2. Пилот

2. Пилот

В шестнадцать лет я покинул дом, чтобы найти себя.

Меня вовсе не выживали, но и счастливым я себя не чувствовал. Ситуация на домашнем фронте ничуть не переменилась. Папа всё ещё надеялся завоевать маму, а она, уйдя в глубоко эшелонированную оборону, не желала быть завоёванной. Отец использовал меня в качестве посредника в своём повторном ухаживании за мамой, а она отнюдь не приветствовала моё выступление в роли Купидона в мелких кудряшках. Да эта роль претила и мне самому. Получив диплом, мама начала работать на дантиста из Лэрчмонта, и, похоже, новая и независимая жизнь пришлась ей по вкусу.

Планов побега я вовсе не вынашивал, но всякий раз, когда папа, надев форму почтового клерка, отправлялся на работу на стареньком автомобиле, мне было не по себе. Слишком уж свежи были воспоминания, как он ходил в костюмах от Луи Рота и водил большие, дорогие машины.

Однажды июньским утром 1964 года я проснулся с ощущением, что пора трогаться в путь. Некий отдалённый уголок планеты будто нашёптывал мне: «Приди!» Вот я и пошёл.

Я ни с кем не попрощался и не оставил никакой записки. У меня было 200 долларов на текущем счёте в Уэстчестерском отделении Chase Manhattan банка. Счёт этот папа открыл для меня за год до того, но прежде я им ни разу не пользовался. Откопав чековую книжку, я уложил свои лучшие вещи в единственный чемодан и сел на поезд до Нью-Йорка. Отдалённым уголком планеты его не назовёшь, но этот город я считал подходящей стартовой площадкой.

Будь я беглецом из деревенского Канзаса или Небраски, Нью-Йорк со своей подземкой, смахивающей на дурдом, ужасающими небоскрёбами, хаотичными потоками шумного уличного движения и нескончаемой толкотнёй прохожих мог вынудить меня припустить обратно в прерии, поджав хвост. Но Большое Яблоко[6] было для меня самой что ни на есть благодатной почвой; во всяком случае, так мне тогда казалось.

Едва сойдя с поезда, я меньше чем через час повстречал ровесника, которого хитростью и уговорами удалось подбить отвести меня к себе домой. Родителям его я наплёл, что приехал с севера штата Нью-Йорк, что и мать, и отец мои умерли, а я пытаюсь прожить своим умом, и мне нужно где-нибудь остановиться, пока не найду работу. Они же мне отвечали, что я могу жить у них, сколько пожелаю.

Я вовсе не собирался злоупотреблять их гостеприимством, горя желанием оперативно срубить бабок и покинуть Нью-Йорк, хотя на тот момент не имел ни малейшего представления, куда хочу податься и чем заняться.

Но чёткая цель у меня имелась. Я собирался добиться успеха в какой-нибудь области — взобраться на вершину какого-либо пика. А уж оказавшись наверху, я никому и ничему не позволил бы спихнуть себя вниз. Повторять ошибки отца я отнюдь не намеревался и имел на этот счёт самую твёрдую решимость.

Впрочем, очень скоро выяснилось, что Большое Яблоко вовсе не так уж лакомо даже для своего родного сына. Работу я нашёл без труда. У отца мне довелось поработать складским клерком и курьером, набравшись опыта работы в магазине дорогих канцтоваров. Начал я с обращений в большие канцелярские фирмы, подавая себя в правильном свете. Мне всего шестнадцать, говорил я, и школу я бросил, но зато знаю толк в канцелярском бизнесе. Менеджер третьей из выбранных мною фирм нанял меня за полтора доллара в час, а я был достаточно наивен, чтобы счесть такую оплату достойной.

Мои иллюзии рассеялись через неделю. Я понял, что на 60 долларов в неделю в Нью-Йорке не проживу, даже остановившись в самой зачуханной гостинице и питаясь исключительно в дешёвых забегаловках. Но, что куда хуже, в любовных играх я был низведён до роли зрителя, и зрителя с галёрки. В глазах девушек, встреченных мной к тому времени, прогулка по Центральному парку и хот-дог из тележки уличного торговца никак не тянули на романтический вечер. Да и меня самого подобное времяпрепровождение отнюдь не очаровывало, а от хот-догов у меня разыгрывалась изжога.

Разобравшись в ситуации, я пришёл к выводу: платят мне гроши не потому, что я не закончил школу, а потому, что мне всего шестнадцать. Мальчик попросту не заслуживает мужской зарплаты.

Так я за одну ночь состарился на десять лет. Люди — особенно женщины — всегда очень удивлялись, узнавая, что я ещё подросток. И я решил, что раз уж выгляжу старше, то вполне могу и быть старше. В школе я поднаторел в рисовании и черчении и весьма недурно и творчески поработал, меняя в правах год рождения с 1948-го на 1938-й. И отправился изучать рынок рабочей силы уже как двадцатишестилетний мужчина с незаконченным школьным образованием и доказательством своего возраста в бумажнике.

И обнаружил, что тарифные ставки для людей без диплома высшей школы удивили бы творцов Акта о Минимальной Заработной Плате. Мой новый возраст никто сомнению не подвергал, но лучшее из полученных мной предложений составило 2 доллара 75 центов в час в качестве грузчика-помощника водителя. Некоторые потенциальные работодатели напрямую заявляли, что зарплату определяет не возраст сотрудника, а его образование. Чем более он образован, тем больше ему платят. Я же с горечью заключил, что человек без диплома смахивает на колченогого и хромого волка на воле. Выжить он сможет, но будет вынужден довольствоваться милостями природы. Лишь много позже я сообразил, что диплом, как и дату рождения, подделать не так уж и трудно.

