Глава двадцать восьмая 1895 Обеденный зал отеля на Манхэттене

Глава двадцать восьмая 1895 Обеденный зал отеля на Манхэттене

— Мистер Тесла? — осведомился высокий человек с седой шевелюрой и моржовыми усами. — Ага! — продолжал незнакомец. — В газетах вас рисуют очень похоже.

Он говорил как коренной американец. Пока Никола пытался определить по акценту, из каких мест происходит бойкий джентльмен, тот оказался у его столика и доверительно сообщил:

— Как я понял из вашего письма, вы имеете обыкновение ужинать здесь…

— Прошу про… — Реальный мир опрокинулся на Николу всей своей тяжестью, будто толстая книга, соскользнувшая на пол с края стола. Он вскочил. — Сэмюэл Клеменс! Вы ведь Сэмюэл Клеменс, верно? — Тесла сиял от радости. — Марк Твен!

— К вашим услугам! — Твен положил руку на спинку свободного стула. — Вы позволите? — Никола еще не успел ответить, а тот уже пододвинул себе стул.

— Конечно! Пожалуйста, располагайтесь! Это для меня такая честь! — Вне себя от счастья Тесла принялся загибать пальцы, перечисляя названия книг. — «Том Сойер», «Гекльберри Финн», — что за имя, подумать только! — «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура»… Сэр, ваша сатира на коронованных особ так правдива, так…

— Однако… — Твен поднял руку, прерывая собеседника. — Однако и мне приходилось немало читать о вашей работе, сэр, — заключил он, раскуривая сигару. — И мне сразу захотелось познакомиться с видным ученым, который, не стыдясь, признается, что любит читать романы.

— О да! — радостно подтвердил Никола. И простодушно добавил: — Таков мой способ хотя бы некоторое время ни о чем не думать.

— Понимаю.

Никола с энтузиазмом продолжал:

— В прошлом году мне пришлось съездить домой: мать была при смерти. В дороге ваши книги отвлекали меня от мрачных мыслей.

Твен в полном восторге хлопнул себя по колену.

— Вот оно! Все в точности так, как я думал. Я сразу решил, что вы отличный собеседник, и теперь вижу, что не ошибся. Что же касается утешительной силы книг, мне, признаться, не доводилось испытывать ее на себе. А знаете что, идемте ко мне, я живу недалеко. — Он оглядел зал с притворным недовольством. — У меня припасен отличный коньяк, здесь такого не подают.

Твен поднялся из-за стола и махнул сигарой в сторону дверей.

— К тому же я охоч до лести. Так что хвалите мои книги сколько душе угодно, не стесняйтесь. Я это обожаю.

Никола вскочил с излишней поспешностью, которую писатель из деликатности предпочел не заметить. Марк Твен взял Теслу за локоть и сам потащил его к выходу.

— И постарайтесь, чтобы комплименты получились не слишком однообразными. Вы же изобретатель. Вы справитесь.

* * *

Тесла и Твен расположились на веранде с бокалами в руках. Никола развалился в кресле, писатель смотрел на небо. Оба потеряли счет времени. Между ними на низком столике стоял графин с коньяком.

* * *

Дверь лаборатории на Южной Пятой улице треснула под ударами тяжелых башмаков. Двое мужчин в черном ворвались в темное здание.

* * *

— Скажите, — спросил Никола, — когда вы поняли, что писать книги — ваше призвание?

— Ах, это! В первый же день на речном флоте. — Твен глотнул коньяку и вздохнул. — Сойдя на берег, я повстречал самую очаровательную девушку на свете. И ее тетушку.

— Тетушку?

— Тетушку или матушку, какая разница? Главное — девушка была само совершенство. И она обратила на меня внимание, приметила мою капитанскую фуражку. Эх, знали бы вы, какие словеса я сплетал, какие красочные эпитеты придумывал, чтобы подольститься к старой карге и приблизиться к ее подопечной!

Никола звонко рассмеялся.

— Увы, по предыдущему опыту я знал, что в присутствии такой красавицы просто потеряю дар речи, так что не стал и пробовать… Только проводил ее взглядом вместе с тетушкой.

— Так это была ее тетушка? Не матушка?

— Она обернулась. А я слишком оробел, чтобы улыбнуться! Представляете? Каков болван! Тогда-то я понял, что мне на роду написано пойти по кривой дорожке. Лгать, красть, — он сделал еще глоток, — писать романы. Воистину богомерзкое занятие. Поразмыслив, я решил сделаться вольным писателем. Вольный писатель что вольный стрелок — служит всем и не принадлежит никому.

— Здорово! Я вас отлично понимаю. Я и сам такой.

