Куклы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Куклы

Моя первая кукла — брюнетка с карими глазами — Лулу. Мне привез ее папа, когда отслужил в армии. Историю происхождения и этимологию ее имени я не помню. Может, я тогда только эти звуки произносить умела или в инструкции к кукле было указано ее имя.

Когда мне исполнилось 5 лет, бабушка подарила мне Наташу. За день до этого у меня появилась младшая сестра и ее тоже собирались назвать Наташей — настаивала на этом я, в честь моей лучшей дачной подруги. Нравилось ли это имя взрослым — не знаю, мое предложение они приняли и зваться бы моей сестре Наташей, но приехала бабушка Таня — мамина мама — и сказала, что так как меня назвали в честь папиной бабушки, ей бы тоже хотелось назвать мою сестру в честь другой прабабушки — ее мамы — Машей. Так ее и назвали. Но куклу я переименовывать не стала. У нее были короткие, как будто перекисью крашенные волосы, взрослое лицо и фигура младенца. Одета она была в белые ползуночки и голубую бархатную кофточку. Потом было целое полчище пупсиков, в них, кстати, мы играли чаще, чем в больших кукол, среди них моя любимица — Эмма — крошечный пупсик, со средний палец ростом, но в отличие от всех пупсиков не с нарисованными, а с настоящими черными волосами. Бабушка сшила для нее розовое бальное платьице на бретельках и много других нарядов.

Один раз бабушка с дедушкой повезли меня в день рождения в детский мир — выбирать подарок. Из всего бесконечного многообразия кукол я выбрала… самую большую! Она была с меня ростом. Это было ее единственным достоинством (хотя, скорее, и это было недостатком — я не могла ее никуда взять с собой, так как никто не соглашался ее нести). У нее постоянно «выскакивала» голова, была она совсем не уютная — не только из-за своих размеров, но и из-за жесткости, она была пластмассовая.

Последнюю мою куклу звали Суок. Она продавалась в маленьком «Детском мире» (на Проспекте Мира, чуть не сказала на Алексеевской, ведь раньше — как давно это было! — она была Щербаковской.): в длинном, принцессинском платье, но главное, в наборе с куклой были щетка, зеркальце и парик!! У куклы были короткие светлые волосы, а парик был черный, с локонами. Я написала бабушке записку, умоляя ее купить мне эту куклу и выражая готовность поделить расходы пополам (у меня было накоплено семь с полтиной, кукла стоила 14 рублей). Кажется, бабушка уговаривала потерпеть до дня рождения, но я боялась, что к тому времени куклу купят. Короче, бабушка мне ее все-таки купила. Потом Машка накалякала у нее на лбу шариковой ручкой, я обозвала Машку дурой, меня наказали и я за это сбежала из дома. Впрочем, это вы уже знаете. А черный парик пригодился, когда мы делали мумию. Это была моя последняя кукла, потому что летом мне исполнилось 13 лет, и больше кукол мне не покупали. Но в «Детский мир» продолжали возить — за одеждой. Большой «Детский мир» на площади Дзержинского запомнился мне большими часами и пальто с подкладкой в цветочек.

