Глава 17 Могила на далеком юге

Глава 17

Могила на далеком юге

В обдуваемом ледяными ветрами пустынном уединении Кергелена находится самая южная могила немецкого солдата.

Зимой она сковывается сверкающим голубым льдом, летом — окутывается туманами и поливается дождями. Установленный на ней крест увековечивает память первого покинувшего нас члена команды — старшего матроса Германа. Этот человек оставил дома жену и детей, которых надо было кормить. За день до Рождества он «пал за фюрера».

Накануне рокового Рождества Герман занимался дымовой трубой. Он раскачивался у ее края в импровизированной канатной люльке, наверняка думая о предстоящих праздниках, вспоминая о доме. Он был очень молод, а жизнь так прекрасна… На его долю выпал один шанс из тысячи: канат, на котором он висел, попал в струю выхлопных газов дизеля, который как раз в эту минуту запустили для проверки. Потребовалась секунда, чтобы канат лопнул и юноша полетел вниз.

Трагедия произвела на всех нас удручающее впечатление. Друзья любили его, считали хорошим товарищем. Для остальных же он был одним из многих, одним из 347 членов команды, каждый из которых, конечно, обладает определенными достоинствами и недостатками, но в целом ничем не выделяется из общей массы. Только смерть сделала его из серой личности самой важной персоной на корабле, сполна наделила достоинством, величием, которого он был лишен при жизни. Он стал фигурой, прикоснувшейся к вечной тайне и достойной любых почестей.

Мы организовали из его ближайших товарищей похоронную команду. Соорудили массивный дубовый крест, с почетом проводили покойного на берег, где ему предстояло навеки остаться в печальном одиночестве. Теперь его друзьями стали мороз, туман и ледяной ветер. Командир, одетый в парадную форму и с непокрытой головой, произнес траурную речь. Прозвучал торжественный салют, эхом прокатившийся среди холмов, и неожиданный порыв ветра пошевелил флаг, прикрывавший гроб. И тут меня захлестнуло огромное, всепоглощающее чувство потери. Оно было таким сильным, что, учитывая мое шапочное знакомство с пареньком, показалось неразумным, а грянувшая вслед за салютом «Песня мертвых солдат» обрела особое, очень личное значение. «У меня был товарищ…»

Я стал сентиментальным? Позже я с облегчением узнал, что подобные чувства были свойственны не только мне одному. Мы уже были привычны к зрелищу смерти, но символизм этой одинокой могилы, которую вечно будут посещать только холодные ветра, тронул каждого.

«У меня был товарищ…» Прощальный салют, движения в рядах друзей покойного, укладывающих камни вокруг креста, громкий приказ, и мы снова направились на корабль к его проблемам, которые все еще не были решены и требовали всего нашего внимания.

В первую очередь было необходимо завести «Атлантис» во внутреннюю гавань, и мы почувствовали немалое облегчение, когда это наконец было сделано. В этот раз наш проход был лишен драматизма. Затем нам следовало обезопасить себя на период ремонта от незваных гостей, и в этом отношении Каш оказался воистину незаменимым. Он так точно и аккуратно выполнил свою работу, что мы даже понадеялись на появление британского крейсера. Знай наших!

На переднюю часть скалы перед кораблем была нанесена серия цифр, каждая из которых обозначала квадрат на наших артиллерийских картах. Далее мы навели орудия на скалы, точно рассчитав угол и расстояние. Каш был скрупулезен и дотошен. Ветер, температура, атмосферное давление — все жизненно важные факторы были учтены, а на гребне были расставлены посты артиллеристов и сигнальщиков, имевших специальные приборы, позволяющие немедленно сообщать, в каком квадрате появился противник.

Короче говоря, мы удобно устроились, могли видеть и обстреливать противника, оставаясь незамеченными. В случае начала обстрела противник даже не узнает, откуда летят снаряды. На фоне моря он станет отличной мишенью и непременно будет уничтожен.

Следующая проблема не поддавалась быстрому решению. Как отремонтировать корабль?

Дыра в корпусе имела размеры 2 на 5 метров, и все водолазы сравнивали ее с распахнутыми воротами амбара. При существующих условиях мы ничего не могли с ней поделать, только проверить прочность связей, формирующих «скелет» корабля.

