«Рублёвские дети» войны
«Рублёвские дети» войны
Подолгу Артём с мамой жили на даче в деревне Жуковка, где мама Артёма Фёдоровича ещё до войны, в 1937 году приобрела домик. В самой Жуковке, соседних Усове, Барвихе, Горках с ними соседствовали разные люди. Артём Фёдорович рос здесь, многих знал и до войны, и после – тех, кто вернулся. «Рублёвские дети» той поры и война – об этом наш разговор, идея которого принадлежит жене Артёма Фёдоровича Елене Юрьевне. Звоню как-то в очередной раз, чтобы договориться о встрече, трубку берёт Елена Юрьевна и, прежде чем передать её мужу, говорит: «Вы знаете, Катя, мне кажется, надо написать о детях правительства той поры, ведь Артём всех их знал, они дружили, общались. Невозможно смотреть телевизор! Говорят о какой-то золотой молодёжи, показывая Рублёвку. Да какая она золотая?! Надо рассказать о той поре. Ведь нынешние правители отгораживаются от народа и отгораживают своих детей заборами и прочим средствами. А те были плотью от плоти народа и целиком разделили его участь. О них надо рассказать!»
+ + +
А.С.: В свое время по Рублёвскому шоссе в сторону Успенское были государственные дачи, на которых жили некоторые руководители советского государства с семьями. Дач было не так много, не все даже были огорожены, а если и были заборы, то довольно скромные. И жизнь была как бы на виду. Мы, дети, и дачные, и деревенские, играли, дружили, знали друг друга и друг о друге.
Дальше всех в Успенском жил член Политбюро Николай Михайлович Шверник. Его дочь во время войны работала в военном госпитале.
Часто на рублёво-успенских дачах бывал старый большевик Федор Никитич Самойлов, депутат IV Государственной Думы от фракции большевиков, рабочей курии, избранный в 1912 году, один из пяти депутатов-большевиков, которые в 1914-м были арестованы, судимы, сосланы в Сибирь. После революции он вернулся, активно работал, впоследствии был директором Музея революции. Его сын, инженер, с начала войны ушёл на фронт в звании младшего лейтенанта, в конце 1941 года погиб.
Ближе была дача члена Политбюро, секретаря ЦК партии Андрея Андреевича Андреева. Его сын был бортинженером дальнего бомбардировщика. Слава Богу, прилетел столько раз, сколько и улетал – жив остался. Его дочь, и ныне здравствующая Наталья Андреевна, работала в эвакогоспитале.
«Горки-4» – дача Сталина «Зубалово». Старший сын Сталина Яков 1907 года рождения – инженер-электрик, окончивший электромеханический факультет Института инженеров путей сообщения и железнодорожного транспорта. Он окончил и артиллерийскую академию, долго считался пропавшим без вести, потом якобы оказавшимся в плену. Но нет ни одного достоверного подлинного документа, свидетельствующего, что Яков был в плену. Вероятно, 16 июля 1941 года он был убит в бою. Думаю, немцы нашли при нем его документы и устроили такую игру с нашими соответствующими службами. Мне в то время пришлось быть в немецком тылу. Мы видели листовку, где якобы Яков с немецким офицером, который его допрашивает.
Яков Джугашвили, Светлана и Рауф Лакоба на палубе парохода.
А в моем партизанском отряде был профессиональный фотограф. Он на мой вопрос, каково его мнение: фальшивка это или нет, ничего сразу не сказал и лишь через день уверенно заявил: монтаж. И сейчас криминалистическая экспертиза подтверждает, что все фотографии и тексты Якова якобы в плену – монтаж и фальшивка. Конечно, если бы Яков, как утверждали немцы, попал к ним, то они бы позаботились о достоверных свидетельствах, а не предъявляли бы сомнительные: то фотографии размытые, то со спины, то сбоку. Свидетелей тоже в итоге ни одного не оказалось: то они знали Якова лишь по фотографиям, но в плену опознали его, то такие же несерьёзные свидетельства. У немцев хватало тогда технических средств, чтобы и на киноплёнку снять, и на фото, и записать голос. Ничего этого нет. Таким образом, очевидно, что старший сын Сталина погиб в бою.
