К читателю

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

К читателю

Это моя исповедь…

В трудные минуты я всегда шел к людям – на миру и смерть красна.

И хотя мое поколение чекистов 60-80-х годов уже пропело свою лебединую песню, я хочу поговорить с тобой, читатель. Я попытался рассказать людям правду о том, как умышленно был разрушен государственный аппарат СССР и его спецслужба – Комитет государственной безопасности.

Идут годы, уплывает в историю иль в небытие наше время, – советский период в истории страны. Нет, это не болезненная ностальгия. Далеко не все удалось, но сожалеть о том времени еще долго будет большая часть населения бывшего СССР…

Советский период длился более семидесяти лет. Жизнь нескольких поколений. Твоя и моя. Целая эпоха! Не скрою и не спорю, – в ней было много трудностей, но было и много радости. Богатства не нажили, как некоторые «демократы», олигархи и прочие «новые русские», но были счастливы. Жили с улыбкой, с песней, со «слезами на глазах», с уверенностью в завтрашнем дне и, не боюсь повторить заезженную фразу, – с верой в «светлое будущее». С гордостью за себя и державу свою мы твердо ходили по своей земле. С чувством собственного достоинства писали, одолевая ликбез: «Рабы не мы – мы не рабы!»

Вот уже и дети выросли, внуки, жду правнука. Не все нравится им в советской эпохе. Но когда мне заявляют с высокомерием или пренебрежением об этом, я говорю: «Стоп! Вы хотите лучшей жизни, – делайте ее! Стройте! Но не воруйте! И не ждите манны небесной, не требуйте готового, – делайте!»

Не разрушайте созданного, тем более памятников – это история. Историю надо беречь.

Да, мы ошибались, допускали просчеты. Но мы поднимали, восстанавливали, строили новое – мы не разрушали! Мы не ползали по помойкам, не были унижены, как сейчас. Мы, победители, не ходили к побежденным на Запад с протянутой рукой, просить милостыню у наших же грабителей.

Мы восстанавливали разрушенный фашистами Днепрогэс и строили новый университет. Сейчас стало модным глумиться над БАМом и другими молодежными стройками. А чем гордиться нынешнему поколению? Разрушением отечественного производства и вымиранием целого поколения россиян, уничтожением генофонда страны, обреченного на «иглу» и духовное опустошение?

Мы строили новые города и села, заводы и фабрики, Магнитку, и Байконур. Наши отцы победили фашизм, а мы первыми в мире открыли дорогу в космос. Хочется знать, что удалось построить под руководством свердловского прораба? Дачные небоскребы жуликов и торговые ларьки челноков?

История России: Днепрогэс – прогресс – регресс…

Регресс – апофеоз двадцатого века, достойный конец правления господина Ельцина. Ломать – не строить!

Мы родились в советской стране. Выросли в труде, были скромны в запросах, – сейчас это называют закомплексованностью. Теперь выживают нахальные.

Нам внушали, что основа жизни – это трудолюбие, работоспособность в любых условиях, прилежание, исполнительность, честность, помощь ближнему, умение сострадать чужой боли и горю, любить людей, животных, природу, уважать старших…

Трудолюбие и сострадание – основные производные человека, его жизненный стержень. Без сострадания к чужому горю, без сопереживания, оказания помощи, теплого отношения ко всему живому на Земле, – без всего этого нет Человека. Нет Родины.

Я помню, как в войну мы делились последним куском хлеба с блокадниками Ленинграда. Босоногий мальчишка из сибирской деревушки Малиновка не мог поступить иначе. Ведь он – потомок бывших ссыльных украинцев Харьковщины.

А по материнской линии наш род уходит в… петровские времена, к прабабушке-карелке, олонецкой крестьянке Шлеккиной.

Я прожил беспокойную, насыщенную делами и заботами жизнь. Иную прожить и не мыслю. У меня всегда была любимая работа, друзья и семья. С женой Валентиной Федоровной, ставшей заслуженным учителем России, мы прожили уже почти полвека. У нас двое детей и двое внуков.

Я не мыслю жизни вне коллектива. Меня всегда окружали верные товарищи.

Считаю за великое счастье быть великороссом-интернационалистом.

