Черные скалы Адена

Черные скалы Адена

Социалистический эксперимент в Южном Йемене — это еще одна неудавшаяся и печальная попытка быстрого переустройства отсталого общества без учета реальной обстановки.

Те, кто боролся за освобождение страны от английской колониальной зависимости — значительная часть интеллигенции и офицерства, — с готовностью восприняли социалистические идеи и искренне считали социалистический путь предпочтительным для осуществления прорыва из средневековья в цивилизованное общество.

Было на кого и опереться. Советский Союз помогал, как мог: посылал специалистов по всем отраслям хозяйства и на поиски нефти, оказывал Южному Йемену внешнеполитическую поддержку, вооружал армию, готовил кадры и даже построил в Адене высшую партийную школу. На устойчивой основе развивалось сотрудничество и между КГБ СССР и южно-йеменскими органами безопасности. Мы, в частности, помогли построить в Адене небольшой учебный центр, и я во главе делегации КГБ ездил в январе 1988 года на его открытие. Это была моя вторая поездка в Южный Йемен.

Южно-йеменские руководители верили, что строительство социализма в их стране даст в короткие исторические сроки нужный результат, но время шло, а положение не улучшалось. К тому же отношения с соседями становились то напряженными, а то и прямо враждебными, да и в самом южно-йеменском руководстве постоянно возникали разногласия. Все время шла клановая борьба. Кланы формировались и по территориальному признаку, и по политическим симпатиям, и каждая группировка хотела убедить советское руководство, что именно ее члены и есть самые правоверные марксисты. Соперничество перерастало во вражду, и в 1986 году разразилась катастрофа. Сторонники генерального секретаря Йеменской социалистической партии Али Насера Мухаммеда устроили кровавую бойню — расстреляли в упор своих противников, заманив их 13 января на совещание в зал заседаний политбюро. А потом многочисленные сторонники расстрелянных, одержав верх, добивали, где придется, сторонников Али Насера Мухаммеда. Это смертоубийство окончательно подорвало доверие местного населения и международной общественности к южно-йеменским марксистам, и все облегченно вздохнули, когда на смену враждебности между Северным и Южным Йеменом пришли разумные идеи объединения страны, которое и совершилось мирным путем, с обоюдного согласия, 22 мая 1990 года.

Что же нужно было Южному Йемену для спокойной жизни и продвижения вперед? Наверное, то, в чем нуждаются все подобные страны: сильная центральная власть, соблюдение законов, смешанная экономика, социальная защищенность малообеспеченных слоев населения и уж, во всяком случае, не советская модель построения социализма.

Меня пугали, когда я впервые собирался в Аден, дикой жарой и стопроцентной влажностью. «Это же Сандуновские бани Ближнего Востока!» — так аттестовал Аден один наш сотрудник. А какой-то англичанин в своих заметках о Южном Йемене назвал его последней ступенью на пути в ад. Мне повезло: я был в Южном Йемене в самые холодные месяцы в декабре и в январе. Но жара тем не менее стояла сильная. Я спросил нашего представителя, что же здесь делается в августе. Немного подумав, он ответил: «Соберешься после работы зайти по пути из посольства в кооператив, купить чего-нибудь к обеду, пройдешь двести метров под солнцем, а когда придешь в магазин, уже не помнишь, что собирался купить!»

Главная достопримечательность Адена — черные скалы, лишенные всякой растительности, между которыми расположена столица. Густонаселенные районы города разделены скалами, пустырями и свалками. Одну свалку южно-йеменские остряки назвали «Голанские высоты» (поскольку мусор свален отдельными кучами), а другую—«Париж» (там под покровом ночи собираются влюбленные пары). Нашу делегацию оба раза размещали вдали от этих мест, на вершине горы Маашек, в наиболее чистом и благоустроенном районе. Здесь и воздух другой, и толчеи и шума нет, а внизу плещется теплое море, на которое без конца хочется смотреть.

Море — единственное место в Адене, куда все время тянет и где можно испытать минуты блаженства и отдохновения. Купались мы ежедневно рано утром, до начала рабочего дня, на так называемом президентском пляже (иногда его называли еще пляжем для членов политбюро). Это просто маленький кусочек берега и моря, огороженный ржавой безобразной сеткой от акул, там можно бултыхаться в очень теплой (+28 °C) и соленой воде, не опасаясь быть съеденным хищниками Аденского залива.

Переговоры южно-йеменские чекисты (наши партнеры гордо именовали себя чекистами) вели зачастую напористо, особенно когда надо было выколачивать из нас разного рода материально-техническую помощь. «Раз мы в одной лодке (любимый аргумент союзников-арабов), то вы должны нам помогать». Давали мы, конечно, минимум, в основном оперативную технику, и учили йеменцев бесплатно на наших краткосрочных курсах. Каких-то крупных затрат не делали и старались ничего не обещать, так как, с одной стороны, понимали бессмысленность больших расходов, а с другой — у нас просто не было значительных средств на оказание помощи. А южно-йеменские партнеры иногда проявляли неумеренные аппетиты. В последние годы они настойчиво просили построить им здание Министерства госбезопасности в Адене, здания для службы безопасности во всех провинциальных центрах и даже… тюрьму. Кстати говоря, не одни они просили нас оказать помощь в строительстве тюрем. В подобных случаях приходилось язвительно замечать, что мы приехали совсем не с целью обсуждать вопросы тюремного строительства.

