Глава третья Почему Гитлер не изготовил атомную бомбу. Оружие «V»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава третья

Почему Гитлер не изготовил атомную бомбу. Оружие «V»

План Линдеманна (30 марта 1942 года): пятьдесят два немецких города с населением более 100 000 жителей должны быть разрушены — Ошибки маршала Геринга — Успехи немецких ученых в области ядерной физики — Фантастические слухи о тайном оружии массового поражения — Рейды на фабрику тяжелой воды в Норвегии — Тяжело больной Гитлер принимает меня в ставке: «Радиоактивное оружие означало бы конец цивилизации» — Изготовление атомной бомбы по переписке — Тезис физика Филиппа Ленарда — «Табун» и Шпеер — Операция «Рейхенберг»: я воображаю себе, что можно пилотировать «V–I» — Планы и прототипы у Хейнкеля — Скептицизм фельдмаршала Мильха — Неудачи — Анна Рейтш объясняет мне их причину — Рейтш оценивает летающую бомбу: «Прекрасный самолет!» — Ракета «V-2» — Гитлер присваивает Вернеру фон Брауну звание профессора — Предсказание Гитлера — Другие ракеты, производные «V-2» и реактивные самолеты — Операция «Скрепка»: грабеж и добыча победителей — Мнения У. Черчилля и генерала Д. Эйзенхауэра.

Я считаю нормальным, что сражающийся за родину солдат, который понимает, что Европе грозит опасность, желает победить.

Когда весной 1943 года я оценивал ход войны на общей оперативной карте, было ясно, что Восточный фронт держится. Однако я знал по собственному опыту, какой грозной силой является русская армия — как по причине своей численности, так и по причине обеспеченности новейшей техникой, полученной из Соединенных Штатов, Великобритании и Канады.

В июле 1942 года наступление генерала Роммеля в Северной Африке было остановлено примерно в 100 километрах от Александрии. 8 ноября американцы высадились в Касабланке, Оране и Алжире. Силы «оси», вынужденные воевать на два фронта, терпели поражения из-за численного превосходства противника.

Немецкие города сделались целью для атак британской и американской авиации. С мая 1942 года во время налетов тысяч бомбардировщиков гибло множество людей. Были разрушены Кельн, Эссен, Дуйсбург, Гамбург, Мангейм, Дортмунд и другие открытые города. Атакам подвергались не только фабрики; в результате «ковровых бомбардировок» погибли десятки тысяч женщин и детей. В июле 1943 года Гамбург горел как факел, так как на город было сброшено 9 тысяч тонн зажигательных и разрушительных бомб. Союзники надеялись, что «немецкий народ взбунтуется против своих властей» и революция большевистского типа вынудит Германию капитулировать. Это было мнение Фридерика Линдеманна, научного советника Bomber Commander RAF,[142] выраженное 30 марта 1942 года в рапорте, поданном Черчиллю: 52 немецких города с населением более ста тысяч человек должны быть разрушены.

Маршал Третьего рейха Геринг совершил подобную ошибку в 1940 году, приказав бомбить Лондон. Нам известно количество жертв Люфтваффе и оружия V-І и V-2 за всю войну: 60 227 убитых и 87 900 раненых. Определить количество жертв англо-американских воздушных рейдов на Германию невозможно. Только в подвергшемся бомбардировке Гамбурге погибло 53 000 человек, и 160 000 было ранено. Официальное количество погибших во время бомбардировки Дрездена колеблется от 250 000 до 300 000 из числа 630 000 жителей. Горело восемнадцать километров города. Когда этот гигантский костер, пламя которого взвивалось вверх на десятки метров, наконец погас, смогли опознать — главным образом благодаря кольцам — лишь около 40 000 жертв… В конце февраля 1945 года в Дрездене находилось 420 000 беженцев с востока, преимущественно женщин и детей.

Думаю, что ответственность Геринга за ход войны в воздухе велика. Он уже в 1940 году поверил, что мы выиграли войну. Из-за его иллюзий мы не изготовили реактивные самолеты на год или два раньше, а ведь наши специалисты уже в 1939 году работали над турбореактивным двигателем. Если бы тогда появились наши реактивные самолеты, это был бы неприятный сюрприз для бомбардировщиков и истребителей неприятеля.

