2
2
Во время повторных войсковых испытаний Воронов приказал проверить силами орудийных расчетов, без помощи конструкторов и рабочих и без подъемных средств, взаимозаменяемость стволов на двух пушках. Конструкторам, рабочим и мне тоже было велено находиться в блиндаже. Орудийные расчеты приступили к замене стволов. С большим трудом сняли ствол с одной пушки (он весил с затвором около 425 килограммов) и положили его на землю, сняли второй и установили на свободный лафет. Затем наложили на другой лафет ствол, лежавший на земле. Старший командир на батарее доложил, что батарея готова к бою.
Последовала команда "открыть огонь". Прогремел выстрел левого орудия, полуавтоматический затвор сработал — выбросил гильзу. Прогремели выстрелы второго и третьего орудий — полуавтоматы сработали. Это можно было определить, даже находясь в блиндаже, по характерному двойному металлическому стуку. Если слышен двойной стук, значит, все в порядке. И вот раздается четвертый выстрел, а характерного стука нет. Полуавтомат не сработал как раз на том орудии, на котором поменяли ствол. Сердце так и защемило. Почему? Опять разорвало гильзу? Воронов и члены комиссии вышли из укрытий и направились к орудиям, а мы остались в блиндаже — такой был установлен порядок. И вдруг слышу голос Н. Н. Воронова:
— Конструкторов и рабочих к орудиям не допускать Что-то случилось с одним орудием…
Выглянув из укрытия, я увидел, что на лафете, на котором сменили ствол, этого ствола нет. Куда он мог деться? Разглядел: лежит между станинами
Самые разные предположения возникали у меня и моих товарищей, которым я сообщил об увиденном. Хотелось бежать к этому орудию, но приказание было ясное: не приближаться, пока не последует разрешение. Невыносимо долгими и томительными показались нам минуты нашего "заточения" Наконец инспектор артиллерии разрешил подойти к орудию конструкторам и рабочим. Все бросились из блиндажа бегом.
Ствол с закрытым затвором лежал между станинами, зарывшись в песок. Подошли к лафету, осмотрели его — никакой аварии нет. Просто при замене ствола орудийный расчет забыл повернуть головки штоков тормоза и накатника, то есть не скрепил ствол с лафетом. После выстрела, под действием энергии пороховых газов, ствол сошел с полозков люльки и свалился. Так я и доложил инспектору артиллерии и членам комиссии Когда все удостоверились в этом, последовала команда продолжать стрельбу.
Но этот случай показал вторую нашу недоработку Если в полигонных условиях забыли скрепить ствол с лафетом — правда, в присутствии большого начальства, как правило, совершается больше ошибок, — то в боевых условиях тем более возможны такие случаи. При проектировании пушек мы всегда стремились к тому, чтобы на огневой позиции орудийному расчету не нужно было думать: все ли я сделал? Мы создавали конструкции, рассчитанные на почти автоматические действия артиллеристов. И теперь решили внести в Ф-22 поправку, которая исключала бы в будущем повторение случившегося. У конструкторов, которым было дано это задание, возникла идея поставить выстрел в зависимость от закрепления ствола на лафете. Вскоре был создан механизм взаимной замкнутости, если ствол не закреплен на лафете, выстрел невозможен. Впоследствии этот механизм был установлен на всех пушках Ф-22
Во время этих же испытаний у меня с инспектором артиллерии произошел знаменательный разговор Николай Николаевич обратился ко мне с таким вопросом:
— Не находите ли вы, что ваша пушка очень длинна и тяжела?
Такого я не ожидал. Вспомнилось замечание Роговского, когда Ф-22 принимали на вооружение, — о "восьми конях весом по сорок пудов каждый". Николай Николаевич ставил тот же вопрос, но в еще более открытой форме.
Ответил я не сразу. Мне было не известно, знает комкор всю историю нашей дивизионной пушки или нет? Поэтому я сказал:
— Хотелось бы услышать ваше мнение, товарищ комкор, поскольку пушка уже находится в войсках.
— Почему же вам трудно ответить? — спросил Воронов. Пришлось рассказать ему все, читателю уже известное: о том, как в 1935 году наше КБ выступило с проектом 76-миллиметровой дивизионной пушки и к чему это привело в итоге.
— Хотелось бы знать ваши взгляды и мотивировки, товарищ комкор, относительно применения дульного тормоза, допустимой длины, веса и мощности дивизионной пушки, — добавил я.
Подумав, Воронов ответил:
— Нас вполне удовлетворила бы мощность такая, как у модернизированной 76-миллиметровой пушки образца 1902/30 годов. Дульный тормоз совершенно недопустим, угол возвышения в семьдесят пять градусов желательно сохранить. Общая длина пушки должна быть меньше, а то в лесу с ней не развернуться. Вот такую бы нам пушку, и мы были бы довольны.
