«Ханука в Сибири», еврейский футбол и другие развлечения тюменского врача

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Ханука в Сибири», еврейский футбол и другие развлечения тюменского врача

Отметим, что в диких местах евреи жили и успешно там работали. И некоторые даже делали приличную карьеру. Благо, чем более диким было место, тем менее охотно туда распределялись после вуза. В свое время родители автора, до войны жившие в Днепропетровске, поженились в городе с экзотическим названием Выкса. Куда, на один из крупнейших в Европе металлургических заводов Яна Сатановского и его друга детства, Льва Бродского, отправили году эдак в 49-м, после ДМЕТИ, исходя из просьбы, чтобы они могли работать вместе – все равно где. Вот они вдвоем в муромские леса и поехали.

Завод был старинный, принадлежавший еще Баташовым. Не так давно справляло его руководство в Москве двухсотпятидесятилетний юбилей своего предприятия. И кто сказал, что только японские корпорации считают свою биографию веками? Леса были дремучие. Достаточно сказать, что не только после войны, но и до сих пор там нет пассажирской железнодорожной станции. Хотя город уже немал, и прославлен он не только лесными пожарами начала 2010-х, которые в его окрестностях много чего уничтожили. Помнится, на те пожары президент Путин приезжал и даже строго-настрого велел сгоревшее восстановить.

Но тогда, в 40-х, торфодобыча еще работала и осушенные по всей европейской части России болота не горели. Гореть они начали позже, в 70-х. И продолжают до сих пор. А тогда из деревень, как было при Екатерине и всех последующих Александрах и Николаях, ежедневно стекались на завод рабочие. И вокруг была прекрасная охота. Где на уток. А где и на волков. И из лесу, с разбросанных на полянах хуторов, выходили «на люди» густо заросшие бородами люди, которые на полном серьезе расспрашивали о новостях, произнося что-то вроде: «А вот, говорят, у вас, в Питере, заваруха какая-то была. Царя скинули. Давно было, а тут у нас ничего и не изменилось».

Молодых специалистов, только что с Украины, хорошо представлявших себе, что бывает за такие разговоры, они доводили до полной одури. Как и расспросы женщин в продмаге, куда по прихоти советской торговли завезли бочку экзотических для Выксы маслин в рассоле, зачем они, приезжие, эти мелкие солонущие сливы каждый вечер покупают. Поскольку компот из них местные варили-варили, не получается. И неважно, сколько туда сахару кладешь. Не получается, и все. Хоть тресни. Только продукт переводишь. То есть идея, что этим, черным с косточками, можно и нужно закусывать водку, у них даже не возникала.

Так вот, таких медвежьих углов по России было много. И евреев потолковей, из тех, кто понимал, что на Украине, в Белоруссии и прочих Ленинградах им не светит, там было… ну, не то чтобы не протолкнуться, но достаточно. Настолько достаточно, что к концу советской власти в промышленных центрах Сибири и Дальнего Востока сложились приличных размеров еврейские сообщества. Состоявшие, по большей части, из главных инженеров, главврачей, начальников геологических и прочих партий, старших маркшейдеров и заведующих лабораториями. И даже некоторого количества директоров, профессоров и академиков.

Происходили они из всех мыслимых и немыслимых исторических центров черты оседлости. Цену себе знали. И не боялись ни Б-га, ни черта, ни партийных органов. Поскольку стране от них был нужен план. По газу, нефти, золоту, углю, стали, рыбе, лесу, алмазам и так далее. А не политическая сознательность и теоретическая верность идее. Да и ссылать их было некуда. Они там уже жили. И не очень-то стремились оттуда, «с северов» уезжать. Ну, в отпуск к морю – еще ладно. К родне – пофорсить и сходить на родные могилы. И ладушки. Не до баловства.