Я встречал маршала Третьего рейха Геринга как командующего Люфтваффе в своей ставке и как солдата на фронте в районе города Шведт-на-Одере. В Нюрнберге моя камера находилась напротив камеры Геринга, пока обвиняемых и свидетелей не разместили в разные крылья здания. Он тогда показал победителям пример мужества, благоразумия и логики, не лишенной остроумия. Не в моем обычае обвинять человека, который не может оправдаться. Однако необходимо сказать, что деятельность маршала Третьего рейха в 1941–1945 годы отягощает его большой виной в отношении немецкого народа и Европы.

Во Фридентале моя карта говорила сама за себя. Я не был дипломированным штабным офицером, но понимал ее язык. Вывод таков: чтобы победить в конфликте, необходимо использовать два дополнительных метода. Это война новых концепций, а также инженерной мысли. Большой технический потенциал народа необходимо было хорошо проработать, стимулировать военными, политическими и дипломатическими открытиями, чтобы поставить его на службу более смелой военной стратегии и тактике.

Будущему историку, наверное, покажется странным, что Германия не изготовила атомную бомбу, хотя теоретические и практические возможности существовали у нее уже с 1938 года. Именно в конце этого года профессора Отто Ган и Фриц Штрассман доказали химическим путем расщепление ядра атома, за что Ган получил в 1944 году Нобелевскую премию. Он работал в институте кайзера Вильгельма в Берлине и Далеме с профессором Вейнером Гейзенбергом, а также группой выдающихся ученых. Ассистентом Гейзенберга был Карл Фридрих фон Вайцзекер, сын дипломата Эрнста фон Вайцзекера, известного уже нам участника заговора против Гитлера.

Профессор Отто Фриш, который спрятался в Англии после многих лет работы в Германии, первый (в январе 1939 года) доказал расщепление атомного ядра. Его тетя, госпожа профессор Лиза Мейтнер, бывшая сотрудница профессора Отто Гана, находилась всю войну в изгнании в Стокгольме.

Был в Германии, кажется, в Гамбурге, еще один институт, который очень давно начал работать с атомом. Его директором был молодой и способный физик Манфред фон Арденне (после войны работал в СССР и ГДР). Йозеф Геббельс очень интересовался работой этого института.

После войны многие немецкие физики заявили, что они сделали все, что было в их силах, чтобы Германия не смогла создать атомную бомбу. По моему мнению, с моральной точки зрения это было бы похвально, если бы соответствовало действительности. Однако эти люди противоречат истине.

С 1939 года внимание Гитлера приковывали фантастические возможности, которые дает расщепление атома. Я знаю, что осенью 1940 года он долго беседовал на эту тему с министром вооружения и боеприпасов доктором Тодтом. Мнение фюрера не изменилось. Он всегда считал, что использование атомной энергии в военных целях означало бы конец человечества.

Сегодня нам известно, что Гитлер познакомился не только с рефератом Гейзенберга «Распад атома; конструкция атомного реактора и циклотрона», прочитанным в 1942 году в институте кайзера Вильгельма, но и со многими другими документами, касающимися научных исследований в этой области до 1940 года. Альберт Шпеер, мемуары которого были изданы в 1969 году, написал, что Гитлер «не был в восторге от возможности превращения земли под его властью в раскаленную звезду». Он написал так на основании нескольких бесед с Гитлером о «возможности создания атомной бомбы», а значит, что для Адольфа Гитлера этот вопрос не являлся актуальным. В качестве доказательства хочу привести личное свидетельство.[143] В октябре 1944 года меня вызвали в ставку. Как раз шла подготовка наступления в Арденнах, и Гитлер хотел мне передать первые директивы, касающиеся операции «Гриф».

В то время много говорилось о немецком «тайном оружии» — сказывалась активная пропаганда доктора Геббельса.

Ходили странные слухи о разработке и даже существовании фантастического оружия массового поражения. Как всегда, они распространялись людьми, получившими «информацию из достоверных источников», проверить которую не представлялось возможным. На тот момент я был занят другими делами, но, по крайней мере, знал, что речь не идет о химическом оружии, — к счастью, оно не использовалось противником в этом жестоком, безумном мировом конфликте.

