуженных индун мтетва, стал теперь чем-то вроде премьер-министра у Чаки, а осиротевших мтетва возглавил Мландела — ближайший друг вождя зулу. Но не только старые друзья приходили к Чаке. На сторону зулу перешли и некоторые недавние союзники Звиде. Самым известным из них был молодой вождь племени кумало Мзиликази, впоследствии один из самых знаменитых полководцев Африки.

Воспользовавшись тем, что Звиде не оправился после недавнего поражения и наверняка не наберет достаточно воинов, по крайней мере, до весны, Чака двинул свою армию на юг, и вскоре воины гвабе пополнили полки Чаки, а скот их вождя оказался в загонах зулу. После этой победы зимой 1818 года владения зулу составляли около 20 тысяч квадратных километров. Под властью Чаки к этому времени находилось около тридцати независимых ранее племен. Но теперь уже мало кто вспоминал о своей прежней племенной принадлежности. Страну покрыла сеть военных краалей, где воины под руководством опытных индун занимались боевой подготовкой. Поскольку для вступления в брак требовалось специальное разрешение, а таковое давалось только воинам, особо отличившимся в бою, в стране оказалось множество незамужних девушек. Незамужними оставались и девушки покоренных племен, чьи потенциальные женихи пали в бою или бежали из родных мест. И Чака обратил свое внимание на этот людской резерв. И вскоре были созданы вспомогательные женские полки. На их плечи легли заботы но «интендантской» службе. В мирное время девушки занимались обычными полевыми работами, а в походах обеспечивали армию провизией. Первый женский полк был сформирован вскоре после сражения у Гокли в начале 1818 года и получил название Вутвамини («те, что созревают в полдень» — название сладкого дикорастущего плода).

Поскольку главной заботой нового государства было создание сильной и боеспособной армии, главы военных краалей взяли на себя функции прежних старейшин округов. Так постепенно военная администрация вытесняла старую родо-племенную знать.

Наступило время уборки урожая, и Чака приказал ссыпать зерно в заранее заготовленные корзины и прятать его в тайниках леса Нкандла. В краалях разрешалось держать только самый необходимый запас провизии.

Теперь и Звиде получил возможность перейти к активным действиям. Восемнадцать полков снарядил он для вторжения на земли зулу. Во главе этой невиданной но своей численности армии стоял опытный полководец Сошаигаан — впоследствии основатель нескольких государств нгуни. Главнокомандующий ндвандве учел печальный опыт сражения у холма Гокли, и теперь почти каждый его воин наряду с обычными метательными копьями имел и массивный ассегай, пригодный для рукопашного боя. Наконец все приготовления были закончены, и в июле 1819 года — а в южном полушарии это самый разгар зимы — огромная армия двинулась на юг.

Через своего соглядатая Нолуджу Чака был в курсе каждого шага Звиде. Как только пришли известия, что ндвандве готовятся к выступлению, вождь зулу приказал очистить от всех запасов продовольствия территорию шириной в 60–70 километров.

Подавляющему численному превосходству врага Чака мог противопоставить только тщательную разработку всей кампании в целом, заранее предвидя передвижения противника, а затем, используя более высокую мобильность и железную дисциплину своей армии, довести дело до полного разгрома врага. Немалую роль отводил он составленным из мальчиков отрядам носильщиков и женским полкам.

Все эти предвидения оправдались самым блестящим образом. Трехдневный запас пищи, взятый с собой воинами ндвандве, был израсходован ими еще на своей территории. Теперь же они уповали на то, что в краалях зулу их ждет богатая добыча. Однако на своем пути они встречали лишь безлюдные краали с пустыми закромами и загонами для скота. Летучие отряды зулу постоянно сновали вокруг наступающей армии врага, мешая быстрому продвижению в глубь страны, где все-таки можно было поживиться кое-какой добычей. Воины, которых Сошангаан посылал на заготовку провизии, исчезали бесследно, а зулусское войско все не показывалось, хотя незримое присутствие его чувствовалось постоянно. К исходу второго дня полк зулу смелым маневром зашел в тыл армии ндвандве и, перебив охрану, угнал около сотни быков — последний продовольственный резерв Сошангаана. Голодная армия ндвандве оказалась на грани катастрофы. Ее воины провели ночь без сна из-за беспокоящих операций зулу. Чтобы изголодавшиеся и продрогшие враги не повернули вспять, Чака прибегнул к новой хитрости. По его приказу в двух-трех километрах от лагеря ндвандве разбрызгали кровь недавно заколотого быка и пригнали на это место стадо. Встревоженный скот поднял рев, который отлично был слышен воинам Сошангаана. Те решили, что добыча у них под носом. Однако предусмотрительный Сошангаан ограничился тем, что выслал разведчиков. Воины зулу специально дали им добраться до стада, и разведчики, не разобравшись в ночном мраке, что к чему, доложили Сошангаану о намерении воинов зуду угнать скот за реку Тугелу. А на рассвете Сошангаану донесли, что стада зулу переваливают через холм Сунгульвени, расположенный примерно в десяти километрах от лагеря ндвандве.