Не могу еще раз не процитировать слова В. А. Кирпиченко из его книги «Разведка: лица и личности»:

«То, что в моих жилах течет русская и украинская кровь, дает мне моральное право заявить, что я одинаково ненавижу и русский великодержавный шовинизм, и воинствующий украинский национализм, особенно в эти дни, в дни развала нашего многонационального государства и разгула националистических страстей».

Полностью согласен с ним! Я ненавижу оборотней и перевертышей, растащивших мою родину на два куска…

Мой дедушка Павел Корнеевич Яровой, родившийся на Харьковщине крепостным, был выслан в 1905 году в Сибирь, где впервые обрел свой «кусок земли, припавший к трем березам», а после революции 1917 года стал полноправным гражданином единого советского многонационального государства СССР. В 1930-м он стал колхозником, всю жизнь работал в колхозе «Серп и Молот» и умер в 100 лет.

По милости ельциных и кравчуков на могилы к дедушке Павлу и бабушке Алене вряд ли приедут родичи из «зарубежья» – с Харьковщины, Черкащины, Сумщины… Два брата в Черкассах, куда я ездил раньше, как к себе в родную деревню, теперь остались за границей, в «нэзалэжной».

Впрочем, рвущимся к власти не понять этих чувств. Нет у них чувства Родины. Ни большой, ни малой!

В Карелии похоронены мои родители. Раньше я каждый год приезжал из Москвы, чтобы поклониться их праху. С 1993 года езжу все реже, дороже становится жизнь. Уже ползут разные слухи и о таком варианте «выживания» как вхождение Карелии в состав Финляндии! А чем черт не шутит? Есть кому еще дробить и растаскивать Россию на удельные княжения, свежи в памяти крылатые слова «святого Президента»: «Брать, кто сколько сможет…» Не окажутся ли могилы родителей и многих моих родственников и друзей за границей? Страшно подумать!

Я рано женился и сразу, в 1954 году, был призван на 4 года в армию, познал все тяготы и лишения солдатской жизни. Всю жизнь работал, чтобы содержать семью, учился без отрыва от работы, заочно, получил при советской власти два высших образования.

Мне везло на учителей. В 1941 году шестилетним я пришел в первый класс Малиновской начальной школы к Ивану Алексеевичу Сухову. Он едва успел научить нас читать и писать, как был мобилизован на фронт защищать нас, где и погиб. Четвертый класс нам помогали осилить уже фронтовики, калеки на костылях – Иван Еремеевич Ефремов и Леонид Осипович Ребязин.

У меня были хорошие учителя средней школы: химии – Кирилл Иванович Позолотин, немецкого языка – Фрида Наумовна Цапина, русского и литературы – Елизавета Сергеевна Александрова и многие другие.

Я благодарен преподавателям истории Карельского пединститута Москину Николаю Дмитриевичу и Жемойтелю Леонарду Витольдовичу.

Как журналист я благодарен за науку многим и, прежде всего, главному редактору журнала «Север», лауреату премии КГБ СССР в области литературы Тихонову Олегу Назаровичу и редактору газеты «Комсомолец» Штыкову Анатолию Ивановичу.

У меня были прекрасные учителя на Всесоюзной ударной молодежной стройке Большая Кондопога. Начальник строительства талантливый инженер и… поэт Донде Сергей Давыдович!

Директор бумкомбината, Герой социалистического труда Холопов Виктор Михайлович, автор мудрого изречения – «ты на стройке не гость – береги каждый гвоздь».

Работая комсоргом на стройке в Кондопоге, я узнал, что до революции в этих местах, в 10 километрах от нашей стройки, в деревне Мянсельга отбывал ссылку будущий всероссийский староста Михаил Иванович Калинин, а в 14 километрах – в деревне Илемсельга в 30-е годы работала сельским избачем будущая писательница Вера Кетлинская, которую хотели убить кулаки, за то что она занималась ликвидацией безграмотности, а Самуил Яковлевич Маршак работал здесь еще в 20-е годы инспектором образования.

В 60-е годы я послал Маршаку письмо о том, как живем и работаем в Кондопоге.

– Теперь мы грамотные, – писал ему, – а читать нечего, мало книг…

Маршак был уже тяжело болен, тем не менее, он охотно откликнулся на мое письмо и незадолго до смерти, прислал теплое послание и последнюю книгу – «Сонеты Шекспира». Маршак, таким образом, положил начало возникновению общественной библиотеки стройки Большая Кондопога, куда многие писатели по его примеру стали присылать в дар свои книжки.