Выжить на 110 долларов в неделю я бы мог, но прожить на такую малость не сумел бы. Слишком уж страстно и преданно я был увлечён женским полом, а всякий завсегдатай бегов поведает вам, что самый верный способ проиграться дотла — это ставить на молодых кобыл. А все девушки, с которыми я крутил романы, были резвыми и молодыми кобылками, ставки на которых обходились мне в круглые суммы.

И когда мне не хватало денег на развлечения, я стал выписывать чеки на свой двухсотдолларовый счёт.

Этот резерв транжирить мне не хотелось, и я старался быть экономным: списывал всего долларов по десять, от силы по двадцать, поначалу проводя все платежи в филиале Chase Manhattan банка. Потом узнал, что магазины, отели, супермаркеты и прочие торговые предприятия тоже обналичивают чеки при условии, что сумма не слишком велика, а клиент предоставляет надёжное удостоверение личности. Как оказалось, мои подкорректированные права — вполне надёжное удостоверение личности, и когда мне требовалось обналичить чек на 20–25 долларов, я стал наведываться в ближайший отель или универмаг. Никаких вопросов мне никто не задавал, никто не справлялся в банке, действителен ли счёт; я попросту предъявлял свои усовершенствованные права вместе с чеком, и мне возвращали их уже с наличными.

Всё было просто, слишком уж просто и банально. Не прошло и недели, как я понял, что перерасходовал счёт, и мои чеки цента ломаного не стоят, но продолжал их выписывать, когда не хватало денег на оплату счёта или требовалось профинансировать шикарный ужин с какой-нибудь очаровашкой. Поскольку зарплаты всегда не хватало, а красивых цыпочек в Нью-Йорке обнаружилось больше, чем на птицефабрике, вскорости я выписывал по два-три чека в день.

Свои действия я оправдывал тем, что папа позаботится о покрытии перерасхода. Или утихомиривал угрызения совести обезболивающим всякого мошенника: раз уж люди настолько глупы, что обналичивают чек, не проверяя его надёжности, то заслуживают, чтобы их надули.

А ещё утешал себя тем, что я несовершеннолетний. Даже если я попадусь, наказание вряд ли будет суровым, учитывая мягкость нью-йоркского кодекса для несовершеннолетних и снисходительность судов города к малолеткам. А поскольку перед судом я предстану впервые, меня даже могут отдать родителям на поруки — наверное, даже возмещения убытков не потребуют.

Развеяв сомнения столь туманными соображениями, я бросил работу, поддерживая своё существование за счёт сумм, вырученных по подложным чекам. Я даже не следил, сколько липовых чеков пустил в оборот, но уровень моей жизни повысился несказанно, равно как и уровень моих любовных похождений.

Впрочем, после пары месяцев распространения чеков, не стоивших даже израсходованной на них бумаги, я вынужден был взглянуть в лицо неприятной истине: я вор — ни больше, ни меньше. Говоря уличным жаргоном, я стал профессиональным макулатурщиком или кукольником. Меня это не очень-то тревожило, потому что кидалой я был успешным, а в то время успех, хотя бы в чём-нибудь, был для меня важнее всего на свете.

А тревожил меня профессиональный риск, связанный с деятельностью афериста. Я понимал, что отец заявил о моём исчезновении в полицию. Обычно легавые усердствуют в поисках пропавших шестнадцатилеток недолго, если только в игру не замешан какой-нибудь криминал. Но мой случай явно попадал в разряд исключений, ибо десятки моих лажовых чеков откровенно на него тянули. Я понимал, что полиция разыскивает меня не как пропавшего, а как преступника. И догадывался, что все отработанные мною торговцы и бизнесмены уже высматривают меня.

В общем, я засветился. Я понимал, что смогу избегать встречи с копами ещё какое-то время, но если останусь в Нью-Йорке, продолжая пачками раздавать бесполезные для банков и фирм бумажки, меня рано или поздно поймают.

Оставалось только покинуть Нью-Йорк, а эта перспектива меня пугала. Любой отдалённый от него уголок планеты вдруг показался мне холодным и недружелюбным. В Манхэттене, несмотря на мою дерзкую демонстрацию независимости, я всегда цеплялся за иллюзию безопасности. Мама и папа пребывали на расстоянии телефонного звонка или недолгой поездки по железной дороге. Я знал, что они с радостью примут блудного сына, какие бы прегрешения ни числились у меня за душой. Но стоило мне удрать в Чикаго, Майами, Вашингтон или какой-либо иной отдалённый мегаполис, и виды на будущее, явно омрачались.

Я достиг совершенства лишь в одном искусстве — выписывании палёных чеков. Я даже не помышлял ни о каком другом источнике доходов, и главная забота для меня свелась к вопросу: а смогу ли я облапошивать торговцев другого города с той же лёгкостью, что и нью-йоркцев? В Нью-Йорке у меня имелись настоящий, пусть и ничего не стоящий, текущий счёт и легальные, пусть и на десяток лет подправленные, права, позволявшие мне вершить свое гнусное ремесло вполне прибыльно. В другом городе ни от пачки именных чеков (имя реальное, но денег на счёте никогда не было), ни от подчищенных прав толку не будет. Прежде чем приступить к делу, мне придётся сменить имя, добыть подложные документы и завести банковский счёт на вымышленное имя. Мне всё это казалось сложным и рискованным. Аферистом я был преуспевающим, но отнюдь не самоуверенным.

