Драма у подъезда «Гранд Отеля»

Драма у подъезда «Гранд Отеля»

21 ноября 1903 года супруги Тарновские были приглашены на бал к барону Владимиру Александровичу Шталю. Шталь-фон-Гольштейны происходили из рыцарей Тевтонского ордена, в этом роду были фельдмаршалы, генерал-адъютанты, послы.

Хозяин – красавец с тонкими чертами античного римлянина – по окончании университета, благодаря женитьбе на дочери профессора медицины, миллионера Виктора Субботина, стал играть в местном свете видную роль. Приятель его, граф Павел Толстой (тот самый, с которым Василий Тарновский дрался на дуэли), во время ужина в общественном саду, раскроил барону шашкой череп. Потом сам Шталь кого-то ударил по голове, дважды дрался на дуэли, трижды был секундантом – словом, огонь-парень; приятель Боржевского (который был среди гостей 21 ноября) и тоже бретер.

Поведение Марии Николаевны на балу было непристойным, она не скрывала близости с Боржевским и на мужа поглядывала с презрением. Тарновский сделал жене публичный скандал, и они оба ушли с бала.

Мария Николаевна нажаловалась на мужа любовнику. Она показала Боржевскому большой синяк на груди и сказала, что муж ее истязает, щиплет, требует порвать со Стефаном Здиславовичем. Боржевский заявил: «Я не успокоюсь, пока не избавлю тебя от тирана-мужа!»

26 ноября Тарновский получил записку от Боржевского: «Дорогой В. В., назначьте мне сегодня полчаса, и напишите только, в котором часу». Ответ гласил: «Дорогой Стефан Здиславович. Через четверть часа буду в “Гранд Отеле”».

Боржевский пригласил Тарновского в свой постоянный номер. На всякий случай в смежной комнате спрятался Владимир Шталь: он должен был стать свидетелем рокового разговора.

Боржевский прямо и нагло заявил Тарновскому: он любит Марию Николаевну, они – любовники. Он не позволит обижать ее никому. «Если не дашь жене развода – буду бить тебя, как собаку. Я, – сказал Боржевский, – не успокоюсь, пока не освобожу любимую женщину от тирана-мужа». Затем достал револьвер, сказал: «Хотел было убить тебя, а затем и себя, но раздумал», – и предложил стреляться на расстоянии двух шагов. На вопрос Тарновского, женится ли тот на Марии Николаевне, если она разведется, Боржевский ответил: «Не женюсь, я не настолько богат, у меня нет полумиллиона, а она привыкла к богатству».

Драться Тарновский не хотел и на другой день написал Боржевскому любезную записку, как будто ничего между ними и не было: «Прошу Вас зайти на один момент».

Боржевский написал: «Меня удивило, Василий Васильевич, что после нашего разговора 26 ноября Вы могли меня звать к себе, Вы не придали нашему разговору никакого значения! Прошу Вас дать мне категорический ответ немедленно: будете ли Вы драться со мной или нет».

Василий Васильевич ответил так: «Наш разговор 26 ноября – простое недоразумение! Поэтому я совершенно отказываюсь вновь разговаривать с Вами. Между нами не произошло ничего такого, что дало бы право трепать дорогое имя! Поэтому я не нахожу возможным ни драться с Вами, ни вести дальнейшие объяснения по этому поводу. Такое решение удовлетворит меня и мою семью».

Тарновский бретера смертельно боялся, а тот мириться не собирался. Ситуация была патовой, Василий Васильевич оказался близок к помешательству. За дело взялась Мария Николаевна. Убийство мужа при таких скандальных обстоятельствах было ей невыгодно, женой Боржевского она не стала бы ни при каких условиях. У Тарновского еще были деньги, пренебрегать им окончательно не следовало. И Мура придумала другую комбинацию. Обвинив мужа в трусости (что, надо сказать, соответствовало действительности), она обещала сама решить вопрос о дуэли.

4 декабря Тарновский сказал своему лечащему врачу Афанасьеву: «Ах, если бы вы знали, что со мной делают! Я с ума схожу».

5 декабря, пока муж находился в клубе, на его супружеской кровати резвились жена и Боржевский. Любовник ушел только в 3 ночи.

