1

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1

Утром меня разбудили две мысли о предстоящем выступлении в Кремле и об отправке пушек для испытательных стрельб на военный полигон Было досадно, что я не смог доказать Сталину необходимость раздельных испытаний — сначала заводских, а затем уж на военном полигоне. Конечно, полигон не будет интересоваться, проведены или не проведены заводские испытания. Его дело дать свое заключение, годна пушка или не годна.

Решил посоветоваться с Павлуновским. С этим и пошел в Главное военно-мобилизационное управление НКТП. Иван Петрович выслушал меня и сказал, что этот вопрос ставить в Кремле не следует. Правительство торопится с принятием на вооружение дивизионной пушки.

— Я знаю, но боюсь, что может получиться не сокращение сроков, а удлинение. Ведь полигон не изменит своей методики, а недостатки могут обнаружиться всякие. К тому же военные, как известно, стоят за универсальную пушку. Все наши слабые места они могут использовать в защиту универсальной Надо добиться, чтобы пушки сначала отправили на завод для наших испытаний.

Только я произнес последнюю фразу, как зазвонил телефон Иван Петрович снял трубку.

— Павлуновский слушает… Здравствуйте.

Что-то ему говорили, он отвечал: "Хорошо…", "да…", "будет…"

Положив трубку, сказал мне:

— На станцию, что возле полигона, сейчас выезжают руководители разных управлений Генерального штаба. Хотят посмотреть пушку Ф-22. Поезжайте туда и покажите им ее. Только не опоздайте в Кремль на заседание!

Я буквально побежал на вокзал и с пригородным поездом выехал. Когда прибыл на место, около пушек увидел много военных с тремя и четырьмя ромбами. Никто ничего им не объяснял, а они настолько были увлечены, что даже не обратили внимания на то, что появился кто-то в штатском. Никого из них я не знал, и меня не знали. Осматривая пушки, они громко переговаривались о различных агрегатах и механизмах. Мне хотелось им кое-что объяснить, но еще больше узнать их непредвзятое, непосредственное мнение, и поэтому я стал в сторонке.

Вдруг слышу:

— А ведь пушка-то не подрессорена! Как это мог Грабин так обмануть товарища Сталина?

Все бросились к пушке, нагибались, что-то там исследовали, и каждый подтверждал, что Грабин обманул Сталина. Больше уже ни о чем они не говорили, кроме как о подрессоривании. Слышу, кто-то развивает первоначальную мысль:

— Грабин сказал Сталину, что у пушки большая подвижность, что ее можно перевозить со скоростью до тридцати пяти километров в час. Да, ловко он обманул!

Его тоже поддержали.

Тогда я подошел к ним и сказал:

— Нет, Грабин не обманул Сталина, пушка действительно подрессорена. — И показал им рессору.

По очереди они принялись не просто осматривать, а ощупывать рессору руками. Стоило посмотреть в эту минуту на их лица. Они были поражены тем, что рессоры совсем не видно. После этого посыпались похвалы. Желая подробнее ознакомить их с конструкцией пушки, я начал рассказывать о ее тактических и служебных качествах, сопровождая свой рассказ демонстрацией отдельных механизмов. Они распрощались со мной удовлетворенные, так и не узнав, что я и есть тот Грабин, которого они только что усердно обвиняли в обмане Сталина. Уехал и я на электричке в Москву. Времени было в обрез: не заезжая в ГВМУ, направился прямо в Кремль.

Посередине зала приемной, куда я попал сначала, стоял длинный стол, уставленный бутылками с прохладительными напитками, блюдами с различными бутербродами, вазами с фруктами. Возле стола — стулья, у стен, украшенных картинами, — мягкие кресла, столики с пепельницами Рядом была еще комната поменьше, в которой тоже стояли кресла, стулья и столики с пепельницами.

Пришел я минут за тридцать до обсуждения нашего вопроса. В зале и в смежной комнате было много народу — и военных и штатских. Ни с кем из них я не был знаком и даже никогда не встречался. А они стояли или сидели группами, каждая группа сама по себе, вполголоса о чем-то беседовали

Подходили еще люди Все приветствовали друг друга и держались свободно Иные, только войдя, сразу же присаживались к столу — видно было, что все они не впервые в этом зале

Минут за пять до назначенного срока пришли Тухачевский, Павлуновский и его заместитель Артамонов, начальник Артиллерийского управления Ефимов, начальник Генерального штаба Егоров, инспектор артиллерии Роговский.