Несколько дней спустя, шагая по Сорок Второй улице, я всё ещё терзался сомнениями, когда крутящиеся двери отеля «Коммодор» исторгли решение моего затруднительного положения.

Когда я приближался ко входу в отель, оттуда появился лётный экипаж Eastern Airlines — капитан, второй пилот, бортинженер и четверо стюардесс. Все они смеялись и чувствовали себя очень раскованно, целиком отдавшись jоiе de vivre, бурлящей радости жизни. Все мужчины были стройными и обаятельными, а расшитые золотом кители придавали им этакий корсарский шарм. Все девушки были элегантны и миловидны, грациозны и красочны, как бабочки на летнем лугу. Остановившись, я проводил взглядом компанию, усаживавшуюся в служебный автобус, про себя думая, что ещё ни разу не встречал столь блистательную группу людей.

Я двинулся дальше, всё ещё не выпутавшись из сети их чар, когда меня вдруг осенила идея, столь дерзкая по размаху и столь ослепительная по замыслу, что я едва сдержался, чтобы не завопить.

А что, если бы я был пилотом? Конечно, не по-настоящему. На изнурительные годы учёбы, тренировок, лётной подготовки и прочих приземлённых и адских трудов, ведущих человека в кабину реактивного авиалайнера, пороху у меня не хватило бы. А вот если бы у меня была форма и регалии пилота? А что, думал я, да я мог бы заявиться в любой отель, банк или фирму в стране и получить деньги по чеку! Лётчиками восхищаются, их уважают. Эти люди заслуживают доверия. Располагают средствами. К тому же никто и не предполагает, что пилот живёт по соседству. Или раздаёт фиктивные чеки.

Тут чары развеялись. Идея чересчур нелепа, чересчур смехотворна, тут и думать нечего. Конечно, завлекательна, но несомненно глупа.

А потом я оказался на углу Сорок Второй и Парк-авеню, и передо мной выросло здание Pan American World Airways. Задрав голову, я уставился на башню, устремлённую в небеса, но видел не конструкцию из стали, стекла и бетона. Я нашёл вершину, которую предстояло покорить.

Администрация славной авиакомпании даже не догадывалась, что именно там и тогда Pan Am обрела своего самого дорогостоящего кормчего. И такого, который не умел летать. Впрочем, какого чёрта! Наукой доказано, что и шмели с точки зрения аэродинамики летать не способны — однако же летают и попутно добывают много мёда.

Именно на эту роль я и претендовал — шмеля в улье Pan Am.

Всю ночь я обдумывал замысел так и эдак, заснув уже под самое утро, когда в голове сложился более-менее приемлемый план. Я чувствовал, что играть придётся на слух, но не это ли фундамент любых познаний? Слушай и запоминай.

Проснувшись в начале второго, я схватил Жёлтые Страницы и отыскал номер Pan Am. Позвонил на коммутатор компании и попросил соединить с кем-нибудь из отдела снабжения. Меня тут же переключили.

— Джонсон. Чем могу служить?

И я бросил жребий, как Цезарь у Рубикона.

— Здравствуйте, — выдохнул я. — Меня зовут Роберт Блэк, я второй пилот Pan American, расквартирован в Лос-Анджелесе, — и умолк, с отчаянно бьющимся сердцем дожидаясь реакции.

— Да, чем могу помочь, мистер Блэк? — он был любезен и деловит, поэтому я очертя голову ринулся вперед.

— Мы прилетели сюда сегодня в восемь утра, а в семь вечера мне улетать, — время рейсов я взял с потолка, надеясь, что график полётов Pan Am ему незнаком. Так оно и оказалось.

— В общем, не знаю, как оно вышло, — продолжал я с нотками огорчения в голосе. — Я работаю в компании уже семь лет, и ни разу такого со мной не случалось. Дело в том, что кто-то украл мою форму… во всяком случае, её нет на месте, а единственный запасной комплект остался у меня дома в Лос-Анджелесе. В общем, вечером у меня вылет, а я почти уверен, что в штатском лететь нельзя… Вы не знаете, где бы я мог купить униформу — у какого-нибудь поставщика, что ли — или одолжить котя бы до конца полёта?

— Ну, это не проблема, — хмыкнул Джонсон. — У вас есть под рукой карандаш и бумага?

Я ответил утвердительно, и он продолжал:

— Езжайте в компанию «Уэлл-Билт Юниформ» и спросите мистера Розена, он вам поможет. Я ему позвоню и сообщу о вашем приходе. Простите, как вас зовут?

— Роберт Блэк, — ответил я, надеясь, что он спросил просто по забывчивости. Его последние слова меня успокоили.

— Не волнуйтесь, мистер Блэк. Розен хорошо о вас позаботится, — жизнерадостно заверил Джонсон, ликуя, как бойскаут, только что совершивший обязательный ежедневный добрый поступок. Собственно, так оно и было.

Менее часа спустя я вошёл в вестибюль компании «Уэлл-Билт Юниформ». Розен оказался тщедушным и строгим, но флегматичным человечком с болтающимся на груди портняжным метром.

— Это вы офицер Блэк? — справился он писклявым голоском и, получив положительный ответ, поманил согнутым пальцем: — Идите-ка сюда.

Пропетляв по лабиринту вешалок, гордо пестревших разнообразнейшими мундирами — очевидно, для разных авиакомпаний — мы остановились у шеренги тёмно-синих.