* * *

Невидимые руки лили на пол керосин, обливали полки, плескали на стены. Яркая вспышка, и керосиновая лужа взметнулась к потолку оранжево-алым пламенем. А через минуту всю лабораторию объял огонь.

* * *

Никола совсем размяк от выпитого.

— Мистер Твен, ваше творчество полно истинного волшебства. Я всегда это знал.

Твен отсалютовал полной рюмкой.

— Спасибо. Волшебство оказалось бессильно, чтобы спасти жизнь моей дочери, но я вам благодарен. Ненавижу одиночество, зато обожаю тонкую продуманную лесть. Вы, как я вижу, тоже одиноки, но вы ведь сами так решили.

* * *

Все три этажа лаборатории — настоящий дом Николы и родина его свершений в последние шесть лет — вмиг заполыхали. Прожорливое пламя, урча, глотало податливую древесину.

* * *

Никола кивнул.

— Так нужно для работы. Но на самом деле я не одинок. У меня есть муза. Беда в том, что вслед за ее дарами на меня сыплются всевозможные несчастья, которые губят мой труд. Что-то вроде проклятия. Тут поневоле решишь, что спятил… Поэтому в последнее время я не занимаюсь ничем, кроме работы. Возможно, мое предназначение в том, чтобы жить только работой, без женщины, без детей, без семьи. Как вы считаете?

Твен запрокинул голову и впервые за вечер безудержно, до слез расхохотался. Немного отдышавшись, он проговорил:

— Так-так, мистер Тесла. А вы, очень может быть, отнюдь не так умны, как о вас говорят.

Никола хотел спросить, что это значит, но писатель не был расположен отвечать. Вместо этого он предложил гостю налить себе еще коньяка и сам подал ему пример.

* * *

Когда пожарная команда прибыла на место, лаборатория полыхала сверху донизу, ярко освещая ночное небо. Огнеборцы смогли защитить соседние дома, но отбить у огня контору Теслы оказались не в силах. Вскоре прогоревшая крыша рухнула, похоронив под собой результаты многодневных трудов и превратив бесценные приборы в груду искореженного, оплавленного металла.

* * *

Никола вдруг почувствовал, что пришло время задать любимому писателю Самый Важный Вопрос.

— Мистер Клеменс, когда я впервые прочел вашу книгу, мне показалось, что у вас тоже… — Он помолчал и начал снова: — Мистер Клеменс, как, по-вашему, музы существуют? То есть я хотел спросить, нет ли у вас…

Твен отозвался не сразу:

— Есть ли у меня муза?

— Да! Кто-то, кого можно было бы назвать…

— Музой?

— Ну да.

Твен вздохнул и потер веки:

— Мистер Тесла, любой человек… Нет, лучше сказать, любой наш с вами современник, который умеет читать… О чем это я? Ах да. Любой, кто умеет читать, знает о грандиозном строительстве на Ниагаре и ваших планах использовать энергию водопада. Какая дерзновенная идея! Не исключено, что вы и вправду сумеете дать всему миру бесплатное электричество. А вы говорите о какой-то музе. Вас часом не интересует, сколько ангелов поместится на полях бабушкиной шляпы?

— Ох нет, что вы, я не имел в виду духов, невидимый мир и тому подобное. Я говорю о цели, об источнике вдохновения. — Никола вдруг страстно зашептал: — Прошу вас, сэр, мне нужно это знать! Я должен знать!

Старый писатель пытливо смотрел на Теслу, делая глоток за глотком. Потом поднял глаза к небу, пригладил усы, затянулся сигарой и медленно произнес:

— Сэр, подобными расспросами вы провоцируете меня дать вам хороший подзатыльник.

Никола уставился на Твена, пытаясь переварить его ответ. Затем взял свой бокал и молча допил коньяк.

* * *

Первые лучи следующего дня застали Фрица Ловенштейна на Южной Пятой улице в обществе лабораторных клерков. Все они с болью и ужасом взирали на покрытые серым пеплом дотлевающие развалины. Ловенштейн утратил дар речи от потрясения. В полной растерянности он повернулся к Джорджу Шерфу, двадцатилетнему пареньку, недавно поступившему в контору. Тот, судя по всему, был подавлен еще сильнее, чем сам Ловенштейн. Оттого Фриц и решил заговорить с парнем, ища у него поддержки, будто у близкого друга.

— Боже Всемогущий! — Голос Ловенштейна дрогнул. — Джордж, здесь было все наше имущество! Мистер Тесла вкладывал в лабораторию каждый заработанный цент!

Шерф пытался бодриться:

— Да, но главное — люди живы. Мы получим страховку, мистер Ловенштейн, и все отстроим заново.

Ловенштейн отвел глаза.