В Кондопоге проходили встречи с Верой Кетлинской, читательские конференции с участием поэта Роберта Рождественского, бывшего студента Петрозаводского университета.

Даже выездной Пленум Союза писателей СССР во главе с писателем Константином Симоновым пожаловал как-то к нам на стройку. На пленуме стихи читают культмассовик стройки Павел Руденко (ныне поэт, издавший несколько сборников стихов) и плотник-бетонщик Эдуард Полубенко (ныне переводчик стихов белорусских классиков), начальник стройки Сергей Донде и редактор многотиражки, бывший военный корреспондент, полковник в отставке Федор Воскресенский, заонежские байки («досюльщину») в прозе читает комендант общежития, он же художник стройки Виктор Пулькин (ныне известный прозаик), плотник-бетонщик Жора Журибеда читает отрывки из киносценария (позднее он напишет сценарий двухсерийного художественного фильма «Узники Бомона» и др.)…

Главный редактор журнала «Север» – Олег Тихонов, в войну узник фашистских лагерей, автор повести «Операция в зоне “вакуум”» о Ю. В. Андропове и романа «Свидетель» о Тойво Вяхя. Олег Тихонов сделал очень много для нашей литературы: он открыл таких писателей как Василий Белов, Дмитрий Балашов и многих других.

На стройке мужали люди, рождались свои поэты и прозаики. Большая Кондопога – единственный в Советском Союзе маленький городок, где ежегодно проводился День Поэзии с участием известных литераторов страны.

Я до сих пор храню газеты с материалами о стройке. Вот «Комсомольская правда» с портретом Гагарина на первой полосе в день полета его в космос, а ниже моя большая статья «Хозяева белого водопада» о молодых строителях Большой Кондопоги, о пуске первой буммашины…

Мы жили в палатках, грязь по колено, и писатель Лацис, приехавший к нам в гости в связи с пуском буммашины, все удивлялся:

– Как это вы умудряетесь в этой грязи делать такую чистую бумагу?

Уже давно нет грязи на улицах Кондопоги и на самом комбинате – везде асфальт. Деревья на улицах посажены нашими руками. На бумажном комбинате бывший комсомолец стройки Виталий Федермессер, ныне его директор, выращивает еще и… форель!

Я был чекистом, коммунистом,

Был комсомольцем-активистом…

Но карьеристом не был я…

Эти стихи я экспромтом бросил недавно в ответ «отмороженому демократу», прошипевшему обидное слово «карьерист» мне во след. Вместе с генералом Виктором Мяукиным, бывшим первым секретарем Карельского обкома комсомола, мы пришли на фотовыставку.

Режиссура экспозиции выставки готовилась в Кремле и показывалась для избранных в здании Совета Федерации. В этой обстановке мы услышали вопрос: как сюда попали «эти комсомольцы, коммунисты-карьеристы…»?

Взглянув на Мяукина, я невольно вспомнил, как 35 лет назад он два битых часа «уламывал» меня стать его приемником на посту первого секретаря обкома комсомола. Юрист Мяукин уходил на работу в МВД республики, где, кстати, работал начальником следственного отдела, а затем 14 лет (!) кряду был министром МВД Карелии.

Если это карьеризм, а не подвиг – люди, бросьте в него по камню!

И если этот «карьерист» убеждает другого «карьериста», который:

– после сумасшедшей работы комсоргом на стройке приходит домой не раньше часа ночи с десятком-полтора отобранных в общежитиях ножей;

– работает еще и первым секретарем райкома комсомола, мотаясь сначала на лошади верхом, а потом на мотоцикле по району, где в сорока километрах от стройки живут в палатках его молодые строители;

– три года без выходных, совмещая две работы, не считая обязанностей депутата, члена бюро обкома и более десятка различных жилищно-бытовых, экономических, идеологических и прочих комиссий, массы партийных и общественных поручений, с одним окладом в 100 рублей (на руки с учетом вычета налога – 91 рубль 32 копейки), и у жены учительницы оклад 55 рублей;

– у них двое маленьких детей;

– оба они студенты-заочники Карельского пединститута;

– они могут позволить себе купить хлеб, картошку, капусту и маргарин ежедневно, а масло только детям по выходным;

– на сон не более трех часов в сутки – остальное работа, учеба. Наконец, мне предлагают и взвалить на свои плечи еще и организацию работы молодежи всей республики…

– Ну как, убедил? – спрашивает у Мяукина вошедший к нам секретарь обкома КПСС по идеологии Владимир Севастьянович Степанов, будущий посол Советского Союза в Финляндии и первый секретарь обкома партии после возвращения в Карелию. – Учтите, завтра кандидатуру Ярового обком партии выносит на рассмотрение пленума!