— В каком вы звании? — осведомился Розен, перебирая кителя.

Лётная терминология была для меня закрытой книгой.

— Второй пилот, — пробормотал я, уповая, что нашёл правильный ответ.

— А, правый лётчик? — он начал подбирать кителя и брюки мне для примерки. Наконец результат Розена удовлетворил.

— Сидит не безупречно, но подгонять уже некогда. Загляните, когда будет время на подгонку.

Усевшись с кителем за швейную машинку, он ловко и быстро пришил к обшлагам по три золотых шеврона, а после подобрал мне фуражку.

И тут я вдруг заметил, что и на кителе, и на фуражке чего-то недостает.

— А где крылышки и кокарда Pan Am? — поинтересовался я.

Розен насмешливо поглядел на меня, и внутри у меня всё захолонуло. «Лопухнулся», — пронеслось в голове. И тут Розен развёл руками:

— О, это не по нашей части. Мы только шьём форму, а вы говорите о железе. Железо поступает прямо из Pan Am, по крайней мере, у нас в Нью-Йорке. Крылышки и кокарду вы получите в складском отделе Pan Am.

— А-а, ладно, — улыбнулся я. — В Лос-Анджелесе эмблемы поставляют те же люди, что шьют мундиры. Сколько я вам должен? Я выпишу чек. — Я уже полез в карман за чековой книжкой, когда до меня вдруг дошло, что чеки с именем Фрэнка Абигнейла-младшего почти наверняка меня разоблачат.

Катастрофу предотвратил сам Розен.

— 289 долларов, но чек я принять не могу.

— Вот чёрт! — изобразил я огорчение. — Мистер Розен, тогда мне придётся сходить обналичить чек и принести вам наличные.

— И наличных не берём, — покачал головой Розен. — Я выставлю счёт вашей компании, и деньги вычтут из Вашего вещевого содержания или из жалования. Здесь мы поступаем только так.

Розен оказался настоящим кладезем сведений о работе авиакомпании, за что я почувствовал искреннюю благодарность.

Он выдал мне три экземпляра формуляров, и я принялся под копирку вписывать нужные сведения. Напротив пробела для моей фамилии обнаружился прямоугольник, разбитый на квадратики, и я правильно предположил, что это личный номер сотрудника компании. Пять ячеек — пять цифр. Вписав в квадратики первые пять цифр, которые взбрели на ум, я пододвинул формуляры Розену. Оторвав нижний экземпляр, портной вручил его мне.

— Большое спасибо, мистер Розен, — с этими словами я удалился, унося замечательный мундир. Если Розен и отозвался, то ответа я уже не слышал.

Вернувшись в гостиницу, я снова позвонил на коммутатор Pan Am.

— Простите, меня направили в складской отдел, — с замешательством в голосе проговорил я. — Подскажите, пожалуйста, где это? Я не из вашей компании, а нужно доставить туда заказ.

Телефонистка была сама любезность.

— Складской — это фирменный магазин. Находится в четырнадцатом ангаре аэропорта Кеннеди. Вам сказать, как туда добраться?

Отказавшись, я поблагодарил её. Доехал фирменным автобусом аэропорта до Кеннеди и впал в уныние, когда водитель высадил меня перед ангаром 14. Какие бы там товары ни складировала Pan Am в ангаре 14, это наверняка было нечто ценное: сооружение представляло собой крепость, окружённую высокой сетчатой изгородью, увенчанной колючей проволокой, на входе стояла вооружённая охрана. Вывески над караульными будками у каждого входа предупреждали: «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЁН».

Пока я озирал всё это с автобусной остановки, на территорию ангара вошли с десяток, а то и больше, пилотов, стюардесс и людей в гражданской одежде. Я заметил, что гражданские останавливались и показывали охране пропуска, но большинство персонала в форме — пилоты и стюардессы — просто входили в ворота, причем некоторые охранников откровенно игнорировали. Потом один обернулся, чтобы сказать что-то часовому, и я заметил, что к нагрудному карману под крылышками у него пришпилено удостоверение личности.

День был хмурый, того и гляди пойдёт дождь. Я прихватил с собой чёрный плащ на манер тех, что пилоты несли, перекинув через руку, а новоприобретённая форма пилота лежала у меня в рюкзачке. Чувствовал я себя примерно так же, как, наверное, Кастер, когда очертя голову устремился на индейцев-сиу Сидящего Быка.[7]

И отреагировал в точности, как Кастер, — сломя голову ринулся в атаку против превосходящих сил врага. Зашёл в один из туалетов аэропорта и переоделся в форму, засунув свою одежду в спортивную сумку, после чего покинул аэровокзал, зашагав прямиком к ближайшему входу четырнадцатого ангара.

Охранник стоял в своей будке спиной ко мне. Подходя к воротам, я перекинул плащ через левое плечо, целиком скрыв всю левую сторону кителя, и снял с головы фуражку. Когда же охранник повернулся ко мне, я причёсывал волосы пятернёй, держа фуражку в левой руке.

Не сбившись с шага, я лишь походя бодро бросил:

— Добрый вечер!

Он даже не пытался меня задержать, хотя и ответил на приветствие. Минуту спустя я уже находился в недрах ангара 14 — ангара в самом буквальном смысле слова. Над всем внутренним убранством главенствовал сверкающий Боинг-707, высившийся в глубине здания. Но при том ангар 14 представлял собой и грандиозную контору, разделённую перегородками на кабинеты главного пилота и главной стюардессы, метеослужбы компании и десятки прочих клетушек, где, как я догадывался, разместились прочие сотрудники и службы Pan Am. Народ там так и роился — казалось, всюду сновали десятки пилотов, сотни стюардесс и неисчислимое множество штатских. Как я заключил, последние представляли собой клерков, билетёров, механиков и прочий наземный персонал.