Василий – второй сын. После окончания Качинского военного лётного училища он был направлен в боевую часть, вступившую в войну с самого начала, был тяжело ранен, после лечения вновь вернулся в боевой строй. Был награждён помимо других наград двумя орденами Боевого Красного знамени.
Дальше «Горки-2». Там жили Ворошилов и Микоян. У Ворошилова в семье жил Тимур Фрунзе. Вскоре после смерти Михаила Васильевича Фрунзе умерла и его жена, и Тимур, оставшись круглым сиротой, жил, как и его сестра Таня, у Ворошилова. Тимур, лётчик-истребитель, погиб в январе 1942 года, ему было 18 лет.
У Ворошилова часто гостил племянник, сын родной сестры Ворошилова Коля Щербаков. Окончив ускоренный курс артиллерийского училища в 1943 году, Николай ушел на фронт и в 1945 году погиб.
В Горках-2 жил и Микоян. У него было пятеро сыновей. Старший сын Степан – лётчик истребитель. В возрасте 18 лет был вдребезги разбит во время воздушного боя. Долго лежал в госпитале, благодаря великому хирургу Александру Николаевичу Бакулеву остался не только жив, но и способен к летной работе. Стал после войны лётчиком-испытателем, как лётчик-испытатель получил звание Героя Советского Союза. Сейчас Степан Анастасович Микоян – генерал-лейтенант авиации в отставке.
Второй сын Микояна Володя – лётчик-истребитель. Погиб в сентябре 1942 года в воздушном бою. Было ему 18 лет и два месяца. Он – беспримерно храбрый воздушный боец, старший лейтенант, к моменту своей гибели уже награжденный Орденом Красного Знамени. Меня в то время вызвали с фронта в Москву получать Орден Красного знамени. В это же время в Москве оказался Василий, прилетевший со Сталинградского фронта.
Как всегда, я позвонил Ашхен Лазаревне Микоян поздороваться, сказать, что я в Москве. Того же 18 сентября 1942 года звонит мне Ашхен Лазаревна и говорит: «Артём, я себе места не нахожу, мне так плохо, позвони, пожалуйста, Василию, он здесь, я не могу, я боюсь за Володю. Мне неудобно самой. Скажут: офицер воюет, а мать по начальству звонит. Пожалуйста, спроси у Василия, как Володя». Я сразу Василию: «Как у Володи дела?» Он отвечает, что всё в порядке. Мол, когда я улетал, приказал до моего возвращения Володю в воздух не выпускать, так что всё в порядке, жив-здоров.
А оказалось, что Володю в этот день выпустили, и он погиб. Именно в этот день, когда мне звонила Ашхен Лазаревна.
Оказывается, представитель Ставки по авиации Новиков был на их аэродроме. Видит, что Володя сидит очень грустный. Он у него спросил, как дела, поскольку знал его. Володя говорит, что какие тут могут быть дела – самолёт не дают. Тот: «Кто не даёт?» И как представитель Ставки приказал дать самолёт.
Техником самолёта был Або Шаракшане, по национальности бурят. В дальнейшем крупный учёный, академик, доктор наук, профессор, лауреат Государственной премии, ушедший из жизни в 2005 году. Або мне рассказывал, что Володя радостно кричит: «Або, готовь самолёт, пошли сейчас». Потом у Микоянов я видел доклад командира полка Ивана Клещёва, что произошло, что был за бой. Такие люди, как Тимур Фрунзе, Володя Микоян, Василий Сталин рвались в бой, их нужно было за штаны держать. Они не думали об опасности. Ну вот идёт воздушный бой. Время вышло, нужно уходить, собирается ведущий уходить, а Володя зажёг немецкий самолёт и за ним кинулся. Потом Фёдор Фёдорович Прокопенко, их с Василием инструктор в лётном училище, после воевавший с ними в полку, говорил: «Он лётчик молодой, горячий, не смотрит, что сзади делается, а у него уже на хвосте «худой» сидит (так лётчики называли «Миссершмидт-109»). И всё». Так он и погиб. Удивительно, как Ашхен Лазаревна это почувствовала.