– Не убедил! В газету просит отпустить…

Мне показалось, что Степанов готов к этому. Он криво улыбнулся, потом с каким-то безнадежным равнодушием махнул рукой, вдруг так же неожиданно улыбнулся, сказал почти шепотом: – Жаль…

Обернулся к Мяукину и громко, почти закричав:

– Да отпусти ты этого упрямого полукарела-полухохла в газету! Раз уж он уперся, – ты его танком не сдвинешь… Пусть пишет!

Карьера стать «большим начальником» была так близка! Возможность стать молодым хозяином республики мне преподносили на блюдечке с золотой окаемочкой. И вдруг все исчезло! Карьера, трон, фортуна…

Вместо обкома я оказался в редакции, корреспондентом республиканской молодежной газеты. Радость мою не передать, не выразить словами. Работа в маленьком коллективе молодежной газеты была напряженной, – приходилось вертеться круглосуточно, не зная отдыха и выходных «ради нескольких строчек в газете». Все компенсировал очередной номер. Райское наслаждение ощутить запах еще свежей краски и читать, перечитывать эти «несколько строчек в газете»…

Я сам отверг ее, плебей несчастный,

Внук крепостного ожил вдруг во мне…

Ради этих строчек я стоически переносил все, особенно, критику в мой адрес…

Я решил постичь журналистское мастерство. Сократил время отдыха. Поступил заочно на факультет журналистики в Ленинграде, а очно, негласно стал «брать уроки с листа» у ведущих журналистов Петрозаводска. Самыми же хорошими учителями оказались герои моих публикаций. За четыре года работы в газете, используя «небесные тихоходы», железнодорожный (чаще грузовой – зайцем), автомобильный (даже газгенный на чурках) и гужевой транспорт, а больше на «своих двоих», я исколесил и прошагал вдоль и поперек всю Карелию!

После нескольких лет замкнутого пространства стройки эти сумасшедшие четыре года работы-круговерти корреспондентом и заведующим отделом республиканской газеты «Комсомолец» были для меня открытием мира и душ человеческих.

Какое же это было счастье – видеть чудесную неописуемой красоты природу Карелии, где одних озер шестьдесят тысяч. Где «камня хоть убейся, воды хоть залейся, лесу хоть пруд пруди»! А главное, простые, гостеприимные, трудолюбивые люди, мужественные лесорубы и сплавщики, рыбаки и камнетесы…

Позже жизнь сложилась так, что я оказался у истоков создания 5-й линии в КГБ, участником Первого союзного совещания в Горьком, где впервые в 1966 году встретился и познакомился с Бобковым Филиппом Денисовичем.

Самым главным своим «подвигом» считаю то, что, будучи оперуполномоченным и секретарем парткома в КГБ Карелии, я вел дубликат дела оперативной разработки на Дмитрия Балашова, проходившего по так называемому «рязанскому» групповому делу антисоветчиков, и… не отправил его в места не столь отдаленные…

Молодой ученый, кандидат исторических наук, в совершенстве владевший старославянским языком, жил не в 60-е годы ХХ века, а в другой исторической эпохе! Даже одевался так, по старинке – сапоги и лапти, холщовая домотканная рубаха. Он и на лодке своей плавал по Онеге под флагом Новгородского веча, а с плотниками рассчитывался железными рублями из холщовой торбы (где только наменял их столько) – вобщем, большой оригинал.