В вестибюле я замешкался. Меня охватила тревога, я вдруг ощутил себя шестнадцатилетним сопляком, в котором каждый с первого же взгляда опознает юнца нежного возраста, не доросшего до пилота, и тотчас вызовет ближайшего фараона. Но головой не вертел. Те, кто удосужились бросить на меня взгляд, не выказывали ни удивления, ни интереса. На стене перед входом висел большой плакат со списком различных отделов и стрелками, указывающими дорогу. Складской отдел находился слева по коридору, оказавшись чем-то вроде военного склада с бесчисленными полками, уставленными ящиками. Как только я подошёл к стойке, навстречу мне из кресла поднялся долговязый хлыщ, чьё имя было вышито на левой стороне рубашки.

— Магу для вас чё-нить исделать? — медоточиво осведомился он. Здесь я впервые услыхал неспешный южный говор, и он пришёлся мне по душе.

— Да, — я изобразил на лице горькую усмешку. — Мне нужна пара крылышек и кокарда. Мой двухлетка вчера вечером сковырнул их с формы и не хочет — да и не может — сказать, куда их подевал.

— Да, сдаётся мене, у нас поболе крылышков у детишков, чем у пилотов, — рассмеявшись, проронил парень. — Ничё, у нас всё равно запасец солидный. Держите. Скажите своё имя и личный номерок. — Взяв бланк из бювара на столе, он положил его на стойку вместе с парой золотых крылышек и кокардой Pan Am и выжидающе замер с ручкой наготове.

— Роберт Блэк, старший помощник, 35099, — сообщил я, прилаживая кокарду и прикалывая крылышки на китель. — Я из Лос-Анджелеса. Нужен мой адрес там?

— Не-а, — ухмыльнулся он, — чёртову компьютеру не нужно ничё, кроме цифирей, — и вручил мне копию формуляра.

Покинуть здание я не спешил, ненавязчиво смешавшись с толпой.

Мне хотелось собрать как можно больше сведений о пилотах и работе авиалиний, и случай подобрать несколько крох информации представился как нельзя более удобный. Несмотря на немалое число пилотов и прочих членов экипажей в здании, никто из них вроде бы не был знаком с остальными. Меня же более всего интересовали закатанные в пластик карточки — явно какие-то удостоверения личности, красовавшиеся на груди у большинства пилотов. Как я заметил, у стюардесс такие карточки тоже имелись, но они обычно пристегивали их к ремням сумочек.

Пара пилотов просматривала объявления, вывешенные на большой доске в вестибюле. Остановившись рядом, я сделал вид, будто тоже читаю объявления — по большей части FAA и Pan Am, — что позволило бросить пристальный взгляд на удостоверение одного из пилотов. Оно оказалось чуть больше прав и очень походило на те, что лежали у меня в кармане, не считая цветной фотографии владельца, размером на паспорт, в верхнем правом углу, а также названия и логотипа Pan American наверху, выдержанных в фирменных цветах компании.

«По-видимому, — размышлял я, покидая здание, — чтобы преуспеть в роли пилота Pan Am, мне понадобится не только униформа». Требуется ещё удостоверение и куда больше сведений о деятельности компании, чем у меня имелось на тот момент. Повесив форму в гардероб, я погрузился в книги. Я часами просиживал в читальных залах и рылся в книжных магазинах, изучая всё, что мог отыскать, о лётчиках, полётах и авиакомпаниях. Особенно ценным оказался попавший мне в руки крохотный томик — мемуары лётчика-ветерана Pan American с десятками фотографий, обильно сдобренные авиационной терминологией. Лишь позже я узнал, что лексикон этого пилота несколько устарел.

Впрочем, я догадывался, что мне следует узнать массу вещей, не вошедших ни в книги, ни в журналы. И потому снова вышел на связь с Pan Am.

— Нельзя ли мне поговорить с кем-нибудь из лётчиков? — поинтересовался я у телефонистки. — Я репортёр школьной газеты и хотел бы написать статью о жизни пилотов — ну, где они летают, как учатся и всё такое. Как вы думаете, кто-нибудь из лётчиков согласится поговорить со мной?

В Pan Am всегда работали замечательные и отзывчивые люди.

— Ну, я могу переключить вас на зал ожидания экипажей, — сказала мне эта женщина. — Может быть, там скучает кто-нибудь из тех, кто мог бы ответить на ваши вопросы.

Там обнаружился капитан, с радостью взявшийся оказать мне эту любезность, восхитившись, что молодёжь интересуется лётной карьерой. Я назвался Бобби Блэком и после ряда невинных вопросов начал спрашивать о том, что меня действительно интересовало.

— А сколько лет самое меньшее может быть пилоту, работающему в Pan Am?

— Ну это как поглядеть, — ответил он. — Кое-кому из бортинженеров, наверно, едва исполнилось двадцать три или двадцать четыре. Самому молодому второму пилоту, пожалуй, под тридцать. Среднему капитану где-то около сорока или чуть за сорок.

— Понятно. А что, лет в двадцать шесть или даже меньше вторым пилотом не стать?

