«Поздравляю — сын!»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Поздравляю — сын!»

Гриша Дроботенко, младший лейтенант, должен на 5 месяцев уехать в Киев на какие-то курсы, чтобы получить следующий чин лейтенанта. Жена и дети остаются у нас в Бессарабии. Паша, его жена, беременна. Родит в его отсутствии. Я удивляюсь: одна, среди чужих людей, на чужбине? Отчего бы не поехать на Полтавщину, к матери?

— Ах, тут так хорошо! Разве можно сравнить? Всего вдоволь. Дети так хорошо развиваются.

Гриша отводит меня в сторону. Он немного смущен.

— Евфросиния Антоновна! Я на вас надеюсь: вы уж присмотрите за ребятишками и Пашей! Ведь, кроме вас, у нее никого нет.

Приближается срок родов. Паша не хочет в роддом:

— Я сама фельдшер. Я вам буду говорить, как и что, вы и примете роды.

С большим трудом удается ее уломать, и то в последнюю минуту: схватки уже начались. Я хочу бежать за извозчиком — балагуллой, но Паша боится: за извозчиком надо спускаться вниз, в город, до самой больницы, а затем кружным путем на гору.

— Идем пешком, напрямик. Я дойду!

Идем. Крутая тропинка бежит вдоль оврага. Спуск все круче и круче. Паша сразу осунулась, побледнела… Она то висит на моей руке, то, отталкивая меня, цепляется за забор или за дерево.

Вот мы и в городе. Ох как далеко до больницы! Это мне далеко, а ей? Кварталах в двух от больницы Паша чуть не падает. По лицу течет пот, она кусает губы, скрипит зубами… Наконец опускается на тротуар. Я перекидываю ее правую руку за свою шею, подымаю ее, держа левой рукой за талию, почти несу. Она едва перебирает ногами, спотыкаясь на каждом шагу. Какая-то женщина подхватывает ее с другой стороны, и кто-то бежит в больницу за носилками.

Наконец мы в приемном покое. Сдаю Пашу акушерке и со всех ног бегу назад: я не успела никому поручить ребятишек. Часа через три, устроив детей под присмотром Алисы, спешу в больницу. В приемный покой не пускают: «мертвый час». Вызываю к окошку дежурную и спрашиваю, как там Прасковья Ивановна Светличная? И слышу с удивлением:

— Все в порядке, папаша! Сын! Поздравляю — сын!

Я коротко стриженная, в бриджах и косоворотке. Папаша? Нет уж, извините, я тут ни при чем!

Торжественная процессия. Кажется, уже на пятый день забираю я Пашу с новорожденным домой. Ей не терпится — дома дети. Это было на Страстной неделе, во вторник. На сей раз едем на балагулле. Я купила для малыша «конверт» со всем детским приданым и очень удивилась тому, что Паша никогда не видела конверта — оказывается, советские женщины пользуются одеялом, в которое кутают ребенка!

Наша процессия представляла собой впечатляющее зрелище. Впереди я с новорожденным на руках (ну чем не папа?), за мной Паша с обоими скачущими от восторга малышами.

Из Киева возвращался лейтенант Дроботенко. Раньше, чем предполагалось. Я очень удивилась тому, что возвращение мужа вовсе не обрадовало Пашу. Напротив, она была явно огорчена.

— Муж возвращается — вам бы радоваться, а вы…

— Чему тут радоваться? После родов едва неделя прошла. А мужчина… Разве он это понимает?! Ему-то что? Давай да и только.

Признаться, я была просто огорошена!

Впоследствии я неоднократно слышала подобные жалобы от советских женщин, и тогда приходилось признать, что есть и практический смысл у некоторых религиозных обрядов.

Кто сможет доказать мужчине, что женщина после родов для него «запретный плод»? А так он знает (равно как знает это и его жена), что женщина после родов в течение сорока дней для него — табу. И это вплоть до того, как она на 40-й день, впервые после родов идет с ребенком в церковь — принять молитву. Давно известно, что подчиниться закону механически легче, чем сознательно обуздать себя! Отсюда — несомненная польза обряда!

Боюсь, однако, что это была не единственная причина беспокойства Паши. Должно быть, она думала, что неспроста лейтенанта досрочно отозвали в его часть!

Шел 1941 год. И неумолимо приближался июнь месяц.