Говорили якобы о противовоздушном снаряде, который, изрываясь среди эскадрильи вражеских бомбардировщиков, вызывал возникновение на большой площади так называемого абсолютного нуля температуры, равной -273 °C, который, конечно же, оказывал разрушительное воздействие на самолеты. Однако чаще всего говорилось о другом оружии, в действии которого используется радиоактивность.

Я не специалист по ядерной физике, но мне было известно, что возможно создание бомбы, использующей эффект освобождения атомной энергии урана. Мое внимание привлек авиационный рейд неприятеля, проведенный в начале 1943 года против фабрики, производящей тяжелую воду в Норвегии, — ее бомбардировали и следующей осенью. Кроме того, был потоплен один из наших кораблей, транспортировавший тяжелую воду.

Когда я прибыл в ставку, мне сказали, что Гитлер, несмотря на подкосившую его тяжелую болезнь, хочет немедленно со мной побеседовать. У меня сложилось впечатление, что он очень изменился и исхудал, но мысли его как всегда были точны. Вероятно, я являюсь одним из немногочисленных, если не единственным собеседником Гитлера, которого он принял, находясь в кровати. Он извинился за такой прием, после чего приказал мне сесть и быстро изложил основные стратегические и тактические цели наступления в Арденнах, а также свою концепцию.

Я видел перед собой человека, которому не нужно было создавать видимость и блеск, показывая свою личность. Он говорил немного охрипшим, но тихим и спокойным голосом, и от него исходила необыкновенная сила убеждения. Он был уверен, что, несмотря на предательство и ошибки, немецкие войска одержат победу. Наступление будет успешным, и к тому же «оружие, возникшее благодаря современной, действительно революционной технике, полностью захватит неприятеля врасплох».

Соединив слова Гитлера с тем, что я знал о Норвегии, и с выступлениями доктора Геббельса, спонтанно и, конечно же, без вопросов я высказался о слухах на тему искусственной радиоактивности и о ее возможном использовании. Гитлер вонзил в меня горящий, лихорадочный взгляд и ответил:

— Известно ли вам, Скорцени, что если использовать энергию, освобожденную при расщеплении атома и радиоактивности в военных целях, то это означало бы конец планеты?

— Результаты могли бы быть страшными…

— Несомненно были бы! Предположим, что радиоактивность можно контролировать и использовать в качестве оружия. Последствия также были бы катастрофическими. Когда у меня был доктор Тодт, я прочитал, что одна бомба, радиоактивность которой в принципе контролируема, может освободить энергию, сравнимую с энергией больших метеоритов, упавших в Аризоне и в Сибири у озера Байкал. Это значит, что жизнь во всех ее проявлениях, не только люди, но также звери и растения, будут уничтожены в радиусе сорока километров. Это был бы Апокалипсис. А, кроме того, возможно ли сохранить это в секрете? Невозможно! Нет! Ни один народ, ни одна группа цивилизованных людей сознательно не возьмет на себя такой ответственности. Ведь после атомных ударов и контрударов человечество может само себя уничтожить. Разве что племена, живущие в верховьях Амазонки и джунглях Суматры, имеют какой-то шанс выжить.

Эти замечания, сказанные мимоходом, Гитлер произнес в течение нескольких минут. Но эти слова я четко вспомнил в августе 1945 года, в начале моего тюремного заключения, когда стало известно об атомных бомбах, сброшенных на Хиросиму и Нагасаки. Это акция не имела смысла, потому что император Японии уже спрашивал американцев об их условиях заключения мирного договора.

В плену американские офицеры всех чинов непрерывно допрашивали меня об одном и том же: «Как вы вывезли Гитлера в конце апреля и куда его доставили?»

До сих пор помню испуганное лицо американского офицера, которому я ответил, утомленный вопросами подобного рода: «Адольф Гитлер мертв, но он был прав, говоря, что вы и я будем спасшимися людьми с Амазонки».

Американец наверное подумал, что он напал на след или же что усталость помутила мое сознание, так как он приказал принести мне чашечку кофе.

Маргарет Гоуин сообщает в интересной работе «Britain and Atomic Energy»[144] (1964), являющейся официальной хроникой британской Организации атомных исследований с 1939–1945 годов, что среди создателей бомб, сброшенных на Хиросиму и Нагасаки, оказались беженцы из Германии: Пейерлс, Фриш, Ротблат и другие, а также Клаус Фухс, который позже был осужден за выдачу атомных секретов русским.