Сошангаан и здесь чуял западню, но ему уже трудно было сдерживать голодных воинов, и армия ндвандве устремилась в погоню. За день они проделали более пятидесяти километров и достигли реки Тугелы — южной границы владений зулу, постоянно отвлекаемые нападениями летучих отрядов зулу. Эти мелкие стычки, каждый раз грозившие перейти в генеральное сражение, вынуждали Сошангаана прекращать преследование и выстраивать полки в боевые порядки, но зулу упорно не начинали бой. В результате всех этих задержек войска ндвандве подошли к Тугеле как раз в тот момент, когда юноши зулу переправляли через нее остатки стада. На противоположном берегу стояли, изготовившись к бою, полки Чаки. Многочисленные броды охранялись заведомо слабыми отрядами, и умудренный опытом Сошангаан понял, что, форсируя реку, он только сыграет на руку Чаке. По его приказу армия отошла к лесу Нкандла и расположилась там на ночлег. Предприимчивый Чака сделал все, чтобы и эта ночь оказалась неспокойной для его врагов. Под покровом темноты воины зулу просочились в ряды измотанных дневным маршем и голодом ндвандве и, когда тех сморил сон, учинили страшную резню, усугубленную еще и тем, что в темноте невозможно было разобраться, где друг, а где враг, и многие воины ндвандве пали под ударами своих же товарищей.

Наутро Сошангаан повернул назад свою потрепанную и измученную армию. Две тысячи воинов потерял он за три дня в бесплодных попытках завязать сражение, в то время как зулу отделались потерей всего двух-трех сотен, да и то преимущественно ранеными. И хотя у ндвандве все еще оставалось шестнадцать тысяч против десяти тысяч Чакиных воинов, теперь это была не та армия, которая так самонадеянно пересекла границы зулу.

Начатое отступление было очень скоро приостановлено армией Чаки, настигшей противника неподалеку от холма Сунгульвени. Сошангаану тут же пришлось построить свои полки. Готовясь к сражению, он расставил войска обычным для нгуни порядком: строй ндвандве представлял собой растянутую километра на полтора линию из шестнадцати шеренг, каждая из которых состояла из полка примерно в тысячу человек. Это было классическое построение, принятое у народов нгуни, и, несмотря на подавленное состояние своих воинов, Сошангаан без особой тревоги дожидался атаки десяти Чакипых полков. Да и воины его, вконец раздраженные бесполезными переходами на пустой желудок, с нетерпением дожидались возможности схватиться наконец с неуловимыми зулу. Но Чака и па этот раз спутал все планы противника. Армия зулу на виду у врага, но вне пределов досягаемости метательных копий развернулась в боевую фалангу, и обе стороны замерли друг перед другом в двух бросках копья, что составляло около ста метров. Но каково же было изумление Сошангаана, когда он увидел, что от боевых порядков зулу отделяются два полка и рысцой движутся в обход его флангов. Пытаясь преградить им путь, он приказал растянуть фланги, но направляющие колонны стали обходить их. Дальнейшее растягивание линии фронта могло привести к ослаблению центра, перед которым стояли основные силы зулу, и Сошангаан срочно приказал полкам, составлявшим две последние шеренги, двинуться наперерез наступающим колоннам и прикрыть фланги. Однако зулусские воины продолжали наступать как ни в чем не бывало, и вскоре между полками прикрытия и основными силами ндвандве образовался значительный разрыв. Вот в эти-то бреши Чака и бросил два новых полка, которые зашли в тыл отрядам прикрытия. Затевать новую перестановку сил на виду у изготовившейся для атаки армии зулу было более чем рискованно, и тогда Сошангаан решил, пожертвовав двумя полками, немедленно атаковать противника, надеясь на то, что обреченные будут яростно сражаться и свяжут брошенные против них четыре полка Чаки.