Однако такого напористого стиля придерживались далеко не все собеседники. Некоторые южно-йеменские руководители органов безопасности были опытными и трезво мыслящими политиками и свои вопросы ставили тактично, со знанием дела, в рамках, как теперь стало модным говорить, разумной достаточности.

Очень благоприятное впечатление на меня всегда производил председатель КГБ, а затем министр внутренних дел Салех Мунассер Сейили. Как и большинство южно-йеменских руководителей, был он выходцем из небогатой крестьянской семьи и, как и все остальные, не имел возможности получить даже среднего образования. Ум у него был природный, беседы он вел очень тактично, задавал много вопросов по существу и с большим вниманием выслушивал ответы. Во время бесед и переговоров он часто ссылался на высказывания Андропова по различным поводам.

Много внимания работе с нашими делегациями на первом этапе сотрудничества уделял заместитель председателя КГБ и начальник разведки Фархан — один из ближайших соратников и друзей генерального секретаря ЦК Йеменской социалистической партии Али Насера Мухаммеда. Не раз мы с ним встречались и в Москве. Это был решительный и напористый человек, готовый на любые авантюры и постоянно вынашивавший множество различных проектов, по большей части неосуществимых. Любимой его поговоркой, им самим придуманной, была такая: «Мы умрем стоя и здоровыми». Шутка оказалась пророческой. Фархан (его настоящее имя Омар Хуссейн Аляуи) принимал участие в организации уничтожения противников Али Насера Мухаммеда, а когда обстановка внезапно изменилась в пользу противников, не успел убежать вместе со своим хозяином. Его судили и расстреляли в 1987 году. Следствие длилось около года, и надо. сказать, что на суде и, в частности, в момент вынесения приговора Фархан держался внешне спокойно.

В первый мой приезд нашу делегацию принял южнойеменский лидер Али Насер Мухаммед. Это было 15 декабря 1982 года. Он собирался в ближайшие дни в некоторые арабские страны, поэтому беседа была довольно продолжительной и касалась положения во всем арабском мире. По всему было видно, что южные йеменцы уже начали уставать от постоянной конфронтации с соседями, и Али Насер Мухаммед нащупывал пути нормализации отношений с остальным арабским миром. На прощание были сделаны памятные фотографии. Таким образом был запечатлен этот эпизод из истории ныне не существующего государства.

Незадолго до того, в сентябре 1982 года, Али Насер Мухаммед нанес визит в Советский Союз, где у него состоялись переговоры с Брежневым, Громыко, Черненко, Пономаревым и другими деятелями.

Вспоминая визит Али Насера Мухаммеда, невольно задумываешься о необыкновенной скоротечности событий в наш век. Одни государства прекратили свое существование, другие появились на свет Божий, ушли навсегда в прошлое пышные церемонии приема иностранных гостей в Москве, утратили силу многочисленные договоры о дружбе и сотрудничестве, исчезли из отечественного лексикона привычные штампы и клише, нет уже в живых когда-то прославлявшихся государственных деятелей, теперь их активно забывают. Но вот что привлекает внимание.

Во время переговоров с делегацией НДРЙ в речи Брежнева 15 сентября 1982 года были сформулированы шесть принципов достижения справедливого и прочного мира на Ближнем Востоке:

— во-первых, арабам должны быть возвращены все оккупированные Израилем с 1967 года территории;

— во-вторых, арабский народ Палестины должен иметь право на самоопределение и создание собственного независимого государства;

— в-третьих, восточная часть Иерусалима должна быть возвращена арабам, и верующим во всем Иерусалиме должна быть обеспечена свобода доступа ко всем святыням трех религий;

— в-четвертых, все государства этого района должны иметь право на безопасное и независимое существование;

— в-пятых, должно быть прекращено состояние войны и должен быть установлен мир между Израилем и арабскими государствами;

— в-шестых, должны быть выработаны и приняты по линии ООН международные гарантии урегулирования.

Как ни удивительно, но эти предложенные СССР принципы ничуть не устарели и до сих пор являются насущными, актуальными и жизненно необходимыми. Этим и остался мне памятен визит Али Насера Мухаммеда в Москву.

Бывая в Южном Йемене, я по завершении работы в Адене каждый раз имел возможность совершить поездку по стране, что всегда воспринималось как щедрое вознаграждение за работу в столице, за изнурительные переговоры, когда временами между сторонами возникала стена полного непонимания.