Однако, поскольку жить в одиночестве нормальный человек не может, они, как правило, заводили семью. Что предполагало какую-никакую культурную жизнь. Так как, в соответствии с директивой товарища Сухова из «Белого солнца пустыни», женщина – тоже человек. Тем более, что чего-чего, а денег у них было достаточно. Северные коэффициенты. И выбираясь в столицы, они театры посещали регулярно. Но никакие деньги не могли предоставить досуг соответствующего уровня по месту основного жительства. Если не считать традиционных охоты, рыбалки и ресторанов. Которые к сфере культуры никак не относились.

Опять-таки, если вспомнить о повышенном процентном содержании евреев в описываемых краях и существенно размытых, по сравнению с «большой землей», рамках дозволенного, следует признать, что с национальным колоритом местной жизни был полный швах. Местечки были черт-те где. Оставшись в памяти и не присутствуя ни в быту, ни в прочих сферах жизни. Кроме Биробиджана – но где был тот Биробиджан?

Театр Шерлинга и Глуза на гастролях рвали на части в крупных городах. «Белая уздечка черной кобылицы» – это был мюзикл! Для еврейской Москвы примерно то же самое, что для Бродвея «Иисус Христос – суперзвезда». Не для того его создатели пахали как проклятые, чтобы мотаться по Ханты-Мансийску, Нижневартовску или Тюмени. Не тот масштаб. И гонорары не те.

Так что существовал рынок, который хотел того, чего хотел, и этого не получал длительное время. Это не могло продолжаться бесконечно. И тут возник Фельдблюм. Точнее, Фельдблюмов было несколько. Семья их была крепкой, спаянной и дружной. И с хорошими еврейскими корнями. Которые, в конце концов, привели большую ее часть в Израиль. При том, что папа инициатора и основателя знаменитейшего в 90-х фестиваля «Ханука в Сибири», Самуэль Пинхасович, помимо главной в его трудовой биографии Лабытнанги, успел в 2000-х поработать в аппарате Российского еврейского конгресса. Но, при всех его достоинствах, речь не о нем, а о его сыне. Сын этот оставил в еврейском движении позднего СССР – ранней России след поистине ярчайший.

Паша Фельдблюм на момент основания им и двумя его приятелями-студентами еврейской общины Тюмени был несомненным авантюристом. Из тех, которые идут в конкистадоры, становятся пиратами, основывают корпорации мирового уровня и женятся на кинозвездах. Преград для него не существовало. Проблемы он не замечал – и с легкостью разрешал то, что в принципе разрешимым не было. Почему молодой медик – а он по образованию был именно врачом – решил немедленно после того, как, получив от еврейского истеблишмента города Тюмени полный карт-бланш, начать с культурного фестиваля на Хануку – Б-г весть. Но он так решил. И фестиваль сделал.

Кто представляет себе географические координаты Тюмени – это в Сибири. Кто не знает, когда у евреев Ханука – это в декабре. Декабрь в Сибири – собачий холод, снег и строганина. Строганина – это замороженная рыба с чешуей. Сырая, то есть наверняка кошерная. Под водку. Тоже кошерную. Но это был единственный плюс в идее. Не говоря уже о молодости и полнейшем отсутствии опыта и нужных связей. Не говоря о деньгах. Без которых ни коммунизма, ни фестиваля, ни перестройки не построишь. Только гласность – на тему: а поговорить?

Мир не видел еще более наглой еврейской задумки. Почему, собственно, у ее организатора все и получилось. Западную Сибирь три года подряд в первой половине 90-х в декабре лихорадило. Народ дрался за билеты. Залы были набиты битком. Молодые банкиры и старые нефтяные магнаты стояли в очереди на спонсорство. Артисты получали не просто гонорары – большие гонорары. По тем временам даже очень большие.

Заработал ли на этом организатор фестиваля что-то материальное? Помимо славы человека, который может все, морального удовлетворения, большого опыта и не меньших связей? Да, в общем, нет. По финансам все всегда шло впритык. И даже с дефицитом. Который покрывали друзья, прощали спонсоры или, творя очередные организационные чудеса, отбивал сам Фельдблюм. Он-то умудрялся накладки, которые бы не прошли ни у кого другого, превратить в достоинства и выжать из них что-то совсем невероятное.