Два члена команды, в мирное время работавшие на стройке, заделывали пробоину в форпике. Их опустили в отсек, куда предварительно погрузили цемент, песок и плитку, передали им большую корзину со съестными припасами, затем люк закрыли и подали внутрь сжатый воздух, чтобы вытеснить воду наружу, сделав место течи сухим и доступным. В течение двух суток эти люди находились в добровольном заточении, ожидая, пока раствор затвердеет и сможет выдерживать напор забортной воды. Работа была сделана на высшем уровне.

Проблемы… море проблем. Интересно, они когда-нибудь кончатся?

Мы отправили под воду людей, снабженных подводными газорезками последней модели, чтобы убрать разорванный зазубренный металл вокруг шахты паравана, но они не работали, и все наши попытки оживить их не дали результата. Это был весьма чувствительный удар. Как иначе можно вырезать эти тяжелые деформированные куски стали?

— Остается одно, — сказал Рогге, — водолазы должны присоединить к ним цепи, а мы будем тянуть с помощью якорных лебедок, пока они не отломаются.

Я не помню работы медленнее и утомительнее. Водолазы проводили целые дни в ледяной воде, вручную просверливая отверстия в пластинах, вставляли в них серьги, к которым цепляли цепи. Потом мы начинали очень медленно наматывать цепи на лебедки, и постепенно металл ломался. К моменту окончания работ эти несчастные люди, которых изначально заподозрили в преувеличении опасности, чтобы затянуть наше пребывание на островах, достигли состояния полного изнеможения — напряжение, переутомление и холод взяли свое.

Для тщательного обследования внутренней части двойного дна у нас имелся инженер, который обожал необычные, а еще лучше — невыполнимые задачи. Ему нравилось, чтобы проблему обрисовывали именно так, поскольку тогда он мог доказать, что для него она вполне выполнима, даже проста, и, таким образом, почувствовать свое превосходство над «палубными офицерами». Кильгорн был круглолицым, весьма практичным баварцем, большим любителем пива и работы, для выполнения которой нужно было вымазаться машинным маслом с головы до пят.

Люк, ведущий к отсекам двойного дна, в это время закрывала куча песка — несколько сотен тонн. В основном мы его убрали, когда занимались облегчением носовой части корабля, но много еще осталось, и его следовало переместить. И снова проклятия измученной команды, и снова тяжелый, изнуряющий труд. Но вот сквозь желтый песок блеснула сталь, а вскоре показалось и кольцо из винтов на крышке люка. Но только отверстие, обеспечивавшее доступ инженера внутрь, допускало туда и море — снаружи давила морская вода. Задачка как раз по сердцу Кильгорну!

— Мы построим кессон над люком, — радостно заявил он, — и тогда обеспечим себе легкий доступ.

В течение двух суток трюм номер 1 стал средоточием таинственной технической деятельности. Мы слышали только шипение паяльных ламп и стук молотков. Каждые несколько часов капитану докладывали об остатке кислорода — он не любил, когда активно расходовался ценный материал. Иначе мы вообще ничего не узнали бы о ходе работ: от нас элементарно отмахивались! Как же! Эксперты трудятся! Но когда нас, наконец, допустили оценить плоды их трудов, мы от восхищения лишились дара речи. Великолепно! Мы увидели красивую новую конструкцию, расположенную в 12 метрах внизу, своеобразную собачью конуру из стали, построенную над отверстием, с точно таким же отверстием на крыше, сложное убежище, оборудованное воздуховодами и телефонной связью. Рядом стоял инженер, рвущийся испробовать все сам. Кильгорн и его спутник, который так сильно шепелявил, что был постоянным объектом насмешек корабельных остряков, залезли внутрь. Как сказал Кильгорн, первым делом они получили возможность лицезреть нескольких рыб, которые приплыли посмотреть, что происходит, и с недоумением взирали на людей. Кильгорн постоянно докладывал по телефону обо всем, что видел.

— Рамы погнуты, килевая пластина обшивки отсутствует, каркас кажется достаточно прочным… — И после паузы последовало оптимистичное заявление: — В общем, все в порядке.