Открылась дверь зала заседаний, и оттуда стали выходить люди. Пригласили нас Входили по старшинству Зал заседаний был значительно больше Один стол стоял поперек, за ним сидел Молотов; за другим, длинным столом, приставленным к первому, — Орджоникидзе, Ворошилов, Межлаук и другие члены правительства. Сталин стоял у окна. Было очень много военных и гражданских специалистов. За столом все не поместились, некоторым пришлось сесть у стен, где стояли стулья и кресла.

Вел совещание Молотов. Он объявил, какой рассматривается вопрос, и предоставил слово комкору Ефимову. Тот доложил кратко Он рекомендовал принять на вооружение 76-миллиметровую универсальную пушку завода "Красный путиловец" После его доклада выступали военные специалисты, которые поддерживали предложение Ефимова. Затем слово было предоставлено Маханову Тот кратко рассказал о пушке и подчеркнул большие преимущества именно универсальной дивизионной пушки. После него было предоставлено слово Сидоренко, который рекомендовал свою 76-миллиметровую полууниверсальную пушку 25 К. Он хорошо ее охарактеризовал и заявил, что полууниверсальная пушка лучше универсальной и что по этому пути идет и Англия. После него выступали многие, но никто не рекомендовал ни нашу Ф-22, ни даже полууниверсальную Ф-20. Все пели гимны универсальной пушке Только в ней выступающие видели то, что нужно армии. Сталин непрерывно расхаживал по залу. Несколько раз он подходил ко мне и задавал вопросы, относящиеся к нашей пушке, а также к универсальной и полууниверсальной. Когда он первый раз остановился у спинки моего стула и, наклонившись, спросил: "Скажите, какая дальность боя у вашей пушки и ее вес?" — я попытался встать, но он прижал руками мои плечи: "Сидите, пожалуйста". Пришлось отвечать сидя. Сталин поблагодарил, отошел и продолжал расхаживать.

После выступления инспектора артиллерии Роговского, который высказался за универсальную пушку, Молотов объявил:

— Слово предоставляется конструктору Грабину. Я даже вздрогнул. До стола председательствующего, куда выходили все выступавшие, шел, как во сне, никого не видя и ничего не слыша. Путь показался мне очень долгим.

Заговорил я не сразу. Трудность заключалась не только в том, что я впервые выступал на таком совещании, но и в том, что специальная дивизионная пушка никого не интересовала. Можно ли было рассчитывать на успех? Не сразу начал я говорить о Ф-22, а взялся сперва за самый корень — за универсализм и универсальную пушку.

— Да, всем известно, что США занимаются разработкой дивизионной универсальной пушки. Но мы не знаем, приняли ли они на вооружение хотя бы одну из трех своих универсальных пушек: Т-1, Т-2 или Т-3. Полагаю, это у них поисковые работы. Трудно допустить, что после всестороннего анализа универсальной дивизионной пушки они не откажутся от нее. А мы гонимся за ними, американская идея универсализма стала у нас модной.

Я разобрал по очереди все недостатки универсальной пушки тактическо-служебные, экономические (слишком дорогая для массовой дивизионной) и конструктивные. А затем описал нашу 76-миллиметровую пушку Ф-22, указав на ее преимущества по сравнению с универсальной и полууниверсальной пушками.

После меня выступили Радкевич, заместитель начальника Главного военно-мобилизационного управления Артамонов. Он напомнил, что в первую мировую войну трехдюймовые скорострельные пушки, легкие и мощные, показывали чудеса в бою. Батареи трехдюймовок появлялись там, где их трудно было даже ожидать, и наносили сокрушающие удары по живой силе и технике противника. Предлагаемая на вооружение 76-миллиметровая универсальная пушка, — сказал он, очень сложна и тяжела, она не сможет сопровождать колесами наступающую пехоту.