Войско ндвандве, ободряемое криками командиров, ринулось вперед, но… ничего не произошло. Шеренги зулу отступили в полном порядке, так и не дав сократить разделяющее противников расстояние. Насмешки и оскорбления, которыми осыпали их ндвандве, казалось, не производили на зулу ни малейшего впечатления. Разрыв между фланговыми прикрытиями и основными силами ндвандве увеличился еще более, и там уже кипела битва. Сошангаан приказал было повернуть назад, но тут же на его тылы двинулись шеренги зулу, и ндвандве пришлось остановиться, чтобы сдержать их напор. Так повторялось несколько раз, а тем временем с двумя полками ндвандве было покончено, и победители численностью около тысячи копий зашли ндвандве в тыл.

Сознавая полную обреченность каких-либо наступательных действий, Сошангаан приказал двигаться в сторону родных краалей. Но и это было сопряжено с невероятными трудностями. Продвижению мешали четыре полка зулу, которые, так и не соединившись с основными силами, двигались теперь перед авангардом ндвандве, а сзади на расстоянии все тех же двух бросков копья вышагивали главные силы Чаки. Это вынуждало ндвандве постоянно сохранять боевые порядки, то есть передвигаться четырнадцатью шеренгами в полтора километра шириной. Любая неровность местности, овраги, ручьи или холмы путали их ряды, а мобильные отряды зулу пользовались каждым замешательством для нанесения молниеносных, но весьма ощутимых ударов.

К вечеру противники достигли реки Умлатузи, и здесь Сошангаан расположил на ночь свою голодную и окончательно павшую духом армию. Ночью были произведены подсчеты, и оказалось, что к Умлатузи пришло всего двенадцать тысяч человек. Это означало, что ндвандве растеряли треть своих сил, так и не сумев навязать противнику открытого боя.

Наутро ндвандве снова увидели армию зулу, занимавшую позиции на господствовавшей над местностью возвышенности. Даже теперь Сошаигаан предпочел бы атаковать врага, но, опасаясь повторения вчерашнего, приказал готовиться к переправе. Еще до рассвета неподалеку был обследован подходящий брод, по которому свободно могла пройти шеренга из двадцати воинов. Но к этому же броду двинулась и армия зулу.

Сошангаану снова пришлось выстраивать свою армию в шеренги. И тут командующий ндвандве допустил роковую ошибку. Растянутые на полтора километра войска его начали переправляться через реку отдельными полками, а значит по мере переправы на другой берег число шеренг уменьшалось, а фронт при этом не сокращался. Выждав, когда половина армии ндвандве окажется на противоположном берегу, Чака сомкнутыми колоннами прорвал их поредевший строй, отрезая тем самым основную часть вражеских сил от брода. Почти половина оставшихся на зулусском берегу ндвандве была уничтожена, а остальные, побросав копья, искали спасения в ледяных водах Умлатузи. Немногим удалось достичь противоположного берега, да и те, оказавшись безоружными, стали бесполезным балластом для Сошангаана. Самое яростное сражение завязалось у брода. Разъяренные ндвандве контратаковали с такой силой, что даже ветеранам Ама-Вомбе пришлось уступить их натиску. Но это был временный успех. Прекрасно понимая, что форсировать реку в подобных условиях невозможно, Чака вывел из боя два отборных полка — У-Фасимба и Изи-цве и приказал им переправиться — одному ниже, а другому выше — по течению и зайти ндвандве в тыл. Успешное проведение этого маневра решило исход всей кампании. Один только Сошангаан не утратил присутствия духа и с группой наиболее опытных воинов сумел пробиться сквозь ряды зулу и спасти тем самым свою жизнь.