В этом парни оказались правы. Как выяснилось впоследствии, течь не повлияла ни на мореходные качества «Атлантиса», ни на скорость.

В разгар напряженной работы наступило Рождество. Мы постарались на некоторое время забыть о серьезных проблемах, во всяком случае, спрятать их за фасадом веселости. Мы очень старались, но не у всех это хорошо получалось. Во всяком случае, товарищам покинувшего нас Германа было явно не слишком весело.

Фелер, наш организаторский гений, на время отвлекся от своих детонаторов и занялся дизайном и изготовлением рождественских украшений. Он соорудил из метлы елку, в которой роль иголок играли куски канатов и проволоки, для пущего эффекта сбрызнутые зеленой краской. Рогге стал Санта-Клаусом и раздал команде подарки — трофеи, захваченные на потопленных нами судах, — туфли, сигареты, шоколад, карандаши и т. д.

Когда капитан, выглядевший великолепно в парадном одеянии, вышел на палубу, матросы благочестиво запели «Я спустился из райских высот». Это был шок для религиозной чувствительности Рогге, но он понял, что люди руководствовались только лучшими побуждениями. В тот вечер мы ужинали вместе с командой, которая проявила себя с самой лучшей стороны во время нашего похода и которую ожидало впереди еще много трудностей. Наше торжество имело ностальгический оттенок, еще более усилившийся из-за новостей о начавшихся бомбежках дома. Мне особенно запомнилось, как наш сигнальщик Винтер, обычно веселый, заводной человек, душа любой компании, тихо сидел и грустно рассматривал фотографию оставшихся дома детей и жены.

На этой вечеринке мы получили редкую возможность услышать открыто высказываемые мнения команды, из которых стало ясно, что романтических иллюзий, окружавших поход «Атлантиса», изрядно поубавилось. Было очевидно, что большинство резервистов, несмотря на безусловную преданность кораблю и капитану (в этом мы ни минуты не сомневались), были уже сыты по горло. Женатые люди хотели вернуться домой, хотя неженатые были вроде бы не против «пересидеть» войну на Кергелене. Это был вечер откровений и неожиданных открытий, и позже, когда над темными водами разнесся вечерний гимн, я долго размышлял об услышанных откровениях. В конце концов я пришел к выводу, что беспокоиться не о чем. В команде были хорошие надежные ребята. Нас, офицеров, тоже угнетала перспектива войны, теперь грозящей затянуться на неопределенный срок, но дурные предчувствия не мешали нам оставаться преданными делу. Так же обстояли дела и с матросами. Что бы они ни думали о политиках или о роли, которую эти господа предназначили им, они будут продолжать работать в команде. Правда, еще хотелось бы знать, ради чего? Что за причудливый рок повелел людям охотиться и убивать друг друга на океанских просторах, таких огромных, что люди по сравнению с ними кажутся пылинками? Но подобным философствованиям не было места на Кергелене, для этого просто не было времени, надо было справляться с явлением, благодаря которому эти острова получили название «Земля тысячи ветров».

Вахта на мостике была усилена, и в качестве предосторожности мы бросили второй якорь, хотя, несмотря на усиливающуюся ярость ветра, море оставалось относительно спокойным. Палуба была покрыта снегом, звезд не было видно из-за низкой облачности, и, когда свободные от вахты люди начинали петь рождественские песни, их товарищи оставались настороже. Они каждую минуту ожидали сигнала, после которого темноту разорвут вспышки орудий, и наши снаряды полетят в изящный серый корпус вражеского судна (на котором тоже поют рождественские песни).

Интересное Рождество… наводящее на размышления…

Во время нашего пребывания на Кергелене большинство матросов смогли провести на долгожданной земле не более нескольких часов. У людей было так много работы, что о длительной прогулке можно было только мечтать. В этом плане мне и сопровождавшим меня десантным отрядам повезло больше. В горах был обнаружен водопад, и нам было предписано найти способы и средства доставки чистой ледниковой воды на судно. Конгениальное поручение, хотя и предваренное предостережением Рогге:

— Только ради всего святого, Мор, не позволяйте Фелеру использовать для этой цели слишком много динамита!