Госпожа Гоуин пишет, что с 1941 года английские специалисты, исследующие атом, благодаря сотрудничеству с Intelligence Service, «систематически следили за деятельностью великих немецких ученых». «Такие наблюдения, — доказывает автор, — могли принести пользу, так как среди ученых, работающих в Англии, было много беженцев из Германии».

Ведущие американские ученые Якоп Роберт Оппенгеймер и Лео Шилард получили образование в Германии (университет в Геттингене).

Полностью соглашаясь с Маргарет Гоуин, позволю себе заметить, что значительная часть атомной бомбы была создана по переписке. Нам известно, что «корреспондентов» было достаточно.[145]

В июле 1945 года в Потсдаме Уинстон Черчилль уведомил Сталина об использовании атомной бомбы в Хиросиме. В своих мемуарах британский премьер подчеркивает, что советский диктатор принял это известие безразлично, и дополняет: «Бесспорно, он не отдавал себе отчета в важности того, что ему было только что сообщено». А вот и неправда. Благодаря Фухсу, Сталин знал об атомной бомбе столько же, сколько Черчилль, если не больше.

Думаю, позиция Гитлера была продиктована, прежде всего, своего рода инстинктом самосохранения человеческой натуры, которая не хочет уничтожить сама себя. Он находился под влиянием лауреата Нобелевской премии, славного физика Филиппа фон Ленарда, с которым поддерживал дружеские отношения. Нам известно, что Ленард очень рано проявил симпатию к национал-социалистскому движению и по этой причине имел даже «неприятности» перед самой смертью в 1947 году.

Ленард считал радиоактивность, пробужденную на нашей планете с целью уничтожения, самым большим безумием человека и настоящим самоубийством человечества. Задолго до того, как подобное мнение высказал Оппенгеймер, он считал славу Альберта Эйнштейна, известного ему по институту кайзера Вильгельма, очень спорной.[146]

Фюрер действительно не считал исследования с целью создания ядерного оружия самыми важными, но ядерная физика в Германии не была «заброшена» в том смысле, что ученые могли продолжить свою работу. Сотни специалистов, первоначально призванных в армию, в 1942 году вернулись в родные лаборатории.

Гитлер, который во время первой мировой войны оказался жертвой отравляющего газа (иприта), запретил ведение химической войны. Однако он опасался, чтобы такую войну нам не навязали. Наши химики открыли новый газ — табун, — против которого, как известно, нет защиты. Шпеер утверждает, что хотел его использовать в феврале 1945 года, и то против Гитлера. Скажу, что в декларации Шпеера на тему этого убийственного намерения я не очень верю.[147]

Зато нельзя было не поверить в удивительное оружие, каким были «V-І» и «V-2». Часто их путают между собой, и поэтому сообщу несколько необходимых деталей.

«V-І» или «летающая бомба», которая официально называлась «Fi-103» (Fieseier 103), — тип непилотируемого самолета-снаряда, приводимого в движение пульсионным двигателем. Его скорость равнялась 640 км/ч, радиус действия до 300 километров, вес — 2200 кг, в том числе около 850 кг взрывчатого материала, размещенного в носовой части.

Траектория полета «V-І» зависела от настроенного жироскопа, регулирующего высоту и направление полета. После перелета на запланированное расстояние двигатель останавливался, и «V-І» пикировал к земле. Этот был неточный снаряд. Направление полета могло измениться из-за ветра, его можно было перехватить, конечно же, без малейшей ответной реакции. В 1944 году самым большим преимуществом «V–I» была невысокая цена производства и топлива. Использование «V-І» имело также и определенный психологический эффект.

«V-І» сконструировали в Люфтваффе, в Немецком исследовательском центре планеризма и на предприятиях фирмы «Физелер». Испытания проводились в Пеенемюнде, так как эта база на берегу Балтийского моря располагала соответствующим оборудованием. Серийно производимые «Фольксвагеном» «летающие бомбы» запускались по рельсам с очень простой рампы, чаще всего по три одновременно.

Мне представился случай посетить Пеенемюнд и участвовать в запуске «V-І», и я прилетел туда вместе с полковником-инженером, специалистом по самолетам-снарядам. Я спросил у него, можно ли пилотировать «V–I».

