Мы должны расстаться с мамой
Мы должны расстаться с мамой
На этот раз решение — единственное разумное решение за многие грядущие годы — было принято, и я начала подыскивать попутчиков, с которыми можно было бы отправить маму в Румынию. Деньги ей на дорогу я заработала. И даже с избытком. Случай подвернулся скоро: в Румынию уезжал пожилой священник с матушкой. В их одноконной бричке было место и для мамы.
Мне и сейчас больно вспоминать, с каким отчаянием, с какими слезами умоляла мама не разлучаться!
— Нет, нет! Без тебя я не уеду! Или ты со мной, или я с тобой! Ты — последнее, что у меня осталось, ты — мое «все»; без тебя я жить не могу, я умру с горя! Нет, ни за что!
И она цеплялась за меня руками, прижималась к моей груди и не отпускала меня ни на шаг…
Может быть, я действительно была жестока и все те испытания, которые в течение долгих лет валились на меня, как из рога изобилия, были справедливым наказанием за то, что я не послушалась голоса сердца и не выполнила волю отца? «Единственное, что я завещаю тебе особо, — это мать. Не покидай ее на старости лет! Пусть она никогда не чувствует одиночества, и мое благословение никогда не покинет тебя!»
Если бы я нашла слова, чтобы выразить, что я чувствовала, когда она рыдала на моей груди, заклинала меня, а я знала, что не могу выполнить ее просьбы, наверное, бумага, на которой я пишу, обуглилась бы, как от огня!
Целую неделю длилась эта борьба. Целую неделю, от среды до среды, мама всеми силами своей души пыталась меня переубедить. Даже ночью она прижимала меня к себе и вздрагивала, пугаясь, что меня с нею нет.
Излишне и говорить, что на работу я не ходила. К счастью, и попик задержался на неделю.
Нет, я не думала, что мы расстаемся навсегда! Даже не думала, что это надолго… Я была уверена, что мне не потребуется много времени, чтобы заслужить добрую славу, затем уважение, потом доверие и, наконец, полное признание: я буду полноправным полезным гражданином своей страны. И тогда я выпишу маму к себе, окружу ее любовью и заботой. Она будет гордиться своей дочерью! Тогда она поймет, что эта временная разлука была необходима. Ведь люди всякие бывают, и ошибки иногда повторяются. Я твердо верю, что правда всегда побеждает, но порой приходится вести упорную борьбу, сносить удары судьбы, испытывать боль, переносить лишения…
— Ведь пойми, мама, в борьбе ты мне можешь только мешать. Удар может рикошетом причинить и тебе боль! Ты не привыкла переносить лишения, и мысль о том, что ты по моей вине страдаешь, может лишить меня мужества. А мне нужны будут все мои силы, все мужество!
Но все эти аргументы не могли заставить замолчать сердце матери.
— Не покидай меня! Едем вместе в Румынию! Тебя там скорее оценят! Ты на любом поприще добьешься признания: ты умна, талантлива, настойчива и — это главное — всегда и во всем добросовестна! Ты никогда не обманешь доверия! И я буду гордиться тобой, и ты будешь рядом! А там, вдали от тебя, я с ума сойду от тревоги, от горя. Я чувствую, тут слишком много темных сил, тут всюду ложь.
Ложь — страшное оружие. Я это узнала на горьком опыте. Но для этого мне понадобились годы и годы. Кто знает, постигла ли я и сегодня всю глубину бездонной пропасти, из которой ложь протягивает свои цепкие щупальца и увлекает всех, кого ей удается захватить, в душную, зловонную атмосферу, в которой задыхается все живое?
Сердце матери — вещун. Все мои аргументы, по существу, стояли на кривых ножках. Только я упорно не желала видеть, что малейшего толчка или даже просто дуновения ветерка было бы достаточно, чтобы они опрокинулись, как карточные домики.
А ведь впереди были и ураганы, и землетрясения! Рухнули, рассыпались прахом целые страны, образовались непреодолимые горы и пропасти. Судьбы не то что людей, но и народов разметало, как сухие листья в бурю!
Но человек — ничтожнейшее из творений природы, — лишенный даже здоровых инстинктов, воображает, что будущее принадлежит ему: «L’avenir est ? moi!» — «Non, Sire! L’avenir n’est ? personne; l’avenir est ? Dieu. Chaque fois, que l’heure sonne, tout ici-bas nous dit adieu»[25].
Сколько раз мама цитировала эти слова Виктора Гюго! Будущее принадлежит не нам, а Богу. По Его воле наступает час разлуки.
Наступил он и для нас, но лишь после того как я пустила в ход последний аргумент:
— Там ты сможешь что-нибудь узнать о сыне… Может быть, даже увидеть его!
Увы, у меня было очень мало на это надежды! Последнее письмо было от 14 февраля 1940 года. Несмотря на слабое здоровье и на то, что он даже не был французским подданным, он был призван в армию: «Грустно и несправедливо умирать на чужой земле и за эту чужую землю, когда я так хотел быть полезным моей родине!»
Три месяца не было от него вестей. Затем пришло извещение о смерти: «Погиб в боях под Даммартеном, в 50 километрах севернее Парижа». А через неделю другое: «Пропал без вести».
Ни того, ни другого извещения я маме не показала. Пыталась уточнить его судьбу, но 1 июня вступила в войну Италия. Связь прервалась.
Это еще один, и притом очень тяжелый, камень на моей совести.
Может, надежда отыскать своего сына примирила маму с мыслью о разлуке с дочерью? Но, так или иначе, она согласилась…
Может, я должна была проводить ее до самой границы? Нет! Затянувшееся расставание — двойное страдание. А мама — женщина энергичная, находчивая. Когда ей надо будет рассчитывать только на себя, она найдет в себе силы! У нее сильная и чистая душа; у таких всегда найдутся внутренние ресурсы. Это как стальная пружина, которая сгибается только для того, чтобы сильнее распрямиться.
Мама! Я верила в тебя.
И ты не обманула моего доверия: в течение двадцати лет ты его оправдывала!