— Так компания была… — начал Шерф.

Ловенштейн опустил голову так низко, что почти коснулся подбородком груди.

Шерф не сдавался.

— Но оборудование, по крайней мере, застраховали? А инструменты? Хотя бы инструменты?

Ловенштейн возопил к небесам:

— Мистер Тесла доверил мне вести дела компании! — Он подскочил к Шерфу и яростно прошептал: — И я всегда был честен! До последнего цента!

Фриц отвернулся, тряхнул головой и бессильно уронил руки. После долгого молчания он вдруг выпалил Шерфу в лицо:

— Я пренебрегал мелочами. Постоянно. Второстепенными вещами. Мелкими и незначительными. Разными деталями. Будь они прокляты.

— Деталями?! — переспросил Джордж.

Ловенштейн прижал ладонь ко рту и побрел прочь, ни на кого не оглядываясь. На ходу он повторял:

— Я проклят, так и знайте! Проклят Богом!

Джордж Шерф изучал картину пожарища при свете разгоравшегося дня. От лаборатории осталась лишь куча почерневшего щебня да дотлевающие головешки. Взгляд молодого человека застилал туман; когда Ловенштейн затемно ворвался к нему в дом, вопя о том, что в лаборатории случилось нечто ужасное, Джордж поспешил за ним, позабыв захватить очки. Теперь, чтобы оценить масштаб бедствия, ему приходилось щуриться.

Среди руин маячил знакомый долговязый силуэт. Шерф без труда узнал в нем босса, но не решился к нему подойти. Он чувствовал, что теперь его долг быть на месте и видеть все своими глазами.

Шерф достаточно знал Теслу, чтобы понимать: гибель лаборатории — страшная утрата для всего человечества, пускай оно и осознает это очень нескоро. Изобретатель опустился на колени всего в двух ярдах от своего помощника и принялся отчищать от золы останки какого-то прибора. Шерф застыл на месте как вкопанный. При виде безнадежного отчаяния, проступавшего на лице мистера Теслы, у его молодого помощника защемило сердце.

Джордж ни единой минуты не верил в то, что пожар был случайностью. Не верил он и в то, что злоумышленников удастся найти. Да еще эта нелепость со страховкой: словно кто-то знал наперед, что имущество компании ничем не защищено.

Никола поднялся на ноги и побрел прочь, не разбирая дороги. Он потерял нечто большее, чем лабораторию со всем содержимым. Годы без Карины прошли впустую. Творец прогнал свою музу, приняв ее за вестницу беды, но беда все равно случилась. Жертва оказалась напрасной.

«Так мне и надо, трусу!» — подумал Никола. Все это время они могли быть вместе.

В ноздри ударил запах гари, болезненно резкий, как нашатырь. То, что было темным, сделалось прозрачным. Если Карина и вправду насылала бедствия, теперь, когда бедствие пришло само, он готов был призвать Карину.

Теперь он мог принять ее раз и навсегда, без условий и оговорок, принять, не пытаясь понять. Понимал ли он самого себя? Едва ли, но от этого не переставал себе доверять.

Но существует ли способ вернуть ее? Если бы только она пришла к нему снова, он больше не стал бы выведывать, что за демонические силы за ней стоят. Ни за что.

Уму непостижимо, как он мог всерьез поверить отцовским небылицам! Столько лет не видеть того, что теперь казалось таким простым и ясным.

В легкие Николы проникла терпкая гарь, заставив его согнуться пополам в мучительном приступе кашля. Голова закружилась так сильно, что он перестал различать, где верх, а где низ. Тесла подумал, что если ему суждено умереть прямо сейчас — а то, что с ним творилось, и впрямь походило на смерть, — то последними проблесками его сознания будет владеть Карина. Неважно, кто она такая. Никола не знал, кто такой он сам.

«Но я ведь сам ее прогнал. Закрыл для нее свое сердце». Тесле казалось, что он совершил ужасную ошибку, которой уже не исправить. В этот страшный день, когда погибло дело всей его жизни, а вместе с ним и он сам, Карина оставалась для него последней надеждой на спасение. Она была не проклятием, а талисманом, не насылала беды, но защищала от них. Он пожертвовал своим ангелом-хранителем, и жертва оказалась напрасной.

Никола ходил по кругу и вполголоса разговаривал сам с собой, пытаясь подобрать слова, чтобы позвать ее обратно, но для чувств, затоплявших его сердце, не хватало слов.

На землю упала изящная тень. Тесла поднял глаза и увидел хрупкий женский силуэт в лучах утреннего солнца. Никола уже готов был выкрикнуть заветное имя, но незнакомка подошла ближе, и он понял, что это не Карина. Просто прохожая, которая остановилась поглядеть на сумасшедшего, блуждающего среди развалин.