В тот же самый летний вечер 1944 года мы приступили к работе вместе с инженерами предприятий «Физелера» и министерства авиации. В вилле, расположенной на берегу озера Ванзее, десять инженеров делали наброски на бильярдном столе и на полу. Рассматривалась возможность размещения в «V-І» пилота на катапультирующемся кресле и с парашютом.

Под утро решение было найдено. Оставалось только разработать прототип. Доброжелательно настроенный к этой идее фельдмаршал Мильх, статс-секретарь министерства авиации, дал мне «зеленый свет» при условии, что проект одобрит комиссия из министерства. Ее председателем был почтенный адмирал с развевающейся бородой, с которым в начале мы беседовали о Ноевом ковчеге. После двух или трех заседаний нам удалось получить положительное решение членов комиссии, которые с самого начала усомнились в моей идее и все время спрашивали: «Где вы возьмете рабочих, мастеров и инженеров для изготовления нового прототипа? Ведь у нас нехватка рабочей силы!»

Я ответил, что рядом с Фриденталем находится фабрика Хейнкеля, которая не использует в полную меру свои производственные мощности, и профессор Хейнкель лично предложил мне в помощь троих инженеров и пятнадцать техников.

— Хорошо, — ответил адмирал «Ковчег», — но вы ведь можете работать лишь с элементами уже существующих «V-І». Разве вам не известно, что их слишком мало?

— Профессор Порше, мой друг, говорит по-другому. Как раз недавно он был удивлен тем, что на его предприятиях находится несколько сотен готовых «V-І», которые никто не забирает. Могу вас заверить, господа, что он с радостью одолжит мне дюжину этих снарядов.

— Главное — без осложнений! — предрешил «Ковчег».

Вскоре в моем распоряжении находилась пара небольших мастерских у Хейнкеля. Я распорядился поставить в них столы, кровати, и все — инженеры, мастера, рабочие — трудились без отдыха, с удивительным энтузиазмом, иногда по четырнадцать часов в сутки над реализацией того, что мы назвали операцией «Рейхенберг».

Когда я опять увидел фельдмаршала Мильха, он принял меня, улыбаясь:

— Ну что, Скорцени, надеюсь, вы довольны?

— Конечно, хотя мы потеряли две или три недели.

— Три недели для такого проекта ничего не значат! Пилотируемые «V-І»! Если вы покажете мне прототип через четыре или пять месяцев, то можете рассчитывать на мои поздравления.

— Господин фельдмаршал, я надеюсь, что покажу его вам через четыре или пять недель.

Он внимательно посмотрел на меня, думая, что я шучу. Затем улыбнулся и покачал головой:

— Думаю, что у вас слишком много иллюзий, мой дорогой. Но так и должно быть. Главное, чтобы не очень много.

Мы поговорим о вашей машине через четыре или пять месяцев. Успехов!

Наша мастерская у Хейнкеля была похожа на ремесленную, но мы уже кое-чего достигли. Каждый день, если только представлялась возможность, я проводил по несколько часов на моей «фабрике». Через пятнадцать дней я велел доложить о себе фельдмаршалу Мильху и сообщил ему, что три моих «V-І» готовы к полету.

Застигнутый врасплох Мильх разрешил мне произвести испытательные полеты на аэродроме Гатов. Были назначены два летчика-испытателя. Вместо того, чтобы выстрелить «V–I» с установки для запуска, два из них сбросили с «Хейнкеля-111» на высоте 2000 метров… Оба «V-І» разбились при посадке, пилоты были ранены. Фельдмаршал Мильх разговаривал со мной довольно сухо, приказал создать комиссию для установления причин несчастных случаев и запретил мне пока производить какие-либо испытания. Неужели мы работали очень быстро и слишком несерьезно?

Тогда меня пригласила к себе легендарная летчица Анна Рейтш. В тяжелой катастрофе, произошедшей во время испытательного полета на прототипе реактивного истребителя, она получила множество переломов и выкарабкалась только благодаря своей сильной воле. С тех пор Рейтш жила в доме Люфтваффе. Она поддержала меня, сказав, что «V-І» можно пилотировать. Однако ей был дан формальный запрет предпринимать какие-либо действия в данном направлении.