Доставка воды на корабль оказалась делом непростым. Мы выяснили, что, для того чтобы использовать водопад, придется построить трубопровод длиной 1100 метров, который пройдет по почти отвесному склону, плоскому берегу и над водной поверхностью. Эта проблема была решена путем использования всех труб корабельных систем пожаротушения и перекачки топлива. Через двое суток танки «Атлантиса» были наполнены 1000 тонн самой чистой, холодной и освежающей жидкости, которую нам когда-либо доводилось пить. Операцию пришлось продумать с большой тщательностью, поскольку расстояние было большим, а труб в нашем распоряжении оказалось до обидного мало: в дело пошли все.

На нашу долю — не зря нас считали счастливчиками — выпало много приключений. Чтобы провести разведку местности, находящейся за пределами нашего ограниченного холмами рая, я организовал большую экспедицию. Мы исследовали ручей, текущий между безжизненными скалами и опасными болотами. Для этого нам пришлось совершить великолепную экскурсию, сопровождаемую веселым журчанием горных ручьев, вливающих свои чистые воды в мощные потоки, стремящиеся вниз — к морю. Пейзаж вызвал ностальгические воспоминания о юге Германии.

Притягательная сила гор оказала наиболее сильное влияние на наших баварцев, и, несмотря на мои постоянные напоминания о том, что целью нашей экспедиции являются поиски продовольствия, они продолжали завороженно созерцать окружающие красоты, мечтали о восхождении к сверкающей громаде ледника на горе Росс, возвышающейся над нами почти на 2000 метров. В конце концов я решил пойти на компромисс и предложил им подняться на более доступную (с моей точки зрения) гору. К несчастью, до меня слишком поздно дошло, что я, как ответственный офицер, должен их сопровождать. Наши баварцы оказались сущими горными козлами! Они легко взбирались наверх, цепляясь за едва заметные уступы и трещинки, я же, с большим трудом добравшись до вершины, был полумертвым от усталости. Стоила ли игра свеч? Я задумчиво оглядел раскинувшийся внизу дикий пейзаж — ничего подобного мне больше никогда не приходилось видеть ни раньше, ни впредь. Поверхность равнин казалась отполированной под мерцающими сквозь облака солнечными лучами. Они были совершенно плоскими — сказывалось действие ледников и безжалостного ветра. Я взглянул в сторону якорной стоянки. «Атлантис» казался маленькой детской игрушкой. Унылый пейзаж? Да. Безжизненный? Безусловно. Но тем не менее неизмеримо привлекательный для нас, так долго не видевших земли. Да и неизвестно, когда мы увидим ее в будущем. Короче говоря, мы вдоволь напились из источника духовных радостей и перешли к нуждам телесным, то есть к цели нашей экспедиции. Водой мы себя обеспечили, теперь хотелось бы добавить к ней еды. Но где ее взять? На этой земле не цвели цветы, не было даже деревьев, которые могли бы оживить безрадостную черно-белую гамму ледников и гранита. Животных здесь не было, птиц тоже. Что же делать? Как выяснилось, Кергелен мог предложить нам только одно растение — капусту.

Этот низкорослый, чахлый овощ был частью местной дикорастущей флоры, которую, кроме него, составляли редкие клочья травы и мох. Зато его было много. Мы собрали довольно много капусты, чтобы команда могла попробовать. В сыром виде овощ оказался совсем не плох, но готовить его было невозможно, при нагревании он начинал распространять отвратительный запах, быстро наполнявший все помещения корабля.

В этот период на борту «Атлантиса» оставалось всего несколько пленных. Все время пребывания на островах они оставались в помещении для пленных. Рогге решил, что, если они поймут, где мы находимся и с какой целью, это подвергнет опасности не только нас, но и другие суда ВМФ Германии. Правда, им, как и всем остальным членам команды, дали блюдо из капусты. А поскольку вонь, сопровождавшую приготовление этой местной достопримечательности, скрыть не представлялось возможным, я нередко размышлял, что они думают по этому поводу и имеют ли смысл наши меры безопасности.

Блуждая по острову в поисках еды, мы однажды заметили стайку кроликов, которые каким-то образом, уж не знаю, как объяснят сей феномен географы и натуралисты, сумели выжить в этой безжизненной местности.