Осень наступила как всегда неожиданно, и тут выяснилось, что мне, как всегда, не в чем ходить: из всего прошлогоднего я выросла. Бабушка встретила меня у школы (вообще-то, я уже большая и хожу домой сама), мы сели на ту самую «девятку», и на это раз поехали не до «Щербаковской», не до Садового кольца, а до конечной остановки «площадь Дзержинского». Ну, кто такой был этот Дзержинский, я вам сейчас рассказывать не буду. Бабушка сразу потащила меня в отдел верхней одежды. Пока она напяливала на меня, безучастно стоявшую посреди торгового зала, одно безобразное пальто — в красно-зеленую клетку — за другим — шубой из искусственного меха (впрочем, определение «безобразный» вполне подойдет ко всему тогдашнему ассортименту детского мира. Красивую одежду (я до сих пор до мелочей помню, как она выглядела!!): водолазку со сценками про «Ноев ковчег» — единственный эпизод из Библии, о котором я знала, и именно благодаря этой водолазке! футболка с мальчиком и девочкой и надписью на английском про любовь LOVE. так и просится фраза про единственно слово на английском языке, но не покривлю против правды, на английском, благодаря маминым стараниям, я знала целых 2 слова: гууднайт и плиз, и еще лав — благодаря футболке. Эти единственные красивые вещи в моем гардеробе мне привез из Японии дядя Юра. Все остальное был советский ширпотреб (в детстве я думала, что это — ругательство). Так вот, в то время, как бабушка напяливала на меня жуткие пальто в кричащую клеточку, крапинку, точечку и однотонные, я… прошу прощения за еще одно лирическое отступление. Я помню, что вся одежда была именно таких оттенков, видимо, чтобы отвечать эстетическим запросам многонационального населения, пошивались пальто этих двух типов: площадно-ядовитый окрас для кочевых и южных народностей, и неброские серые оттенки для оседлых и северных народов. Не зря же в школе проходили про кочевников-скотоводов и оседлых земледельцев. Впрочем, были еще болгарские мутоны и совсем уж недоступные румынские дубленки. Но это, наверное, для вождей, для племенных вождей, я хотела сказать, или жрецов. Так вот, тогда я обо всем этом, конечно, не думала. Взгляд мой блуждал по перманентно-платиновым продавщицам, а мысли витали вокруг полушубка из кролика, как у Нарки, иногда перескакивая на отдел игрушек с рядами кукол. И вдруг мой взгляд, перенесясь с шеренги одинаковых продавщиц на ряды одинаковых пальто, выхватил в этом море серого, серо-бурмалинового и детской неожиданности нежно-голубой кусок с полевыми цветами. Я сразу встрепенулась и сказала бабушке, что хочу померить «вон то».

— Так мы это уже меряли, ты сказала тебе в подмышках тянет.

— Ну, а ты мне побольше дай померить.

Само по себе это пальто ничем не отличалось от своих соседей по вешалке: все тот же серый драп с плохо пережеванной нитью там и тут, такой советский вариант букле, но подкладка по какой-то странной прихоти разработчика ли одежды (думаю, что дизайнеров в те времена в СССР не существовало), швеи ли, перепутавшей ткань, но подкладка резко контрастировала со всем окружающим, бросая вызов серости яркими полевыми цветами на небесно-голубом, даже бирюзовом фоне. Мы купили это пальто.

На следующий день выпал снег, и мама сказала:

— Вовремя вы вчера с бабушкой съездили. Ну, одевай обновку.

Я послушно одела эту арестантскую телогрейку, и когда мама протянула руки, чтобы меня застегнуть, вывернулась и, крикнув: «я сама по дороге застегнусь», выскользнула в подъезд. На лестнице я быстренько сняла пальто, вывернула его наизнанку, цветами наружу, пуговицы я еще вчера сама пришила с изнанки — большие перламутровые пуговицы с резным слоном, от маминого банного халата, они с трудом пролезали в неширокие петли. Подпоясалась ремешком с ромашками от маминого крепдешинового платья, и вывалилась из подъезда. Сколько не увещевали меня взрослые: «это же изнанка, Это просто нелепо! Ты выглядишь как шут!», я неизменно отвечала одно: «Зато так красивее!» и поправляла съехавшую пряжечку крепдешинового ремешка.

Вообще, у меня всегда было свое представление о красоте. И я его отстаивала! помню, как меня с боями, в буквальном смысле, с применением рукопашного боя, заставляли одевать лыжный костюм. Причем он был не дурацкий, вполне нормальный лыжный костюм. Но мне он не нравился! Та же история повторилась со сшитыми папой летними бежевыми брюками. Я оказала сопротивление и забаррикадировалась в туалете, тогда папа, несмотря на мамины протесты, начал ломать дверь. Причем не действовали даже мои просьбы оставить меня дома одну, но только не заставлять одевать эти брюки!! Самое странное, что спустя несколько лет я сама эти брюки с удовольствием носила.