— Да нет, не то, чтобы нет, — тотчас отозвался он. — Не знаю, чтобы у нас было много вписывающихся в эти возрастные рамки, но в некоторых других компаниях, как я заметил, хватает и куда более молодых вторых пилотов. Конечно, многое зависит от типа самолёта, на котором ты летаешь, и трудового стажа. То есть, всё зависит от стажа — сколько пилот проработал в компании.

Я просто-таки наткнулся на золотую жилу.

— А когда вы нанимаете людей… то есть, в каком возрасте лётчик поступает в авиакомпанию — скажем, Pan Am?

— Если я правильно помню, в штат можно попасть в двадцать лет бортинженером, — сообщил капитан, отличавшийся великолепной памятью.

— Значит, прослужив шесть-восемь лет, можно стать вторым пилотом? — гнул я свою линию.

— Возможно, — согласился он. — Правду говоря, я бы не усмотрел ровным счётом ничего необычного, если бы одарённый человек выбился в правые лётчики за шесть-восемь лет, а то и быстрее.

— А вам разрешат сказать мне, сколько лётчики зарабатывают?

— Ну, опять же, это зависит от стажа, маршрута, по которому ты летаешь, количества лётных часов за каждую неделю и прочих факторов. Я бы сказал, что максимальный заработок второго пилота составляет 32 тысячи долларов, а капитана — около пятидесяти.

— А сколько в Pan Am лётчиков? — не унимался я.

— Сынок, — хмыкнул капитан, — вот уж вопрос не по моей части, точного числа я не знаю, но если скажу, что порядка тысячи восьмисот, то вряд ли сильно промахнусь. Цифры поточнее можешь получить у менеджера по персоналу.

— Да ничего, это сгодится, — отозвался я. — И в скольких местах работают эти пилоты?

— Ты говоришь о базах или точках, — поправил он. — В Соединённых Штатах у нас пять баз: Сан-Франциско, Вашингтон, округ Колумбия, Чикаго, Майами и Нью-Йорк. В этих городах живут наши экипажи. На работу они являются в своем городе, — скажем, Сан-Франциско, — вылетают из этого города и заканчивают рейс в этом же городе. Тебе нелишне будет знать, что мы заняты не внутренними перевозками, то есть летаем не из города в город в пределах страны. Мы исключительно международная транспортная компания, доставляющая пассажиров только за границу.

Эти сведения мне очень пригодились.

— Может, это покажется вам странным, капитан, тут сплошное любопытство, но может ли быть так, чтобы я был вторым пилотом, базирующимся в Нью-Йорке, а вы были вторым пилотом, тоже базирующимся в Нью-Йорке, и чтобы мы ни разу не встретились?

— Очень возможно, особенно со вторыми пилотами, что нам с тобой не довелось бы ни разу полететь в одном самолёте, — откликнулся словоохотливый капитан. — Если мы только не столкнёмся на собрании компании или каком-нибудь светском рауте, что маловероятно, мы можем вообще не встретиться ни разу в жизни. Тебе доведётся узнать куда больше капитанов и бортинженеров, чем вторых пилотов. Ты можешь летать с разными капитанами и разными бортинженерами, встречаясь с ними, если тебя переведут, но ни разу не столкнёшься с другим вторым пилотом. На каждом самолете лишь один второй пилот.

Вообще-то, в нашей системе работает так много пилотов, что ни один из них не знает всех остальных. Я проработал в компании восемнадцать лет и вряд ли знаю больше шестидесяти-семидесяти других пилотов.

Слова капитана зажигали в моей голове всё больше огоньков, как шарики в пинболе.

— А я слышал, что пилоты могут летать бесплатно — в смысле, как пассажиры, а не как пилоты. Правда ли это? — гнул я свою линию.

— Да, — подтвердил капитан. — Но тут мы говорим о двух вещах. У нас есть проездные льготы. То есть, я и мои близкие можем полететь куда-нибудь по принципу резерва. То есть, если есть свободные места, мы можем их занять, и это обойдётся лишь в стоимость налога на билеты, который мы платим лично.

А ещё есть транзитный полёт. К примеру, если вечером начальник скажет мне, что я завтра должен быть в L.A.[8] и отправиться в рейс оттуда, и чтобы успеть к сроку, я могу полететь на самолёте Delta, Eastern, TWA или любой другой компании, совершающей рейсы в Лос-Анджелес. Тогда я либо займу свободное пассажирское место, либо, что более вероятно, сяду на откидное сиденье — небольшое складное сиденье в кабине, обычно используемое транзитными пилотами, особо важными персонами или инспекторами FAA.

— А вам придётся помогать вести самолёт? — полюбопытствовал я.

— Да нет. Видишь ли, я буду на самолёте чужой компании. Там могут в виде любезности предложить сесть за штурвал, но я всегда отказываюсь. Мы летаем на чужих самолётах, чтобы попасть куда-нибудь, а не ради лишней работы, — хохотнул он.

— А как это делается — в смысле, как попасть на транзитный рейс? — я пришёл в полнейший восторг. А капитан всё не терял терпения. Наверно, любил детей.

— Ты хочешь знать всё-всё, а? — дружелюбно поинтересовался он и перешёл к ответу на мой вопрос. — Ну… тут идёт в ход то, что мы называем розовым слипом или розовым купоном. Всё происходит так. Скажем, я хочу попасть в Майами на Delta. Отправляюсь в диспетчерскую Delta, показываю им свое удостоверение Pan Am и заполняю розовый бланк Delta, указав место назначения, свою должность в Pan Am, личный номер и номер лицензии пилота FAA. Получаю копию заполненного бланка — это моя «контрамарка». На борту самолёта отдаю эту копию стюардессе — и получаю своё откидное сиденье.