Диме Балашову, как историку, не понравилось, что построили Дворец съездов и тем самым «испортили ансамбль Кремля». Вначале брюзжал, а затем вступил в нелегальную антисоветскую организацию в Рязани. Цель организации – свержение существующего строя. Вобщем, статья – до восьми лет…

Я попытался было убедить свое руководство отдела и комитета в том, что надо профилактировать Диму, пусть даже с официальным предупреждением, с участием прокурора, и на этом поставить точку. Но, видать, кое-кому хотелось «отличиться», поставить палочку, хотя в Карелии испокон веков не было национализма, а антисоветизм отдельных особей был доморощенным. А тут ученый задумал «свержение строя»– звучит! Мне была уже дана команда приступить к реализации дела. Я, как офицер, не имел права нарушить дисциплину, но решил использовать свои возможности. Как секретарь парткома КГБ я напрямую обратился к первому секретарю обкома КПСС Ивану Ильичу Сенькину.

Помнится, я нажимал на Димино детство и воспитание в семье (мать – верующая, реставратор икон, мастер от бога), что Дима чуть ли не единственный в мире специалист по старославянской культуре и что, приобретя одним зэком больше, мы убьем великого ученого.

– Пусть живет в четырнадцатом веке! – согласился всепонимающий Сенькин.

Балашов Дмитрий Михайлович – известный писатель, ныне покойный, автор исторических романов «Бремя власти», «Великий стол», «Ветер времени», «Отречение», «Господин великий Новгород», «Младший сын» и других.

Иногда думаю, что если за 35 лет работы в КГБ я свершил бы только одно доброе и справедливое дело по «спасению Димы Балашова», то я не зря ел хлеб из государственной казны!

В те годы мне, юному капитану, много пришлось вынести упреков, придирок, вплоть до задержки очередного звания на два года, пока меня не направили на повышение в Армению.

Бог милостив – он все видит. За мою доброту даже лица прибавил – из Карелии уезжал чубатым, из Армении в Москву приехал с высоким лбом и плешиной на темечке… Мне всегда везло на хороших людей, которых у меня и сейчас много во всех бывших республиках СССР.

Много лет мы дружили с капитаном дальнего плавания Юрием Маточкиным, который первым в СССР проложил на своем океанском лайнере путь к берегам Кубы и стал другом Фиделя Кастро.

После расстрела Президентом «Белого Дома» и Госдумы наши пути несколько разошлись. Меня, полковника КГБ, уволили из органов госбезопасности, как не вписавшегося в «демократическую» систему; а капитан Маточкин, покинувший к этому времени свой океанский лайнер, стал губернатором Калининградской области и близким Ельцину человеком.

Тем не менее для меня Маточкин останется до конца жизни близким моему сердцу человеком – умным, трудолюбивым, целеустремленным.

Друзья-моряки не забывают заглянуть ко мне на огонек. Не успел расстаться с гостем из Читы Иваном Ивановичем Ильиным, прилетавшим в Москву по делам предвыборной кампании Президента России, как из Владивостока пожаловал моряк-китобой Олег Перепечкин. После работы в китобоях он успел поработать и политработником, и юристом, и чекистом, и налоговым полицейским.

В «шпионской» школе он был единственным молодым чекистом, у которого в волосах серебрилась седина – отметина осталась после схватки один на один с группой бандитов в пограничном Хороле.

– Это мне вместо ордена, – пошутил как-то много лет спустя Перепечкин, рассказав историю о том, как после убийства одного из бандитов в порядке самообороны он все-таки был отстранен от должности и почти год находился под следствием. – Хорошо, что пришел в КГБ Андропов и лично разобрался во всем, вернул мне честь и оружие, спасибо ему.

– С орденами у тебя действительно не густо, – согласился я. – А вот для наградного именного оружия тебе скоро придется заказывать стенд.

И поздравил бывшего чекиста Перепечкина с награждением очередным именным оружием за мужество и боевые заслуги в налоговой полиции…

У меня много хороших и верных друзей и товарищей по адресу – Москва, Маросейка, 12, Федеральная служба налоговой полиции России. В республиканских, краевых и областных органах.

Мой молодой друг Валентин Шмыков в КГБ Карелии был полковником и работал заместителем председателя КГБ Карелии. Сегодня Валентин Александрович Шмыков назначен Президентом Путиным В. В. полномочным представителем в Республике Карелия.