Кролики! В первые минуты мы взирали на грызунов с сочувствием и явной симпатией. Но при мысли о жарком из кроличьего мяса у нас потекли слюнки, и, ни минуты не сомневаясь, все открыли огонь. Когда стрельба стихла, мы отправились собирать трупы павших на поле брани. Но их не оказалось! Ни одного! Каким-то чудом всем до единого кролика удалось ускользнуть! Меткие стрелки немецкого военно-морского флота оказались посрамлены и с позором отправились обратно к шлюпкам. Как, должно быть, посмеялся над нашим позорным отходом Братец Кролик, наверняка наблюдавший за нами из укрытия.

Фелеру, однако, повезло больше. Когда в Бремене он принес на борт свое охотничье ружье, мы только подивились его оптимизму, зато теперь ему удалось подстрелить нескольких уток. Это было очень кстати. Дело в том, что мы, конечно, приноровились и стали вполне успешно отстреливать зазевавшихся кроликов, но с тех пор наше меню постоянно состояло из кергеленской капусты и кролика под соусом карри или, в качестве приятного разнообразия, капусты под соусом карри и кролика. Удачной находкой оказалась большая колония мидий, и мы провели много приятных часов, собирая этих изысканных на вкус моллюсков.

Некоторые наши забавы могли показаться ребяческими, да они, наверное, такими и были. Доктор, к примеру, лихо прокатился на морском льве. Мы с удовольствием фотографировали пингвинов, и даже одного поймали, хотя преследовали при этом политические, а не практические цели. Наш капитан распорядился, чтобы офицеры появлялись на мостике только «одетые должным образом». Нравилось нам это или нет, при любых обстоятельствах мы должны были, являясь на вахту, не забывать об аккуратном черном галстуке-бабочке — «клейме» офицера ВМФ Германии. Вот мы и подарили капитану пингвина, украшенного предписанным галстуком, обвивавшим его жирную шею. Рогге поблагодарил за подарок, но намек проигнорировал.

Как-то раз мы решили поэкспериментировать с динамитом, которого было довольно много в заброшенных складах на острове. Мы много часов подряд палили по нему из пистолетов и винтовок, после каждого выстрела прячась за большим валуном, но наша надежда на «большой бух» так и не была воплощена в жизнь.

Опыт пребывания на острове пса Ферри был крайне неудачным и ограничился всего одним случаем, после которого он был бесконечно счастлив снова вернуться на борт. Оказавшись на берегу, маленький скотчтерьер принялся суетливо принюхиваться к незнакомым запахам. Он носился по берегу и выражал свои чувства громким тявканьем. Его эйфория продолжалась не более двух минут. Нарушителя спокойствия атаковала стая чаек, причем с такой яростью, что боцману пришлось срочно выручать малыша и отправлять обратно на борт хозяину.

А тем временем наш гидросамолет тоже был занят делом. Летчики совершали регулярное патрулирование в небе над нашим удаленным убежищем. Они вели наблюдения, имевшие целью не дать противнику застигнуть нас врасплох, а заодно изучали географию острова. В частности, именно воздушная разведка определила, что ледники сползли со склонов горы Росс, а не с горного хребта на юго-западе, как до этого утверждали хуже оснащенные технически исследователи острова. Также всплыло много других неточностей, и мы между делом выполнили новую топографическую съемку местности, которая окажется весьма полезной будущим посетителям острова.

В общем, скучать на острове нам не приходилось, но я был рад, когда ремонт закончился, якоря были подняты и мы осторожно двинулись через злополучный канал в открытый залив. А через несколько часов «Атлантис» уже шел в открытом море. За кормой остался неприветливый берег, укрытый белой крышей облаков. Вскоре он превратится в неясное темное пятно на фоне неба и моря. На этом берегу навечно осталось тело нашего товарища и крест с его именем.

Нас снова ожидала работа. Прошло несколько дней, и мы снова оказались под палящими лучами жаркого тропического солнца. В конце января мы приступили к действиям в районе Сейшельских островов — северо-восточнее Мадагаскара. Мы начали преследование британского сухогруза «Мандасор», который удалось одолеть только с помощью летчиков.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.