Опоздание авиарейса грозило торпедировать концерты Кобзона и Меладзе? Они пели вместе. Зал рыдал. Пролетом в Европу, откуда-то с востока, возвращалась группа «Бони М»? Они задержались в Тюмени и дали там концерт. И на бывшей даче обкома Лиз Митчел пела дуэтом с Ларисой Долиной. При всем доведенном до экстаза местном начальстве, нефтяниках, газовиках и финансистах. Которые до фестиваля Фельдблюма могли надеяться в лучшем случае на шансон.

Жванецкий с его мягкой улыбкой и Розовский с театром, Янковский и Рудинштейн со всем их «Кинотавром» вместе взятым – кто только не приезжал в Тюмень к Паше Фельдблюму! Причем планка была с самого начала поставлена по максимуму. На первом фестивале ошалевшие тюменцы узнали, что великий Ирвинг Берлин был сыном кантора местной синагоги. Сам он к тому времени уже почил в возрасте 101 года, но его дочь и внучка на родину предков из Америки приехали.

То есть молодой, похожий со своими кудрявыми волосами то ли на решительного брюнетистого ангела, то ли на барашка из пасторали, Фельдблюм превратил-таки столицу Западной Сибири в центр еврейской культурной жизни общероссийского, и отчасти даже мирового значения. Почему его не пристрелили по дороге, благо тема была для братков самая та, – история умалчивает. То ли решили не связываться с евреями. Не понимая, чего от них ждать. То ли еще что, в том же роде. Во всяком случае, автору запомнился только один серьезный инцидент, в ходе которого мог быть застрелен в зале гостиничного ресторана Олег Янковский, в котором любимого артиста просто не узнали. Но обошлось.

Во всяком случае, на первом фестивале. Дальше все пошло по накатанной. Хотя, надо сказать, полеты, поезда и речные поездки по Оби, составившие маршрут перемещения между фестивальными городами во время подготовки – к счастью, летней, автору запомнились на всю жизнь. Для москвича впечатления, полученные там, были незабываемыми. Не Сан-Франциско с Барселоной…

Стоит отметить, что дальнейшая еврейская – и нееврейская биография Паши Фельдблюма была связана уже с Москвой. Куда он перебрался не без участия автора во второй половине 90-х. После чего над Хоральной синагогой был восстановлен золоченый купол, украшающий ее и по сей день. И начал действовать под патронатом Юрия Лужкова Межнациональный футбольный чемпионат, первым победителем которого в свирепой борьбе с соперниками стал московский «Маккаби». Лужкова – потому что Фельдблюм умудрился войти в команду московского правительства и в ней играл на славу.

Создателем и капитаном футбольного «Маккаби» был именно Паша, хотя сам клуб существовал и до него. В команде числились миллиардеры, банкиры, несколько членов российского правительства и один раввин – любимый народом Довид Карпов. Который во время игры свою бороду – знаменитую, длиной по колено, скручивал и хитроумно подвязывал, чтобы не мешала. Как и во время тренировок карате, которым тоже, в свободное от синагоги время, занимался.

Участие Фельдблюма в еврейской общественной жизни было ярким, удивительно позитивным и всегда заканчивалось крупной головной болью для всех его друзей. Поскольку он умудрялся начинать – и успешно заканчивать! – проекты, за которые никто другой в здравом уме и трезвой памяти в жизни бы не взялся. Вроде гектара в центре Москвы, на «Горке», напротив Хоральной синагоги, который, по его идее, должен был стать еврейским городским кампусом и культурным центром. И если бы синагогальные интриги не заставили его отойти от процесса строительства, кампус там бы стоял.

Как стоит на бывшей улице Архипова отреставрированное здание – бывший офис Российского еврейского конгресса, а сегодня – Еврейского Агентства, к которому изначально именно он приложил руку. И много что еще – будь то в рамках работы Ваада СССР, Ваада России, РЕКа или Московской еврейской религиозной общины. В работе которых он участвовал, пока интерес к бизнесу не перевесил. Благо евреев на общественной поляне появилось столько, что можно было наконец заняться и собственными делами.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.