Многие мои коллеги-чекисты из органов КГБ, из МВД и Минобороны создавали и укрепляли новую правоохранительную структуру – Федеральную Службу налоговой полиции России. И как часто бывает – друзья познаются в беде…

Неожиданно мне понадобилась срочная помощь. Звоню по справочнику совершенно незнакомому человеку – начальнику Шуйского межрайонного отдела Управления Федеральной службы налоговой полиции. Встретил как родного и беду мою воспринял как свою…

Так в числе друзей у меня появился еще один замечательный, отзывчивый человек, бывший полковник ракетных войск стратегического назначения Тарасов Владимир Николаевич. В отличие от подавляющего большинства Тарасовых-ткачей, Владимир стал военным. Но как только закончил службу на Байконуре, вернулся на родину своих предков, закончил экономическую академию и стал налоговым полицейским.

Попробую коротко изложить историю рода Тарасовых.

Оба деда Владимира – известные личности. Один дед (по матери) – до революции известный предприниматель и купец, его большой двухэтажный дом и по сей день стоит в Твери. Другой дед (по отцу) был первым председателем Совета и первым красным директором ивановских ткачей.

Наверное, половина жителей Иваново и Шуи – родственники Тарасовых: бабки, тетки, дядьки, братья, сестры, племянники, дети, внуки. У каждого своя красивая биография: они создавали первые Советы с Фрунзе, воевали в дивизии Чапаева, а позже защищали старые дореволюционные традиции, создавали новые советские ткани, преумножая всемирную славу ивановского текстиля!

Но с 1991 года начали останавливаться ткацкие станки…

Спасибо господину Ельцину: Иваново теперь мертвый город.

– С кого же мне брать налоги в казну?! – в отчаянии спрашивал внук красного ткацкого директора. – С безработных? Голодных и нищих?

Зря учился, – невостребованным оказался Тарасов в налоговой полиции Иваново. Написал рапорт. На пенсию… Вместе с Ельциным.

Но спокойной жизни пенсионер Тарасов так и не отведал.

Во главе с Олегом Лавровым при активном участии Ивана Перебейносова, Александра Силкина, Константина Голобородова, Владимира Воротникова и других мы создали Фонд ветеранов спецподразделений (защита Конституционного строя и борьба с терроризмом), куда вовлекли и Владимира Тарасова…

Я благодарен судьбе, что почти 35 лет честно, как мне кажется, учился и работал под началом таких чекистских руководителей, как генералы Ю. В. Андропов, В. М. Чебриков, В. Г. Шевченко, Ф. Д. Бобков, К. М. Обухов, В. А. Заровский, М. А. Юзбашян, С. В. Толкунов, С. Н. Алмазов, Ю. В. Чичелов, В. Н. Карелин, Сомик К. В. Все они профессионалы органов госбезопасности, мастера высшего класса! Их жизнь – легенда…

Я преклоняюсь перед ветеранами войны, руководителями КГБ Андроповым и Чебриковым. Под началом Виктора Михайловича Чебрикова я работал с 1967 года, когда он пришел в КГБ СССР начальником Управления кадров. Двенадцать (!) лет он был заместителем, а с 1982-го по 1988 год Председателем КГБ СССР. О скромности Чебрикова говорит и следующий факт: многие из нас не ведали, что комбат Чебриков является героем Корсунь-Шевченковской битвы и Почетным гражданином этого города. Да и откуда было знать, если Чебриков всегда ходил в гражданском костюме, не одевал орденов и уж вовсе не хвалился своими подвигами… В 1999 году он ушел из жизни.

Наверное, все, кто работал под началом Андропова и Чебрикова, скажут о них только добрые слова. Это мудрые политики и прекрасные организаторы. Фронтовики, награжденные многими высшими боевыми орденами, всегда просты в общении с молодыми чекистами. Они были в полном смысле нашими духовными наставниками.

Почти 35 лет жизни я отдал КГБ и не жалею об этом. Я пережил десять руководителей КГБ-МСБ-МБ-ФСК-ФСБ.

Когда меня уволили, не скажу, что уходил я с хорошим настроением, но чувство удовлетворения было – что-то и я сделал в жизни. Несмотря на ельцинский вандализм и крушение идеалов, я по-прежнему остаюсь человеком-коллективистом. В отличие от разрушителей, коммунистов-перевертышей и «демократов», мне не в чем упрекнуть себя. Я всегда соизмерял свои поступки с интересами общества и только потом думал о личном.