По ее мнению, причины несчастного случая можно было определить, не дожидаясь результатов расследования комиссии. Они были понятны — оба пилота до этого времени летали исключительно на винтовых машинах, в то время как прототип был легче серийного «V-І» и развивал скорость до 700 км/ч, а при посадке — 180 км/ч, поэтому пилоты и не справились с заданием. Анна намеревалась возобновить испытания, впрочем, как и два ее сослуживца, пилотировавшие уже реактивные самолеты.

Я отказался, объясняя это полученными приказами и тем, что мы не получим «Хейнкель-111» в Гатов для своих экспериментов. Анна пожала плечами и сказала: «Я думала, вы более смелый. Если хочется, то летать можно всегда. Мои сослуживцы посетили ваши мастерские и исследовали первые «V–I». Я уверена, мы правы — это великолепные самолеты. Мы еще поговорим с вами на эту тему, а пока — до завтра».

Должен признаться, я провел бессонную ночь. Третий несчастный случай был вполне возможен. Имел ли я право вовлекать в эту авантюру прекрасную женщину-птицу, о которой мечтали многие молодые немцы? На следующий день Анна и ее товарищи убедили меня отвлечь коменданта аэродрома. С безразличным выражением лица я сказал ему, что пришло разрешение на продолжение операции «Рейхенберг», после чего попросил «дельного совета» по какому-то вопросу. Я приказал двум офицерам не оставлять коменданта ни на минуту, сопроводить его в казино и позаботиться, чтобы он ни под каким предлогом не позвонил в штаб фельдмаршала Мильха.

У меня сжалось сердце при виде «Хейнкеля», сбрасывающего пилотируемый Анной «V-І». Без колебаний она взяла на себя рискованное дело, зная, что соприкоснется с землей на скорости 180 км/ч. Не знаю почему, но я был уверен, что ей повезет. И повезло — она приземлилась, «как бабочка», и возобновила испытание. Я поздравил ее от всего сердца.

Она ответила: «Что за великолепный самолет! Благодаря ему мы совершим великие дела, вот увидите!»

Оба сослуживца Анны также взлетели и приземлились без особых трудностей. К сожалению, в будущем нас не ожидали военные успехи.

Когда разошлась весть о подвиге Анны и двух ее сослуживцев, мы получили разрешение на изготовление пяти прототипов, на которых могли тренироваться тридцать избранных пилотов. Из числа сотен кандидатов мы выбрали во Фридентале еще шестьдесят добровольцев из Люфтваффе. Наконец можно было осуществлять наиболее смелые замыслы! К сожалению, из заказанных мною в начале 1944 года 500 кубических метров авиационного топлива была поставлена только часть. Пилоты «V-І» оставались в моих подразделениях до окончания войны. Большинство из них отличились храбростью и хладнокровием во время проведения боевых операций.

После войны я видел американский фильм, фабула которого была основана на эпизодах операции «Рейхенберг». Актриса, исполняющая роль Анны, взбиралась на самолет-снаряд, наклонившийся на рампе, и была запущена в полет на пляже какого-то северного моря.

Несчастья не миновали Анну, ее обвинили в том, что она якобы вывезла фюрера из полыхающего Берлина в последние дни апреля 1945 года.[148] Она живет во Франкфурте-на-Майне, и я часто ее навещаю. Анна всегда верила в немецкую родину и свободную, живущую в согласии Европу. Если иногда я вспоминаю о ее подвиге, она смеется и с энтузиазмом восклицает: «Это действительно был прекрасный самолет! Вот если бы он появился у нас на шесть или восемь месяцев раньше!»

«V-2» была не самолетом-снарядом, а ракетой, имевшей по одной из последних версий длину 14,03 м, диаметр у основания 3,584 м и 1,651 м в головной части. Стартовый вес — 12,9 т, 70 процентов которого приходилось на долю топлива. Радиус ее действия доходил до 400 километров; скорость 3000–5300 км/ч. «V-2» содержала в себе около 1000 кг взрывчатого вещества.

Конструктором «V-2» был руководитель очень деятельного коллектива молодых специалистов тридцатилетний инженер Вернер фон Браун, принявший после войны американское гражданство. Он получил мировую известность.