Артамонов дал высокую оценку 76-миллиметровой пушке Ф-22 и рекомендовал принять ее на вооружение.

Во время выступления Артамонова Сталин подошел к председательскому столу. Сидевший за ним Молотов сказал Сталину:

— Некоторые товарищи просят разрешения выступить еще раз, а время уже позднее.

Сталин ответил:

— Надо разрешить. Это поможет нам лучше разобраться и принять правильное решение.

Стали выступать по второму разу. Маханов продолжал защищать свою универсальную пушку, утверждая, что та лучше всех способна решать современные задачи дивизионной пушки. Под конец он заявил:

— США занимаются созданием универсальной пушки. Я разделяю их точку зрения.

Мне тоже было вторично предоставлено слово. Я обратил внимание присутствующих на то, что дивизионная пушка специального назначения Ф-22 конструктивно решена так, чтобы лучше, быстрее и с наименьшей затратой боеприпасов решать боевые задачи, — это во-первых; во-вторых, чтобы по весу и ходовым качествам удовлетворять требованиям пехоты; в-третьих, она дешевая. И затем сказал, что если США и занимаются созданием универсальной пушки, то это еще не значит, что мы должны слепо копировать их.

Кстати, позже выявилось: США вступили во вторую мировую войну, не имея на вооружении этой, столь расхваленной у нас универсальной пушки.

Совещание в Кремле проходило очень активно, все держались непринужденно. Мои опасения, что я не сумею совладать с собой, исчезли уже в начале первого моего выступления, а во время второго я совершенно не чувствовал себя связанным и высказывал все, что считал необходимым для правильного решения вопроса. Заседание затянулось, а Сталин по-прежнему неутомимо ходил, внимательно слушал, но никого не перебивал. Ко мне он подходил много раз, задавал вопросы и каждый раз клал руки мне на плечи, не давая подняться, чтобы отвечать стоя. Его вопросы касались универсальной и нашей дивизионной пушек. Видимо, он сопоставлял их и искал правильное решение. Найти его было нелегко, так как все высказывались только за универсальную, а за нашу Ф-22 — лишь я, Радкевич да Артамонов. После моего второго выступления в третий раз выступил Маханов. Он настойчиво и упорно защищал свою универсальную пушку, заявлял, что от универсализма не отступится. Наконец список записавшихся в прения был исчерпан. Молотов спросил, нет ли еще желающих высказаться. В зале было тихо. Сталин прохаживался, пальцами правой руки слегка касаясь уса. Затем он подошел к столу Молотова.

— Я хочу сказать несколько слов.

Меня очень интересовало, что же он скажет по столь специфическому вопросу, который дебатируется уже несколько лет?

Манера Сталина говорить тихо, не спеша описана уже неоднократно. Казалось, он каждое слово мысленно взвешивает и только потом произносит. Он сказал, что надо прекратить заниматься универсализмом. И добавил: "Это вредно". (Думаю, читатель поймет, какую бурю радости вызвало это в моей груди.) Затем он добавил, что универсальная пушка не может все вопросы решать одинаково хорошо. Нужна дивизионная пушка специального назначения.

— Отныне вы, товарищ Грабин, занимайтесь дивизионными пушками, а вы, товарищ Маханов, — зенитными. Пушку Грабина надо срочно испытать.

Речь была предельно ясной и короткой. Закончив выступление, Сталин пошел в нашу сторону. Когда он поравнялся со мной, к нему подошел Егоров и сказал:

— Товарищ Сталин, мы можем согласиться принять пушку Грабина, только попросили бы, чтобы он сделал к ней поддон для кругового обстрела.

Сталин спросил меня:

— Можете к своей пушке сделать поддон?

— Да, можем, но он нашей пушке совершенно не нужен.

— Значит, можете?

— Да, можем.

— Тогда и сделайте, а если он не понадобится, мы его выбросим.

— Хорошо, поддон будет сделан.

В это время к нам подошел Радкевич:

— Товарищ Сталин, для того чтобы завод мог уже сейчас начать подготовку производства, хотелось бы знать, ориентируется ли правительство на нашу пушку?

— Да, ориентируется, — ответил Сталин.