Я ещё не устал слушать, а он вроде был не против продолжать.

— А на что похожа лицензия пилота? Это диплом, который можно повесить на стену, что-то вроде водительских прав или как?

— Нет, — рассмеялся он. — На стену её не повесишь. Честно говоря, описать её трудновато. Размером она примерно с водительские права, но без фотографии. Просто белая карточка с чёрным текстом.

И тут я решил, что настало время отпустить этого славного малого обратно в уютное кресло.

— Ох, капитан, искренне вас благодарю! — выдохнул я. — Вы просто класс!

— Рад, что помог тебе, сынок. Надеюсь, ты получишь пилотские крылышки, если на самом деле стремишься к этому.

На самом деле крылышки я уже получил. А вот чего мне недоставало, так это удостоверения и лицензии пилота FAA. Удостоверение меня не очень волновало, а вот лицензия пилота загнала меня в тупик. FAA — это вам не служба «Товары — почтой».

Потом я зашелестел Жёлтыми Страницами в поисках подходящего удостоверения. Заглянул в раздел «Удостоверения», выбрал фирму на Мэдисон-авеню (любая фирма с конторой на Мэдисон-авеню должна держать марку, рассуждал я), и отправился туда, облачившись в деловой костюм.

Контора оказалась престижная, при входе сидела секретарша, как цербер преграждавшая путь назойливым коммивояжёрам.

— Чем могу служить? — деловито осведомилась она.

— Я бы хотел повидаться с кем-нибудь из менеджеров по работе с корпоративными клиентами, если это возможно, — в тон ей откликнулся я.

Менеджер держался уверенно и величаво, с первого же взгляда было ясно: об одном-единственном удостоверении он и говорить не станет, поэтому я оглушил его тем, что, по моему мнению, должно было привлечь его внимание и заставить тонкие струны жадности нежно звучать в его душе — перспективой большого заказа.

— Меня зовут Фрэнк Уильямс, я представляю компанию Carib Air из Пуэрто-Рико, — бодро возгласил я. — Как вам, вероятно, известно, мы распространяем свои услуги на континентальные Соединённые Штаты, и в настоящее время в наших службах в Кеннеди работает две сотни человек. Пока что мы пользуемся временными бумажными удостоверениями и хотели бы перейти на официальные, ламинированные пластиковые карты с цветными фотографиями и логотипом компании, похожие на те, которыми пользуются остальные здешние авиакомпании. Нам нужны качественные документы, а вы, как я понимаю, производите качественные продукты.

Если он знал о существовании Carib Air и распространении её деятельности на Соединенные Штаты, то был осведомлён лучше моего. Но он был не из тех, кто позволит банальной вульгарной истине встать на пути солидной сделки.

— О, да, мистер Уильямс! Позвольте продемонстрировать, что у нас имеется в этом классе, — с энтузиазмом заявил он, ведя меня в свой кабинет. Снял с полки громадный каталог образцов в кожаном переплёте, пробежался по оглавлению — от веленевой бумаги до великолепных облигаций с водяными знаками — и продемонстрировал целую страницу разнообразных бланков удостоверений.

— Итак, большинство авиакомпаний, которые мы обслуживаем, пользуется вот такими карточками, — сообщил он, указывая на карточку, выглядевшую дубликатом удостоверения Pan Am. — Здесь личный номер сотрудника, база, должность, описание, фотография и, если пожелаете, логотип компании. Полагаю, прекрасно подойдёт.

— Да, — кивнул я в знак полнейшего согласия, — думаю, как раз такая карточка нам и нужна.

Уж мне-то лично она была нужна наверняка. Он тут же выдал мне все тарифы, в том числе и скидки.

— А не можете ли вы дать мне образец? — спросил я по наитию. — Я бы хотел показать его руководству, ведь последнее слово всё равно за ними.

Не прошло и пары минут, как менеджер сделал мне такую любезность. Я внимательно рассмотрел карточку.

— Всё замечательно, но она пустая, — проговорил я. — Знаете что? Почему бы нам не заполнить ее, чтобы они получили впечатление, как будет выглядеть готовый продукт? Моделью могу послужить хотя бы и я.

— Великолепное предложение! — поддержал менеджер и отвёл меня к камере для съемки на документы, дававшей фото нужного размера буквально через пару минут.

Он сделал несколько снимков, потом мы отобрали один (тут он любезно уступил выбор мне) и, аккуратно обрезав, вклеили на нужное место. Затем он вписал в соответствующие графы мое вымышленное имя, занимаемую должность (второй пилот), фиктивный личный номер, рост, вес, цвет волос и глаз, возраст и пол. Наконец, запечатал её в прозрачный плотный пластик и вручил мне вместе со своей визитной карточкой.

— Не сомневаюсь, что вы будете довольны нашей работой, мистер Уильямс, — сказал он, провожая меня к выходу.

Я уже был абсолютно доволен проделанной им работой за одним маленьким исключением: на этом замечательном удостоверении недоставало узнаваемого логотипа Pan Am и названия компании.

Я как раз ломал голову над решением этой проблемы, когда внимание мое привлекла витрина магазина товаров для тех, кто любит мастерить на досуге. И там, как бы паря на изящно выгнутых тонких кронштейнах, красовалась вереница моделей самолётов, в том числе нескольких коммерческих авиалайнеров. И среди них реактивный лайнер Pan Am с логотипом знаменитой компании на хвосте и названием, выписанным фирменным шрифтом, на фюзеляже и крыльях.