А 6 декабря 1903 года Тарновская объявила мужу, что готова примирить их с Боржевским, дуэли – не будет. Но это должно быть сделано публично, чтобы раз и навсегда пресечь уже ходящие по Киеву сплетни. Они должны встретиться с Боржевским в театральной ложе, а потом поужинать вместе в общей зале ресторана гостиницы «Гранд Отель».

7 декабря Тарновский был весь день в ужасном состоянии, мечтал даже уехать из Киева и всеми силами отказывался от поездки в театр и ужина с Боржевским, но жена настаивала, заявляя, что это необходимо для примирения с Боржевским.

Главной в доме всегда была Мария Николаевна и, в конце концов, супруги отправились в театр, в сопровождении компаньонки Тарновской, ее троюродной сестры Марианны Вишневецкой. По окончании спектакля, компания переехала ужинать в ресторан гостиницы «Гранд Отель».

Ужин проходил в общей зале ресторана, на глазах многочисленных посетителей. Отношения между ужинавшими внешне выглядели хорошими. Разговор шел о цыганских романсах. Много пили: шампанское, ликеры, коньяк, водку.

Для Василия Тарновского ужин с женой и ее любовником был мукой мученической. Боржевский смеялся, приказывал музыкантам играть любимые романсы Марии Николаевны. Во втором часу ночи ужин, наконец, закончился, и общество оставило ресторан. Боржевский, против обыкновения, не позволил Тарновскому принять участие в плате за ужин, перед выходом из «Гранд Отеля» он продолжал о чем-то тихо говорить с его женой, целуя ей кисть руки. По дороге договорились: завтра для закрепления договора Боржевский будет в 2 часа дня завтракать у Тарновских, а потом поедет к Шталю – на охоту.

Директор гостиницы показывал на суде: пальто Марие Николаевне подавал швейцар. Впереди шли Тарновская с подругой своей, Вишневецкой, следом за ними – Тарновский и Боржевский. Боржевский несколько раз поцеловал у мадам руки. Боржевский и Тарновская много и скоро говорили по-французски. По словам свидетелей, он сказал: «Я тебя люблю, я тебя обожаю, и готов жизнь за тебя отдать». А она: «Слушай, не можешь ли потише, здесь люди. Услышат».

Так вышли они к освещенному подъезду. Был подан экипаж, и Боржевский взял под руку Тарновскую, чтобы помочь ей войти в коляску.

Когда Боржевский, выйдя провожать Марию Николаевну, у подъезда гостиницы, на глазах мужа наклонился к ее лицу и, как показалось Тарновскому, ее поцеловал, у Василия Васильевича потемнело в глазах. Он вынул пистолет, раздался выстрел, и Боржевский упал, как подкошенный, на снег. Пуля попала в заднюю часть шеи, но сонной артерии не задела.

На выстрел подоспели служащие ресторана и публика. Раненый был поднят с земли и сам, чуть поддерживаемый прислугой, поднялся в занимаемый им номер 91 гостиницы. Тарновская его сопровождала, давая понять, на чьей стороне она в этом конфликте. На ночь она осталась в «Гранд Отеле», в соседнем с Боржевским номере.

К Боржевскому тут же вызвали «Скорую помощь» и хирурга, ему сделали перевязку. Пуля засела очень глубоко, и поэтому извлечение ее было отложено до более удобного времени: рана, по заключению врачей, для жизни опасности не представляла.

А Василий Тарновский, убежденный в том, что совершил страшное преступление, сел в ближайшие извозчичьи санки и приказал ехать в полицию. Кучеру Панченко сказал: «Позови городового, я человека убил!» Пытался застрелиться, вел себя, как сумасшедший.

Явившись к киевскому полицмейстеру в 2 часа ночи, он вручил ему револьвер (в котором оставалось еще 5 пуль) и рассказал о происшествии, виновником которого являлся. Полицмейстер счел известного всему Киеву господина безумным. Тарновский попросил полицмейстера, чтобы тот ему позволил отправиться к своему доброму знакомому Петру Николаевичу Семенцову. Желание преступника было без колебаний удовлетворено.

К Семенцову Тарновский приехал в таком же возбужденном состоянии, и, несмотря на все старания, его не могли успокоить до утра.

Ночная драма у гостиницы «Гранд Отель» немедленно стала достоянием киевской молвы, вызывая оживленные толки об участниках ее, людях хорошо известных в городе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.