Так и Тимур Фрунзе погиб, как Володя Микоян. Это не было безрассудство: у них желание уничтожить врага, напавшего на Родину, было выше заботы о собственной безопасности, и они просто кидались на немца, завидев его.
Кстати, и с Василием Сталиным был схожий случай. И в этой ситуации его буквально спас от смерти Фёдор Прокопенко. Та же ситуация: Василий кинулся за немецким самолётом, ни о чём не думая, а только о том, чтобы убить врага, и не смотрит, что у него на хвосте уже другой немец сидит. Это гробовое положение – верная смерть! А Фёдор Фёдорович того буквально грудью с хвоста у Василия выдавил, показывая, что идёт на таран. Когда сели, на Василия накинулись свои же лётчики, материли его! Но не били! – Прокопенко говорил. Василию сказали: «Ты – командир полка, но не только командир. У тебя фамилия, которую ты тоже должен защищать. Ты не должен так безоглядно бросаться». А тот только улыбался виновато и подарил потом фотографию своему спасителю с надписью «Фёдору Фёдоровичу Прокопенко. Спасибо за жизнь. Жизнь – это Родина».
Ещё один сын Микояна, Алексей Микоян, 1925 года рождения, лётчик-истребитель, успел не только повоевать, но и к 1945 году сильно разбитый лежал в госпитале. Он был генерал-лейтенантом авиации в отставке, умер в возрасте 60 лет.
Четвертый сын, Иван, по возрасту летать ещё не мог, но, будучи совсем мальчиком, стал механиком-мотористом в боевом полку, где летали его старшие братья: он им готовил машины для полётов, а плохая подготовка могла плохо кончиться для лётчика. И он отвечал таким образом в какой-то мере за жизнь собственных братьев и остальных лётчиков. Затем Иван Анастасович стал крупным военно-авиационным инженером.
Михаил Максимович Кульков, имевший дачу неподалеку в Усове, был секретарем Московского комитета партии. У него было два сына. Старший, Саша, 1918 года рождения, в бою потерял ногу. Второй сын, Борис, 1922 года рождения, пропал без вести в самом начале войны. Вероятнее всего погиб, а похоронить, сделать соответствующую запись в начале войны было очень сложно: противник наступал быстро. И штабам вести соответствующую переписку было очень трудно. Борис, повторяю, скорее всего погиб.
В Усове жил Хрущев. Его сын Леонид, лётчик-бомбардировщик, в 1941 году был тяжело ранен. После выздоровления стал лётчиком-истребителем, погиб в 1943 году в воздушном бою.
Далее дача, где жил министр лесного хозяйства и его первый заместитель Рудаков. У него был сын Игорь Рудаков. Он погиб в бою.
У первого заместителя министра судостроительной промышленности Разина сын был пулеметчиком, тяжело ранен, и в течение первых восьми месяцев после ранения было мало надежды на выздоровление.
В Барвихе была дача, где с семьей жил начальник главного управления авиационной промышленности Петр Ионович Баранов. Сам Баранов погиб в 1933 году в автокатастрофе, а его сын Юра совсем молодым погиб во время войны.
Похоронки получили многие семьи, жившие тогда по Рублёвскому шоссе.
Корр.: Сын Сталина, сыновья Микояна были лётчиками, вы – артиллерист. На ваш выбор влияли отцы?
А.С.: Отцы влияли, но не уговорами, не требованиями, а примером и пониманием: отцы установили советскую власть, отцы создали великий Советский Союз, и святая обязанность их детей сохранить то, что создали отцы – СССР. Было совершенно ясно, что война приближается и надо будет защищать Родину от врагов. Когда я в 1938 году пришел в военное училище, комиссар училища- полковой комиссар Емельян Алексеевич Лисичкин- собрав нас, буквально пропел строки песни, популярные в то время: «И на вражьей земле мы врага разобьем малой кровью могучим ударом». А дальше объяснил: «Это не для нас, военных, а для домохозяек, чтобы они раньше времени не волновались. А для вас скажу: современная война может длиться даже и пять лет. Может, и меньше».