Пока основные силы были заняты истреблением мелких групп противника, свежие, почти не принимавшие участия в боях полки Мбонамби и Йси-Пеза стремительным маршем направились к столице ндвандве. Преодолев за сутки более ста километров, они подошли к краалю Звиде, распевая боевую песню ндвандве. Население крааля, полагая, что это возвращаются с победой их соплеменники, высыпало навстречу. И здесь началась резня. Вождю ндвандве все же удалось скрыться, однако Нтом-бази, его мать и вдохновительница всех его черных дел, понесла заслуженную кару.

Прошло всего три года со смерти Сензангаконы и прихода Чаки к власти. За этот короткий срок владения зулу увеличились почти в сто двадцать раз, составляя теперь почти 30 тысяч квадратных километров. В распоряжении Чаки имелась закаленная в боях армия, равной которой не было среди племен нгуни.

На землях зулу воцарились наконец мир и покой. В вельде под присмотром опытных пастухов паслись многотысячные стада подобранного по мастям племенного скота. На тщательно обработанных полях вызревали обильные урожаи. В военные краали постоянно прибывали пополнения, из которых тут же формировались новые полки. Но главным было то, что каждый наконец получил возможность спокойно пользоваться плодами своих трудов, не опасаясь того, что скот его и добро могут стать добычей более воинственного соседа.

Всякий, какое бы скромное положение ни занимал он во вновь созданном государстве, твердо знал, что в случае какого-либо конфликта он может обратиться к нелицеприятному судье, чьи приговоры бывали суровыми, но справедливыми. Далеко не каждый решался отправиться в Булавайо, чтобы представить свое дело на суд грозного владыки, но и местные индуны старались вершить правосудие по справедливости и в соответствии с тем толкованием старых обычаев, которые давал им Чака. А законы эти были просты. Смертной казнью карались трусость в бою, невыполнение приказа, клятвопреступление, прелюбодеяние и клевета. В остальных же случаях виновный отделывался штрафом в несколько голов скота, взимаемым в пользу пострадавшего или вождя. Именно простота законов и приводила к тому, что желающих затевать тяжбы оказывалось не так уж и много. Однако память народная сохранила до наших дней несколько судебных решений Чаки, свидетельствующих не только о его уме, но и о своеобразном чувстве юмора.

Так, однажды в Булавайо прибыли два человека с просьбой рассудить их. Они некогда были друзьями, но, когда заботам каждого из них было поручено по огромному стаду вождя, а пастбища имели общую границу, возник извечный «спор о меже». Межи, собственно, в вельде никакой не было, но, поскольку ссора затянулась, каждый стал претендовать на изрядную полосу пастбища другого. Чака самым блестящим образом разрешил этот затянувшийся спор.

— Так где же, по-твоему, проходит граница? — спросил он у первого пастуха. Тот, решив воспользоваться случаем, наспех перечислил ориентиры на местности, прихватив изрядную полосу земли своего противника. Второй пастух только возмущенно крякал, но, подчиняясь повелительному знаку вождя, хранил молчание.

— И ты согласен поклясться, что, если я проведу границу в указанном тобой месте, у тебя не возникнет новых претензий? — спросил Чака самым доброжелательным тоном.

— Клянусь, о вождь!

— Тебе известно, что клятвопреступники караются смертью?

— Да, о вождь!

— Хорошо.

И, обернувшись ко второму пастуху, он предложил и ему высказать свое мнение. Тот принялся подробно доказывать несостоятельность претензий своего врага, но Чака тут же прервал его:

— Зачем все эти слова? Скажи нам, где должна проходить граница.

И тут обиженный пастух, решив, что наступил черед свести счеты с противником, а заодно — и прирезать себе изрядный ломоть пастбища, назвал ориентиры, которые далеко передвигали границу на земли соседа.

— Поклянись, что будешь доволен, если граница пройдет там, где ты хочешь.

— Клянусь, о вождь!

— Клятвопреступники караются смертью.

— Я знаю, о вождь!

— Вот вы и попались, — рассмеялся Чака. — Когда вас назначали пастухами моих стад, то под пастбища вам были выделены одинаковые участки. Участки эти так и не изменились с тех пор. Вот вы и поменяйтесь своими пастбищами, но так, чтобы граница, указанная каждым из вас сохранилась, и тогда между вами будет лежать полоса земли, равная вашей жадности.

Смущенные пастухи удалились под общий хохот присутствующих, которым только теперь стал ясен смысл Чакиного приговора.