Браун работал в экспериментальном центре сухопутных войск в Пеенемюнде, под руководством полковника Вальтера Дорнбергера, который был не только отличным офицером, но и, как говорят французы, Un chictype.[149] Первое решающее испытание «V-2» (конечно же, без взрывчатки) провели 3 октября 1942 года в Пеенемюнде. Ракета, достигнув высоты 80 километров, поразила цель, находящуюся на расстоянии более 190 километров. Гитлер лично интересовался испытаниями в Пеенемюнде. Он произвел Дорнбергера в генералы, а молодому инженеру Брауну присвоил профессорское звание. В начале июля 1943 года Гитлер вызвал их обоих к себе в ставку. Шпеер вынужден был согласиться с фактом, который сегодня известен всем — Гитлер понимал революционное значение ракеты «V-2». После беседы с фон Брауном он заявил следующее: «Этот молодой инженер сконструировал ракету, принцип действия которой опровергает все известные до сих пор правила баллистики. Мы сможем достать наших противников за океанами и на огромных расстояниях. Однако я считаю, что этот молодой ученый прав, когда он говорит, что благодаря более мощным ракетам мы получим возможность исследовать пространство вокруг Земли, а также, быть может, некоторые другие планеты нашей системы. Думаю, что благодаря фон Брауну мы сделаем великие открытия».

Я был лично знаком с профессором Брауном во время войны, а позже с ним переписывался. Это очень доброжелательный человек, одаренный не только большими знаниями, но и живым воображением. Браун, еще будучи совсем молодым инженером и работая в 1933–1936 годы в экспериментальном центре в Куммерсдорфе, уже являлся специалистом по ракетам и мечтал об их использовании для путешествий в космос и полетов на Луну.

Пеенемюнд находится на острове Узедом, там, где река Одер впадает в Балтийское море, недалеко от нынешней немецко-польской границы.

Через несколько недель после встречи Вернера фон Брауна с Гитлером остров подвергся бомбардировке, его оборудование было уничтожено и 800 человек погибло. Наши «почетные корреспонденты» из Швейцарии и других государств имели к этому непосредственное отношение.

Исследователей из центра распределили по другим местам, а в Кохель в Баварии был сооружен «воздушный тоннель», в котором воздух мог двигаться со скоростью до 4800 км/ч. Это значительно превышало максимальную скорость, планировавшуюся для тестов подобного рода самыми смелыми специалистами противника.

Как и «V-1», ракету «V-2» создавали на нескольких удаленных предприятиях; окончательный монтаж осуществляли бригады немецких рабочих.[150]

Вернер фон Браун и его молодые сотрудники оказались смелыми открывателями будущего. Осмелюсь сказать, что они были провидцами; их мысли уходили далеко в будущее. В начале 1944 года профессор сделал одному журналисту заявление, тогда напоминавшее цитату из повести Жюля Верна или отрывок из научной фантастики. Однако это была лишь прелюдия к выполненным позже благодаря ему работам. Нам известно, что его концепция многоступенчатых ракет, берущая свое начало от «V-2», сделала возможным в будущем запуск на орбиту искусственных спутников и посадку на Луну. Астронавтика многим ему обязана.

Теории фон Брауна, иллюстрированные рисунками, дававшими определенное представление об изготовлении ракеты, были напечатаны в одной из немецких газет. Эта информация сразу же была замечена прессой нейтральных государств.

Гиммлер распорядился посадить Брауна под домашний арест и допросить его. Через неделю Гитлер отменил это распоряжение и ликвидировал возникшую таким образом парадоксальную ситуацию.

Программа «V-2» предусматривала создание ракеты, способной осуществить бомбардировку Нью-Йорка или Москвы. В конце марта 1945 года она была практически готова, а с июня должно было начаться серийное производство.

Однако Советы приближались. Генерал Дорнбергер, Вернер фон Браун, его брат Магнус, полковник Акстер, а также инженеры Линденберг, Тессман и Хузель спасли значительную часть документации и укрылись в Баварии. Они сдались американской 44-й дивизии. В скором времени они подписали контракт, связывающий их с американской армией, и в сентябре выехали в Соединенные Штаты.