Каждый директор предприятия тогда имел пакет с пятью сургучными печатями. Он вложен в другой пакет, тоже опечатанный. Это так называемый «мобилизационный пакет». Директор мог его раскрыть только при чрезвычайном положении. А там написано, что делать в случае войны. Моя мама была директором текстильного комбината. У нее такой пакет был уже в 1937 году. В этих пакетах было расписано, кто и где готовит себе базу: кто уходит на Волгу, кто уходит на Урал, кто за Урал, кто каким видом продукции будет заниматься во время войны.
В 1937 году были созданы специализированные военизированные школы-десятилетки. Это был 8, 9, 10 класс, туда принимали мальчиков с крепким здоровьем и хорошей успеваемостью. Школы готовили молодежь к поступлению в военные училища. Они выпустили тысячи юношей, которые затем шли в военные училища. Я очень хотел быть лётчиком, но школы были объявлены артиллерийскими, было заявление Сталина о необходимости и значении артиллерии. Был и лозунг ЦК комсомола «Молодежь – в артиллерию». И когда объявили, что школы наши будут артиллерийскими (было ещё две авиационных и одна морская), то я несколько дней страдал, потом понял: раз сказано – в артиллерию, значит, так надо. Я, член комсомола, гражданин своей страны, знал, что должен выполнить ту задачу, которая поставлена. Не как я хочу, а как нужно стране.
Да, кое-кому было разрешено из этих школ пойти в летные училища: например, Василий Сталин пошел в летное училище после 9 класса. Это и было его привилегией, такая привилегия была и у Тимура Фрунзе. Привилегия драться в бою. А ведь лётчик дерется в открытом бою напрямую с противником.
После ранений у меня были документы ограниченной воинской годности. Но мысль о том, что я могу остаться в тылу, не участвовать в бою, когда идут сражения за родину, приводила в дрожь. Когда после ранения я снова приехал в декабре 1941 года под Нарофоминск, зашел в блиндаж, где были мои солдаты, то мне стало жутко: неужели я мог бы сюда не попасть? Меня могли и в тыл загнать. А здесь я среди своих, я выполняю свой долг, делаю то, что мне положено, никто не может меня упрекнуть, и я сам себя, что делаю что-то не то.
Корр.: В каком году вы вступили в коммунистическую партию, в каком году вступил в партию Василий Сталин?
А.С.: Я вступил в 1940 году, будучи курсантом 2-го Ленинградского артиллерийского училища (в прошлом Михайловское императорское артиллерийское училище, образованное в 1825 году). И Василий тоже вступил в 1940 году, курсантом Качинского военного училища лётчиков.
Корр.: Был ли Сталин горд, что его сыновья воевали? Ваша мама, Елизавета Львовна, была этим горда?
А.С.: Безусловно. Они не могли представить, что может быть иначе. Мама знала, что я буду военным. Была неясность только с родом войск. Когда мы поступали в военную школу, там нужны были высокие оценки. И мы переживали, делились, кто как будет поступать. Тимур Фрунзе был рыцарь такой: он хорошо учился и знал, что пройдет; Степан Микоян тоже. А Василий ужасно боялся, что его из-за отметок не примут. Что же тогда отцу сказать: что не приняли из-за отметок? Что отец скажет? Вот где был страх – не примут в военную школу. Стыд! Перед отцом стыд! А как отцу будет стыдно и неприятно, что его сына не берут в армию! Кого же он тогда воспитал?
И наши родители гордились, что мы, сыновья, защищаем страну. «Золотая молодежь», как порой называют детей определенных родителей, тогда была золотой по личным качествам – защитники родины. Ответственность за родину у нас и наших родителей была колоссальная. Мы даже не думали о том, что могут убить, не боялись этого. Война есть война, всякое бывает. Но ты должен защитить родину всеми средствами, включая собственную жизнь. Никаких сомнений в этом ни у нас, ни у наших родителей не было.