В освободительном походе в западную Украину

В освободительном походе в западную Украину

Большую группу (до 200 человек) слушателей академии и части наших курсов собрали, и корпусной комиссар разъяснил нам обстановку, заявив, что, очевидно, частям Красной Армии придется двинуться в Польшу. В этой войне могут быть жертвы, и кто робеет перед этим — могут не ехать. Лишь несколько человек «по состоянию здоровья» отказались от возможного участия в войне. Мне такое и в голову не пришло: я был приучен честно и безотказно выполнять поручения партии. Человек полтораста Кузнецов отобрал и сказал, когда и куда мы должны будем явиться. Это было в конце первой декады сентября.

В стране была проведена частичная мобилизация. Москва, встревоженная этой мерой, пережила лихорадочное время: в магазинах исчезли продукты. Мы выехали в Проскуров, где располагался штаб КВО. Мы находились в распоряжении Политуправления округа, который с 17 сентября именовался Украинским фронтом. События развертывались своим чередом: в округе была проведена мобилизация личного состава всех степеней и транспорта. Накануне выступления наших войск в Польшу из нашей группы отобрали несколько человек и каждому определили задание. Я получил удостоверение представителя Военного совета фронта на станцию снабжения Большие Пузырки и литер на поезд. Это был маленький разъезд километрах в ста от Проскурова, между Староконстантиновом и Шепетовкой на рокадной железнодорожной линии, в 50 км от границы с Польшей. Я нашел начальника станции снабжения и его заместителя по политчасти (оба были призваны из запаса) и представил им свой документ. В штате начальника станции снабжения были специалисты по горючесмазочным материалам, продовольствию, вооружению. Его заместитель имел маленький штат политотдела. Пока все сидели без дела, никаких грузов не поступало. Начали было скучать от безделья — но тут узнали, что наши войска перешли границу Польши. На станцию хлынул поток самых различных грузов, прибыл рабочий батальон, состоящий из мобилизованных жителей Украины (обмундирования им никто не выдал). Прибывающие с грузами эшелоны ставились на запасные пути разъезда и быстро разгружались под открытым небом: были горы муки, круп, сахара, ящиков с макаронами, стояли цистерны с горючим для танков и автомашин.

Часть бензина была привезена в бочках, их сложили в стороне от разъезда и поставили караул.

С начальником политотдела и его сотрудниками мы вели разъяснительную работу среди личного состава станции снабжения, ночами проверяли состояние охраны грузов. Идем к бочкам с бензином; часовой в изношенной рубашке и брюках сидит на бочке и курит свою самокрутку. Кричу ему: «Прекратите курить!» Он бросил цигарку на землю и затушил ногой. Подошли и разъясняем ему, что курить на посту нельзя, а он отвечает: «Какой же я часовой в такой одежде? Я сторож, а сторожам курить можно». Мы разъяснили ему, что у склада с бензином курить нельзя никому.

Скоро появились представители частей за получением грузов. Но система отпуска грузов не была обеспечена необходимыми документами: представители не имели ни доверенностей, ни аттестатов. Танкисты просят горючего, интенданты — продовольствия. Начальник станции снабжения не берет на себя ответственность на выдачу продовольствия и горючего без документов, на заявки и доверенностей на их получение. Что делать? Танкисты ругаются: «Наши танки границу перешли, а вы не даете горючего, срываете выполнение боевой задачи». Медлить было опасно. Я предложил начальнику станции снабжения отпускать продовольствие и бензин всем под их расписку. Это будет меньшим злом, чем срывать выполнение боевой задачи. Начальник согласился, и скоро танкисты получили бензин, а интенданты — продовольствие. Сам я решил немедленно ехать в штаб фронта за разрешением на такие выдачи, и мне выдали мобилизованную на ближайшей МТС [10] машину с пожилым шофером. Комиссар штаба (в звании полкового комиссара) выслушал меня и инициативу одобрил: расписки он потребовал сдать в штаб фронта после окончания работы станции снабжения.

Работа станции шла полным ходом, но эшелоны стали приходить реже. От приехавших за бензином танкистов мы узнали, что уже перешита железнодорожная колея и поезда идут туда. Успех наших войск чувствовался. Раз днем прибыл эшелон с продуктами, его быстро выгрузили, и тут приказ: погрузить и отправить обратно. Рабочие красноармейцы устали, а грузить надо. Мы пошли к ним с начальником политотдела и разъясняем, что этот эшелон последний и выгружать больше не придется, но выгруженное надо немедленно погрузить обратно, — и попросили их сделать это побыстрее. Все вагоны были погружены за несколько минут, и эшелон отправился в обратный путь. На этом станция снабжения заканчивала свою работу: меньше стало поступать заявок, прекратилась подача горючего. Осталось несколько бочек с бензином и маслом. Вскоре я вернулся в группу резерва политсостава (ее возглавлял инструктор управления кадров ГлавУПП[11] РККА).

В эти дни произошел интересный случай. Поздним вечером мы пришли в столовую военторга, так как весь день ничего не ели. Столовая была закрыта. Стучимся, а из закрытой двери отвечают: «Ужин давно закончился, обслужить не можем». Мы стоим в темноте и думаем: а где же все-таки нам покушать? К нам подошел рослый летчик в кожаном реглане и поинтересовался, что мы тут делаем. Мы объяснили, что хотели поужинать, а столовая не хочет нас накормить. «Как не желает? А ну, посмотрим». Он своими большими кулаками сильно застучал в дверь и, услышав, что кто-то подошел к двери, громко сказал: «Я летчик Кравченко, откройте!» Столовую открыли. Кравченко, дважды Герой Советского Союза, прославившийся в боях на Халхин-Голе,[12] потребовал: «Накормите командиров», — сел в сторонке и просидел все время, пока мы ели. Встал он вместе с нами, сказал: «Надо добиваться своего, не отступать перед трудностями», — распрощался и исчез в ночной темноте.

Штаб фронта переводился в Тернополь, и туда мы все отправились. Из нас создали несколько групп по 2–3 человека и направили на предприятия выбирать представителей временного управления — «тымчасовых». Скоро наши войска вступили во Львов, остановилось и продвижение немецких войск на восток. Операция фронта была закончена. Интересно, что за все время похода мы не видели убитых, лишь встретился один красноармеец с перевязанной рукой. Теперь приказом Мехлиса мы, все 150 человек, были отправлены в Москву. По прибытии всех нас назначили на новые должности: в большинстве преподавателями военных училищ. Я получил назначение на должность преподавателя истории партии в Вольское авиационно-техническое училище.