В продаже были модели разных размеров. Я купил набор деталей для самой маленькой, за 2 доллара 49 центов, и поспешил к себе. Детали я выбросил. Следуя инструкции по сборке, намочил переводные картинки в воде, чтобы они отделились от основы. И логотип, и название компании были нанесены на сверхтонкий пластик. Логотип Pan Am я пристроил в верхнем левом углу карточки, а затем тщательно выровнял название компании вдоль верхнего края.

Высохнув, чёткие переводные картинки выглядели так, будто отпечатаны на карточке. Комар носа не подточит. Точный дубликат удостоверения Pan Am. Без микроскопа и не выяснишь, что переводные картинки на самом деле нанесены поверх пластиковой оболочки. Я мог пришпилить удостоверение к нагрудному карману и сойти за своего на ежегодном собрании лётного состава Pan Am.

Впрочем, как липовый пилот, я всё ещё был прикован к земле. Мне ясно помнились слова капитана, которого я интервьюировал под вымышленным предлогом: «Самое главное — твоя лицензия. Нужно иметь её при себе всякий раз, когда садишься за штурвал. Я свою ношу в одном отделении бумажника с удостоверением. Лицензию приходится показывать не реже, чем удостоверение».

Я бился над этим вопросом не один день, но так и не нашёл никакого решения, кроме окончания лётной школы. Снова зачастил в книжные магазины, листая разнообразнейшие публикации об авиации. Я и сам не знал, чего ищу, — но всё-таки нашёл.

Искомое обнаружилось в виде небольшой рекламки в конце одной из книг, размещённой фирмой из Милуоки, занимавшейся изготовлением плакеток, мемориальных досок и латунных табличек и обслуживавшей профессионалов. Всего за тридцать пять баксов фирма предлагала воспроизвести лицензию любого пилота, выгравировав её на серебряной пластине и укрепив на красивой подложке из твёрдого дерева размером двадцать на двадцать восемь сантиметров. При этом компания использовала стандартную печатную матрицу для лицензий, применяемую FAA. Пилоту требовалось лишь предоставить необходимые сведения, в том числе номер лицензии FAA и класс, а фирма присылала серебряную копию лицензии, которую можно выставлять где угодно. Оказывается, у FAA было подразделение «Товары — почтой».

Естественно, я загорелся желанием обзавестись плакеткой, чувствуя, что имея её в своем распоряжении, отыщу способ перенести её в соответствующих размерах на соответствующую бумагу. И у меня появится собственная лицензия пилота!

Идея распалила мой мозг. Писать в фирму я не стал, вместо этого позвонив в их контору в Милуоки. Сказав продавцу, что хотел бы приобрести плакетку, я поинтересовался, можно ли заказать её по телефону.

Не выказав ни малейшего удивления по поводу моей спешки, он ответил:

— Ну, все необходимые сведения вы можете продиктовать мне по телефону, но прежде чем приступить к изготовлению, мы должны получить чек или наличные. А пока можем изготовить её вчерне, пустив как спецзаказ. Вместе с пересылкой и наценкой за спецзаказ это обойдётся вам в 37,50.

Торговаться я не стал. Назвал ему своё вымышленное имя — Фрэнк Уильямс. Указал свой фиктивный возраст и реальные вес, рост, цвет волос и глаз и номер страховки. Номер лицензии пилота или диплома всегда совпадает с номером карточки социального страхования. Класс я себе присвоил наивысший из всех доступных пилоту — транспортная авиация. Сказал, что сдавал экзамены на DC-9, 727 и 707. Адрес я ему указал до востребования, Нью-Йорк (что не в диковинку для лётчиков гражданской авиации, массу времени проводящих в разъездах), сообщив, что деньги переведу сегодня же. На самом деле я их перевёл уже через час. Это был мой единственный реальный платёж за несколько недель.

Плакетка пришла через неделю. Вещь просто шикарная! Моё звание пилота было увековечено в серебре 925 пробы, кроме того на копии лицензии красовалась подпись главы Федерального управления гражданской авиации.

С этой плакеткой я заявился в затрапезную типографию в Бруклине, обратившись к главному печатнику:

— Послушайте, я хотел бы уменьшить лицензию, чтобы можно было носить её в бумажнике… ну, знаете, на манер диплома. Такое возможно?

— Боже мой! — с восторгом уставился печатник на плакетку. — А я и не знал, что пилоты получают такие штуковины, когда научатся летать. Она покруче диплома колледжа.

— Ну, на самом деле, лицензия — просто бумага, но она осталась у меня дома в Л.А., — отозвался я. — А эту подружка сделала мне в подарок. Но я застрял здесь на несколько месяцев и хотел бы иметь копию лицензии, входящую в бумажник. Вы можете это сделать, или мне выписывать сертификат из дома?

— Не-а, я справлюсь.

Воспользовавшись специальной камерой, он уменьшил лицензию до реального размера, отпечатал на плотной белой бумаге, обрезал и вручил мне. На всё про всё ушло менее получаса и обошлось мне в жалкую пятёрку. Заламинировал я её при помощи двух кусков пластика уже самостоятельно. Я ни разу не видел настоящей лицензии пилота, но эта наверняка чертовски на неё походила.

Надев мундир пилота, который уже успел отдать в подгонку, чтобы он сидел как влитой, я залихватски сдвинул фуражку, набекрень и сел на автобус до аэропорта Ла-Гуардиа.

Теперь я был готов отправиться в полёт — разумеется, если кто-нибудь поведёт самолёт вместо меня.