За Атлантическим океаном было собрано, под строгим контролем, 127 самых лучших немецких специалистов. Американцы опасались, что русские предпримут попытку их похитить. В 1947 году Вернер фон Браун приехал в американскую зону в Германии, чтобы вступить в брак со своей двоюродной сестрой Марией фон Квишторп. Церемония и брачный ритуал происходили под охраной усиленных нарядов армейской полиции. Затем молодожены уехали в Соединенные Штаты, гражданином которых Браун стал позже, В 1955 году. Его назначили директором Армейского агентства по вопросам баллистических ракет и заместителем руководителя Национального управления по аэронавтике и исследованию космического пространства (НАСА). Он возглавил программу «Аполло», в результате которой 21 июля 1969 года на Луну высадились первые люди — Армстронг и Олдрин.

Я не смогу перечислить все новые типы и виды оружия, изобретенные и произведенные немецкими специалистами начиная с 1941–1942 годов. Прототип самолета «Бахем» — «Ба-349» («Змея») должен был взлетать вертикально с пусковой установки и предназначался для борьбы с вражескими бомбардировщиками. Предполагалось, что пилот этого самолета выстрелит залпом двадцать четыре реактивных снаряда. Во время первого испытательного полета в реальных условиях машина разбилась при ударе о землю. При этом в ней погиб старший лейтенант Лотар Зиберт, фактически явившийся первым пилотом, взлетевшим вертикально с помощью реактивных двигателей, точно так же, как сегодня взлетают американские и русские космонавты.

Было разработано очень много противовоздушных ракет. Ракета «С-2» («Водопад») класса «земля — воздух» была снабжена радиовзрывателем и взлетала вертикально, направляемая оператором. Ее скорость, равнявшуюся 2900 км/ч, намного превысила ракета «Тайфун», достигавшая скорости 4500 км/ч. Она предназначалась для образования заградительного огня противовоздушной обороны. Кроме того, можно вспомнить двухступенчатые «Дочь Рейна», «Огненную лилию» или «Ф-55», короткую и толстую «Энциан», имевшие один главный и четыре вспомогательных реактивных двигателя, и так далее.

Мало кто знает, что первый немецкий реактивный самолет «Хе-178» летал уже с августа 1939 года — он был создан профессором Хейнкелем за три года. Реактивный истребитель «Мессершмитт-262» («Ласточка») достигал скорости 950 км/ч. Бомбардировщик «Арадо» («Ар-334») летал со скоростью 800 км/ч, достигая потолка полета примерно в 8000 метров и имея радиус действия более 1000 километров.

В апреле 1945 года конструкторы бомбардировщика «Хеншель-132» уничтожили прототип машины с улучшенным турбореактивным двигателем (1000 км/ч, радиус действия более 2000 километров). Этот самолет поразил британских экспертов, обнаруживших обломки машины и ее планы.

Новое надводное и подводное оружие, о котором еще пойдет речь, было не менее оригинальным и столь же революционным и прогрессивным по сравнению с разработками противников, как и изготовленное для войны в воздухе.

Я хотел бы обратить внимание на одну успешную акцию, которая, возможно, не очень широко известна, проведенную союзниками одновременно на Западе и Востоке против Германии после ее безоговорочной капитуляции. Она заключалась в обнаружении и присвоении всех немецких патентов и изобретений. На Западе она получила кодовое название «Скрепка».

Во время демонтажа фабрик, которые не были разрушены бомбардировщиками «освободителей», происходил легальный грабеж, безусловно, самый красивый «бросок» в истории. Французские, британские и иные оккупанты 1919–1925 годов казались детьми по сравнению с авторами «переездов», осуществленных в 1945–1950 годы. Немецкие патенты и проекты ехали на Восток и Запад на различных видах транспорта. Взятые в плен немецкие специалисты часто сами приводили в порядок эти документы и давали необходимые пояснения техникам победителей. Не будет преувеличением скачать, что благодаря операции «Скрепка» в хозяйстве западных союзников после 1945 года произошли полезные изменения во всех отраслях промышленности. Американцы беззастенчиво признались, что прибыль, полученная таким путем, перекрыла в несколько раз все их затраты на ведение войны.

А сама война? Сначала процитируем хвастливое заявление Черчилля в 1950 году, произнесенное им во время одной из публичных лекций в Соединенных Штатах: «Это в сумке у Гитлера мы нашли последние секреты, позволившие нам победоносно завершить войну в Азии».

Зато генерал Дуайт Эйзенхауэр констатировал после войны: «Если бы Германия имела в своем распоряжении «V-1» и «V-2» на шесть месяцев раньше, вторжение на континент в июне 1944 года было бы невозможным».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.