Обессилев, Тесла рухнул на колени и не двигался с места, пока его снова не накрыла чья-то тень. Джордж Шерф даже без очков увидел достаточно. Опустившись на землю рядом с Николой, он дышал тяжело и прерывисто.

— Мистер Тесла, — мягко произнес помощник. — Это я, Джордж Шерф.

Никола, словно в трансе, перебирал пепел. На его губах застыла безумная улыбка.

— Шерф? Я вас знаю. Славный парень. Настоящий энтузиаст. Мистер Шерф, мы должны спасти хоть что-нибудь.

— Мистер Тесла…

— Что-нибудь из инструментов. Не могло же все пропасть.

— Сэр, мистер Ловенштейн не посмел показаться вам на глаза. Он совершил ужасную ошибку и не знает, как сообщить вам об этом. С его стороны это огромная глупость, но мне кажется, что он честный человек.

Никола проговорил едва слышно:

— Я в этом не сомневаюсь.

— Порой наши друзья творят с нами такое, до чего не додумались бы злейшие враги.

Никола горько рассмеялся:

— О, да. Но я надеюсь, мистер Шерф, вы сможете меня простить.

— Простить вас? За что?

— Вы ведь не проработали у нас и двух месяцев, а тут такое несчастье. Все погибло, и ничего нельзя исправить. Боюсь, вам придется искать другую работу.

— Сэр, я много лет слежу за всеми вашими свершениями и не хочу работать ни на кого другого.

— Мистер Шерф, наша с вами работа превратилась в кучку пепла.

— Так и есть, сэр. Я знаю, к чему вы стремитесь, и хочу в этом участвовать. Я должен в этом участвовать!

Никола невольно улыбнулся, тронутый юношеским пылом своего помощника.

— Спасибо на добром слове, молодой человек. Однако если у вас нет привычки есть пепел на ужин, вам так или иначе придется задуматься о пропитании.

— Не беспокойтесь, сэр! Когда Фриц меня нанял, я попросил оставить меня на фабрике в ночную смену. — Он смущенно улыбнулся. — На случай, если вы выставите.

— И вы все это время работали по ночам на фабрике?

— Последние шесть недель. У вас в лаборатории было так интересно, что я практически забыл о сне. И почти не уставал.

— И несмотря ни на что, отлично справлялись…

Шерф просиял:

— Правда? Если бы вы знали, как я мечтал это услышать!

— Слабое утешение, что и говорить.

— Я не жду, что вы станете меня утешать, сэр. Я хочу утешить вас.

Никола не поверил своим ушам:

— Что вы говорите?

— Если бы вы только позволили мне быть рядом с вами, помогать вам восстанавливать лабораторию. Мне можно совсем ничего не платить. У меня есть работа на фабрике!

Николе показалось, что его разыгрывают.

— Вы согласны работать бесплатно?!

— Вот именно, сэр! Я уверен, вы что-нибудь придумаете. Я обойду всех нью-йоркских финансистов, постучусь в каждую дверь. Только пообещайте, что позволите мне быть рядом, если вы все начнете заново. Когда вы все начнете заново.

Глаза Николы наполнились слезами.

— Мистер Шерф, вы исключительный человек. Я с радостью пообещаю то, о чем вы просите, но взамен возьму обещание с вас.

— Какое же?

— Обещайте, что бросите наше дело, если оно помешает вам зарабатывать на жизнь.

Шерф беззаботно улыбнулся.

— До этого не дойдет. Нам обязательно кто-нибудь поможет.

Никола смотрел на своего помощника, не находя ответа. Шерф протянул ему руку и помог подняться на ноги.

— Идемте, сэр. Не нужно вам здесь оставаться.

Тесла начал было протестовать.

— Нет, мистер Тесла. — Шерф был непоколебим. — Вам надо отдохнуть. Я побуду здесь и посмотрю, нельзя ли хоть что-нибудь спасти.

Никола смерил молодого человека удивленным взглядом и слабо улыбнулся:

— Вы говорите спасти?

— Да, сэр. — Шерф увел Теслу подальше от остывающего пожарища и кивнул остальным, чтобы поймали боссу кэб.

На следующий день «Нью-Йорк таймс» раззвонила всему миру о том, что «единственный соперник Т.А. Эдисона прогорел во всех смыслах этого слова».

«Нью-Йорк сан» назвала случившееся «катастрофой всемирного масштаба» и добавила: «Среди наших современников едва ли найдется хотя бы десяток личностей, чья деятельность сопоставима по масштабам с деятельностью этого молодого ученого».

Тем не менее уголовного дела об умышленном поджоге возбуждать не стали.