С приходом на работу в КГБ Карелии и появившейся возможностью доступа к архивам я невольно стал «первооткрывателем» закрытой доселе темы – в печати появились мои очерки о деятельности погибших чекистов в разные годы, особенно в войну, они десятилетиями числились «пропавшими без вести». По оперативным соображениям в течение длительного времени органы госбезопасности не могли, не имели права раскрывать «как это было».

Так спустя полвека родная сестра узнала, что ее брат, бывший гимназист, 18-летний Вячеслав Тервинский, первый комиссар Карелии и начальник контрразведки Олонецкого ГубЧК, попал в засаду и был зверски замучен белогвардейцами… Мой первый очерк вызвал неожиданный резонанс, – Тервинскому был поставлен памятник.

Позднее появились мои книги – «Ухожу на задание» и «Не пропавшие без вести».

Вот один из героев. В 1941 году лесоруб поселка Деревянного, финн Бруно Вальюс, уйдет добровольцем в спецотряд и станет чекистом-разведчиком (спустя два десятилетия из этого же поселка Андрей Николаев уйдет в летное училище и станет космонавтом-4). Бруно Вальюс 15 раз успешно переходил линию фронта, проникал в оккупированный финнами Петрозаводск, выполнял задания… С шестнадцатого задания не вернулся. Он как будто чувствовал, что погибнет, и, уходя, оставил письмо потомкам. Оно мне напоминает аналогичное письмо известного разведчика Николая Кузнецова: «Я люблю жизнь, я еще молод, но если для Родины потребуется моя жизнь, я отдам ее за свет в дорогих мне окнах».

Письмо Бруно Вальюса:

«Дорогие мои! Это письмо я пишу накануне длительной командировки… Не скрою, мне будет тяжело… Думаю, вы поймете меня… Сейчас война. В такое время особенно остро чувствуешь, как много в жизни ты не сделал, как много проглядел, в чем ошибался, сколько прекрасного не заметил… Я никогда не умел ни говорить, ни писать сентиментальные слова. И не время для этого. Все подчинила железная рука войны. Трудно сейчас жить… Было бы смешно и глупо говорить в утешение что-нибудь другое, кроме этих коротеньких слов: – Подождите до Победы!

Ожидание – большое искусство. Ждать – это прежде всего сильно и неизменно любить, уметь хранить это чувство для самой счастливой минуты, не расплескать, не раздать его по мелочам, по капле. Ждать – значит верить в Победу нашего дела, в Победу над фашистской сволочью и, наконец, чем-то конкретным приблизить Победу, день нашей встречи… Но если моя командировка затянется… не вычеркивайте меня из вашей памяти…»

Он погиб в 22 года, не изведав счастья Победы, счастья встречи с любимой. Еще через 25 лет я нашел Ее и передал Ей это письмо…

А вот письмо 1975 года из села Малые Клещи Житомирской области от Тимофея Ивановича Степанчука. Его невозможно читать без волнения:

Почти четверть века я посвятил сбору данных о «без вести пропавших».

Жизнь продолжается! А я все думаю о том, чтобы все, кто не пришел с войны, «не пропали без вести». Есть и такие, о которых нет вестей – ни в архивах, ни в воспоминаниях. Надо найти их! Разыскать места их гибели, поставить им памятники и обелиски! На нашей Земле, так обильно политой кровью, не должно быть безымянных могил…

Жизнь умирает, когда заканчивается борьба. А она не закончена. Борьба идет. Непримиримая, жестокая, повседневная…

Жизнь продолжается!

Незадолго до своей кончины тяжело больной Юрий Владимирович Андропов написал свои последние стихи:

Да, все мы смертны, хоть не по нутру

Мне эта истина – страшней которой нету,

Что в час положенный и я, как все, умру,

И память обо мне сотрет седая Лета.

Мы бренны в этом мире, под луной,

Жизнь только миг, небытие – навеки.

Кружится во Вселенной шар земной,

Живут и исчезают Человеки.

Но сущее, рожденное во мгле,

Неистребимо на пути к рассвету.

Иные поколенья на Земле

Несут все дальше жизни эстафету.

Это его Реквием… Это Реквием всем чекистам…

Прощай, КГБ!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.