Из поездок по Южному Йемену больше всего запомнилась поездка в провинцию Хадрамаут, в которой нас сопровождал Фархан. Поездка в Хадрамаут — это путешествие вглубь веков, в арабское средневековье. Житница Южного Йемена, Хадрамаут представляет собой довольно длинную и узкую долину, посреди которой расположены города и поселки. Три самых больших города — Сейун, Шибам и Тарим. Цивилизация мало коснулась этих мест. Так же, как и многие века назад, возделывают свою землю крестьяне, так же неспешно орудуют в своих мастерских ремесленники. По пустыне преисполненные чувства собственного достоинства бродят верблюды. Немногочисленные автомобили, электричество и телевизор еще не успели нарушить покой этой земли, переменить нравы и обычаи. Здесь раздолье для этнографов и историков. Хотя подозреваю, что не последнюю трудность составляет для них найти людей, которые интересуются собственной историей.

Самое удивительное и даже поразительное зрелище являют собой дома в Шибаме, которые насчитывают восемь, десять, двенадцать, а иногда и семнадцать этажей. Если смотреть издали, кажется, что перед тобой центральная часть Нью-Йорка, вблизи же — это многоэтажные хижины с окнами без стекла, сделанные из прочной смеси местной глины с соломой. Эти города по решению ЮНЕСКО занесены в список выдающихся памятников архитектуры. Не будучи специалистом, трудно даже представить, как ухитрились люди построить такие небоскребы и что они вообще стоят уже несколько веков.

Глядя на эти творения рук человеческих, я все время терзался мыслью о крайней мимолетности впечатлений от всего увиденного, хотелось остаться здесь подольше, вглядеться в это чудо, понять, как и чем живут люди, о чем думают, что знают о внешнем мире. Но сопровождавших нас местных коллег все это совершенно не интересовало, и мы мчались все дальше и дальше: ведь программы всех на свете визитов составлены так, что делегации всюду опаздывают и постоянно приходится догонять время.

И вот еще одна неожиданность. На подъезде к Тариму перед нами вдруг выросла стройная белая мечеть в тринадцать этажей. От нее невозможно было оторвать глаз, казалось, она куда-то плывет в ясном голубом небе. Если долго смотреть на эту плывущую башню, обязательно закружится голова. При прощании местные власти Хадрамаута преподнесли мне макет этой мечети в раме под стеклом — произведение местного умельца, и с тех пор эта рельефная картина украшает мой дом. Все приходящие обязательно спрашивают, что это такое, и я с большим удовольствием рассказываю, где и как перед нашими глазами возник этот архитектурный шедевр. Мечеть называется аль-Мохдар.

Из многочисленных встреч на дорогах Южного Йемена, посещений достопримечательных мест в разных провинциях отложилось в памяти и пребывание на сельскохозяйственном предприятии в провинции Абьян, специализирующемся на выращивании бананов и различных овощей.

Директор этого государственного хозяйства имени 7-го Октября Адель Кадер Абдель Гани, молодой, красивый, высокий по местным масштабам йеменец, свободно говорит по-русски. Образование — сельскохозяйственный институт в Ташкенте, где он познакомился со своей будущей женой Наташей, также учившейся в Ташкенте в медицинском училище, но приехавшей туда из Якутии. У молодой пары сын Надир. Больше всего в этом браке меня поразила разница в градусах, при которых выросли муж и жена. «Если в Якутии сейчас градусов 60 мороза, — думал я, — а здесь около 40 выше нуля, то разница будет в сто градусов. Бывают же такие разноградусные браки!»

Дружеские встречи в разных местных клубах и домах для гостей часто заканчивались пением «Катюши» и «Подмосковных вечеров». Эти песни через йеменских студентов, учившихся у нас, дошли до южного побережья Аравийского полуострова. Хотелось бы, чтобы их там не забыли. Это все-таки визитные карточки советского песенного творчества.

Наше декабрьское 1982 года пребывание в Адене закончилось большим приемом в каком-то эстрадном театре под открытым небом. После посиделок состоялся концерт национальной фольклорной группы. Южно-йеменское руководство было представлено членом политбюро Йеменской социалистической партии, министром обороны Салехом Муслихом Касемом и членом политбюро, председателем комиссии партийного контроля Али Шайи Хади. С ними мы и сфотографировались в обнимку…

А на фотографиях Адена образца 1988 года видны развешанные повсюду портреты четырех «великомучеников», погибших в 1986 году. Двое из них мои соседи по упомянутой фотографии, а двое других — Абдель Фаттах Исмаил, бывший генеральный секретарь ЙСП, и Али Ахмад Насер Антар, бывший министр обороны. Рядом с этими портретами — изображение часов, указывающих время, когда раздались выстрелы в зале заседаний политбюро.

И теперь черные скалы Адена уже кажутся символом траура по погибшим людям, и разобраться в том, во имя чего они погибли, за какую идею, видимо, никому не дано. Во всяком случае, эта бойня еще раз показала всему миру полную бессмысленность устранения политических противников силой оружия.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.