Это высказывание подтвердило мое предположение: наши взгляды расходятся Я еще раз попытался убедить его:
— В отношении испытываемой пушки можно твердо сказать, что ее длина нисколько не повлияла на решение тактических задач, которые проводились, как вы видели, в лесу Я не представляю себе лес, в котором наша пушка не смогла бы развернуться. Ее вес несколько больше веса пушки образца 1902/30 годов, но я не знаю случая, чтобы на испытаниях, которых было достаточно много, орудийный расчет не справлялся бы с ней. Кстати сказать, Ф-22 перекатывается с меньшими усилиями, чем пушка 1902/30 годов, потому что колеса установлены на роликовых подшипниках, а у пушки 1902/30 годов — на подшипниках скольжения, а роликовые подшипники имеют коэффициент трения в десять раз меньший. Что касается снижения мощности, то я полагаю, что недалеко время, когда будут, наоборот, требовать пушку большей мощности и забудут о том, что с ней придется разворачиваться в лесу. Наше КБ считало и считает, что дивизионная пушка, поскольку она одна из самых массовых, должна обладать высокими бронебойными свойствами. В конструкции Ф-22 заложена возможность в случае необходимости легко повысить ее мощность. Комкор, выслушав меня, сказал:
— Меня больше всего беспокоит длина пушки и ее вес. А мощность пушки образца 1902/30 годов вполне нас устраивает.
В этом разговоре наши позиции полностью определились. Настало время — об этом будет рассказано дальше, — когда создали новую дивизионную пушку с баллистикой пушки образца 1902/30 годов. Она получилась легче Ф-22 примерно на 100–130 килограммов и короче на 1200 миллиметров. Желание многих военных товарищей сбылось. Но наступило и другое время. В годы Великой Отечественной войны наши войска захватили у гитлеровцев различные трофейные орудия, и в их числе нашу Ф-22, которую они модернизировали и использовали как противотанковую.
Одну такую пушку доставили инспектору артиллерии. Комкор Воронов пригласил начальника ГАУ и меня для ознакомления с "немецкой новинкой". Осмотрев ее, я установил, что гитлеровцы разгадали наш замысел, заложенный в конструкцию Ф-22 еще в 1935 году. Они расточили камору (мы так и думали сделать), благодаря чему увеличили мощность, поставили дульный тормоз, перенесли привод подъемного механизма на левую сторону, уменьшили угол возвышения и таким образом создали мощную пушку для борьбы с нашими танками. Кроме того, модернизировав таким образом нашу Ф-22, они установили ее на гусеничное шасси, то есть создали самоходную пушку.
Во время осмотра Воронов спросил меня:
— Не смогли бы и мы повысить мощность нашей дивизионной пушки? Я ответил:
— Мы могли бы модернизировать Ф-22 образца 1936 года, но я не знаю, сколько их в армии и смогут ли их поставить на завод для модернизации. Можно заново организовать валовое производство пушек, но это сопряжено с большими трудностями, так как нет технологического оснащения…
На это Воронов ничего не сказал.
Мне очень хотелось напомнить ему нашу беседу на повторных войсковых испытаниях Ф-22, но надо думать, что он и без меня вспомнил ее. В заключение этой истории хочется рассказать о том, что произошло лет 25 спустя — в 1968 или 1969 году. Заведующий отделом науки и техники Всесоюзного радиокомитета Андрей Ильич Зеленцов готовил радиопередачу о моей конструкторской работе. Во время одной из наших бесед я, между прочим, сообщил ему только что описанный факт — о том, что гитлеровцы использовали нашу Ф-22 для борьбы с советскими танками. Этот факт очень заинтересовал А. И. Зеленцова. У него был знакомый немецкий профессор баллистики Вольф из ГДР. Зеленцов списался с ним, и выяснилось, что профессор Вольф прежде руководил отделом артиллерийских конструкций в фирме Круппа. Зеленцов попросил его осветить несколько вопросов; один из них — что побудило немецких конструкторов воспользоваться нашей пушкой Ф-22.
Вскоре пришел обстоятельный ответ профессора Вольфа, Зеленцов дал мне копию этого письма. Привожу из него дословную выдержку:
"Переделка Ф-22 в противотанковую пушку потребовалась потому, что не хватало таких орудий и пробивная способность существовавших орудий по отношению к советским танкам была недостаточная…"
"Тот факт, что немцы переделали 76-миллиметровую пушку Ф-22 образца 1936 года в противотанковое орудие 36/р/Л/51,- пишет далее профессор Вольф, говорит о хорошем качестве ствола. В настоящее время я не располагаю данными о Ф-22, но из данных противотанковой пушки можно заключить, что дульная энергия была существенно увеличена. Для этого была увеличена зарядная камора. С этим связано увеличение максимального давления газов. Конструкция ствола была настолько превосходна, что давление газов можно было повысить…"